Охота на магов: путь к возмездию (СИ) - Росс Элеонора. Страница 74

— Как же давно? Как же делать?.. — он стал забываться, увидев белый порошок на столе. — А сами Вы употребляете? Нескромный вопрос.

— Мне и так жизнь сладка. А ты, — окликнул он товарища его. — Тебе тоже надо вечную молодость? Юнец, а с таким разгильдяем связался.

— Мне… Мне-то! А я сопроводить пришел, — отмахивался он, подойдя к Амери.

Выглядел он забавно: низенький, но худой и до жути смазливый. И не скажешь, какой год живет, из какой семьи вылез. Забавно, ибо Хендерсон и его путник будто из разный планет. Как же их так судьба свела? Подшутила. Болезненный вид Амери усугублялся с каждым его прибытием, и известно, какова цель. Теперь, как тараканы, кишат в мозгу его мысли о наркотиках и роскошных борделях, поедая всю здравость. Даже его «хвост» — путник не имел свою значимость, потому вовсе был вещицей для достижений соблазнов: не будь то выпивка, азарт, распутные девицы, связи на себе тащил огромные — вот, в чем его единственная прелесть.

— Поделитесь именем той девушки, — спросил он, откидываясь в креслах. — Все же, друзей иметь нужно, как-никак.

— Тебе тех не хватает? — снова стал попрекать его товарищ в очках. — Точно бесстыжий, постеснялся бы…

— Замолчи ты. Чего стеснятся-то?..

Спор бы продолжался до самого рассвета. Царь, отлучившись от них, разглядывал купюры, и все же, удостоверившись, толкнул в плечо его путника, показывая пакетик с наркотиками.

— А ты решился быть честным, — обратился он к Амери. — Держите и уходите.

Мужчина покраснел до ушей, когда Грифан вручил ему эту дрянь. Кусая губы, тот повернулся к Хендерсону и, бросив в него, словно разъедающую кожу гадость, получил плату ругательствами. Давненько Царь промышлял торговлю этаких веществ. Зачем же правителю зомбировать свой народ? Наркоманы в своем деле более скрытны и не высовываются наружу, на свет белый, чтоб напугать прохожих, а тайком, в полнейшем одиночестве забавляются, будто на пиру небывалом. В царстве Грифана лягут под кнут пьяницы, принесшие беды, да и выпивка в нем не процветает. Когда непрошенных гостей проводил за ворота стражник, мужчина вышел на полукруглый, крохотный балкон. Опираясь локтями на тонкие черные перила, он, казалось бы, был поглощен сигарой. Пускал струйки дыма в сторону моря, понюхивал ее, и все становилось облегчением.

Была уже полночь. Огни города на соседнем полуострове отражались в черной воде. Вскоре раздался щелчок. Противный скрип резал слух, и из порога выглянул советник. Царь обернулся, махнув рукой, точно хотел сказать: «Докладывай». Знакома ему была вся сущность его непринужденности, и, ни разу не смутившись, остановился рядом с Грифаном:

— Царица и гостья разошлись по покоям, — монотонный голос, ничуть не подавляющийся под эмоциями. — Без происшествий.

Он спросил, ожидая, что наставник его поймет с полуслова. Так и случилось. Воинская честь сплотила их воедино, вся та спешка и немногословие на поле привили им понимание жестов и недоконченных фраз. Царь взглянул на него равнодушно, подправив левой рукой воротник.

— Все, как и предполагалось, — он усмехнулся, склонив голову вниз. — Мы еще не погибли. Видишь корабли? — указал он сигарой на развевающиеся мачты. — Красные. Да ты еще погляди, умудрились себя обозначить.

— Красный флаг с золотыми мечами… На большее охотники способны не были, — советник стоял смирно, утвердительно кивнув.

Особенно ярко горели и мерцали звезды над взбушевавшимся океаном. Высоко взлетал прибой, разбиваясь о каменные глыбы. Шум воды глушил, но внезапно послышались выстрелы, крики с кораблей. Волны качали судна, пути их расходились, чуть было не столкнувшись бортами. Намечался шторм. Тучи сгущались, вселенское небо исчезло, померкнув в сумасшествии. Грохотали камни, сильный ветер валил с ног: устоять было трудно.

— Смотрите! — крикнул советник, махнув рукой в сторону башни. — Свет! Их ждут, Царь.

Волосы сбивались на лице, песок с берега летел в глаза. Порывистые ветры уносили слова, и вот, по небу полетела черная скатерть, разрывавшаяся на куски. Глаза взволнованные, как синие волны. Царь отступил от перил, хрустнув пальцами. Сигара потухла. Звон стекла, топот ног, торопливые голоса перекликались у побережья. Показались развевающиеся юбки, окутавшие силуэт женщин. Каждый уносил в свои домишки то, что сможет. Грифан кивнул в сторону двери, грозно уставившись на советника.

— Заходи, а то ветром унесет, — произнёс, войдя в кабинет.

Большие хрустальные капли дождя били в окна: звук разносился по всему замку. Советник захлопнул за собой дверь, в комнату ввалился порыв холодного ветра. Молча, задумавшись, Грифан бродил вдоль стен, опустив взгляд. Казалось, что в голове его вскипает борьба противоречий, и вдруг, встрепенувшись, точно дрожью ударило, он опустился в кресла.

— Мала вероятность, что охотники доплывут, — ответил колдун на незаданный вопрос, но насупившиеся лицо выдавало все мысли и переживания. — Если и достигнут берега, — короткий взгляд в окно, облитое водой, — то потерпят большие потери. Их корабли разломаются под этим штормом, волны унесут тела глубоко на дно.

На мрачном лице Грифана мелькнула бледная улыбка. Не сказав ни слова и ухмыляясь сообразительности своего советника, он положил ногу на ногу. Черты его еще больше заострились в этом тусклом свете, стали более тяжелыми и резкими.

— Вы останетесь здесь до утра? — поинтересовался Ралдиэль, потирая сырой рукав.

— Не стоило бы… — отвлеченно пробормотал Царь. — Ты можешь уходить.

Впервые не веря, он сомнительно изогнув бровь, и как только получил серьёзный взгляд, кивнул и направился к дверям. Вскоре покой растворился. Грифан оставался в своем мирке и частенько не желал выходить за пределы. В поздние вечера стекались к нему деньги, и, покончив с расплатой, Царь обыкновенно растворялся в беспечности. Подвергло крушению всему покою одно непредвиденное обстоятельство, в скорейшем времени оплетавшееся по языкам прислуги.

Весь замок спал. Заснул тревожным, глубоким сном, и хотелось выкарабкаться из глубин кошмара. Пробил четвертый час ночи, и по звону явился на пороге взволнованный стражник. Словно сердце кололо изнутри адом, тепло разливалось по венам, приводя беднягу в испуг. И слова не мог вымолвить. Нестриженная челка лезла на глаза; взгляд рассеянно пробежался по правителю, спящему на диване. Брови хмурились, точно проснется тотчас. Сглотнув страх, тут же тихо вымолвил:

— Величество Ваше величественное… — слова спутывались в жуткой суматохе. — Преступление настоящее случилось… Батюшка Вы наш. Уж не ругайтесь потом.

Прикоснуться не смел. Царь поник в сон, и разбудить тяжко. В коридоре послышался скорый шаг нескольких людей, и из дверного проема выглянули головы.

— Что, спит? — спросил один и вскоре получил резкий удар по голове. Развязался спор. Хрипло, негромко вскрикнул один из стражников, довольно высокий, и наклонился над маленьким гномом (как прозвали его в своих кругах), смешно ругаясь и тыкая пальцем в грудь.

— Да вот, спит, — вошел мужчина, в чьих глазах сверкала скорбь и волнение. — Там служанки есть. Не пропадут без нас.

Вдруг Грифан пошевелился, переворачиваясь на другой бок. Хмурые глаза остальных побудили его к борьбе с огнем, и, чуть повысив голос, он вскрикнул:

— Ваше Величество! Беда!

Дело и впрямь оказалось страшным: девушка, отвечавшая за чистоту комнат прислуги, войдя в последнюю дверь и окликнув свою подружку, ответа не услышала. Прильнув к двери, она тихо постучала: грудь тревожно вздымалась, упираясь в преграду. Боязно было врываться. В руках своих работящих и сухих держала плетеную корзинку. «Что ж не открывает-то? — думала она, схватившись за ручку. — То ли дело, что произошло нечто… страшное?» По спине бродил холодок. Выдохнув и обрекая себя на славную развязку, та ступила шаг в глухую темноту. В комнате растворился запах воска, мертвая тишина оглушала. Навязчивые доводы пугали, да так, что сердце замирало, и конечности ослабевали! Протяжные, молящие скрипы раздавались из каждого угла… Тень! Осевший страх спускался по глотке — тяжелый груз, притягивающий ее к полу. Тело бледнело, желтые синяки чудовищными пятнами расцветали на руках. Хотелось прожечь в себе дыру, чтоб уж не чувствовать тихий, сквозной ветерок, и выжечь глаза, ибо увиденное едва ли не выдавило в ней дикого крика. Дрожащие в судороге пальцы ущипнули за щеку, томное, горячее дыхание вывалилось изо рта.