Мой любимый враг (СИ) - Шолохова Елена. Страница 45
Они сидели в бывшем отцовском кабинете на втором этаже. Поднимаясь, я слышал их голоса: взволнованный – мамин, и немного раздраженный – отца. Самое странное, что после всего я обрадовался его приезду. Как-то по-детски наивно, даже глупо.
Хотя отец вроде тоже выразил радость, когда я к ним ввалился нежданно-негаданно.
– О! Димка! Иди сюда, сын, – отец поднялся с кресла, сам направился мне навстречу с распростертыми руками. Обнял от души, похлопав по спине. Потом выпустил и, отступив на шаг, оглядел меня с ног до головы. – Смотрю, ты ещё больше вырос. Выше меня уже стал. Ну что? Как дела, рассказывай. Как в школе?
– Да! Ты же должен быть в школе! Разве нет? У тебя же уроки! – разнервничалась мама.
– Пап, ты насовсем или как?
Он хохотнул, будто услышал шутку.
– Я… – он сделал многозначительную паузу. – Приехал за тобой. Забираю тебя в Питер.
– В смысле? – не понял я.
– В прямом смысле. Завтра вместе с тобой возвращаемся в Питер.
– С чего бы? Ещё так внезапно.
И тут я поймал его взгляд. Он мельком посмотрел на мать, словно спрашивая её: «Ну, подскажи, что ответить?».
Нет, я не хотел в это верить. Даже мысли не мог допустить, что мама провернула всё это молчком, за моей спиной. Она не стала бы. Может, он просто сюда приехал по делу и заодно… Но тут мама выступила:
– Дима, это тебе же на благо. Ты сам говорил, что здесь уровень не тот. Вернёшься в свой лицей. Будешь готовиться к поступлению.
– А меня спросить? Не надо?
– Но что тут спрашивать? Там же все перспективы, а тут… Ну ты же не враг себе. Мы с твоим отцом беспокоимся о твоем будущем. Вообще я не должна была тебя оттуда увозить. Это было так эгоистично с моей стороны. О чем я только думала?
В её словах чувствовались фальшь и наигранность, как и во всей этой ситуации с приездом отца.
– Ну что? – бодро и весело заговорил он. – Пакуй чемоданы, сын, завтра будем уже дома.
– А как же ты? – спросил я мать. – Как ты здесь останешься одна? Ты же говорила, что не сможешь?
– Ой, когда это было! – отмахнулась она с деланой улыбкой. – Почему не смогу? Смогу! Я же не беспомощная, не инвалид. Делами займусь, ты же знаешь, какие у меня грандиозные планы… Ты за меня не переживай, я справлюсь. Буду, конечно, скучать, но скоро приеду в гости. Ты, главное, о себе думай, тебе поступать – вот что важно. А со мной всё будет хорошо.
Ни разу в жизни я не испытывал такого жестокого разочарования в ней. Даже когда она сходила с ума и всех винила в смерти Вадика. Даже когда она в припадке кричала, что лучше бы умер кто угодно, но не он. И еще много всякого ужасного. Но тогда она сломалась, была попросту не в себе, а сейчас действовала обдуманно и тайком: вызвала отца, уговорила его забрать меня как можно скорее. Хотя еще недавно даже говорить о нем не могла, называла отца подлецом и предателем. Да и он вряд ли примчался сюда с радостью. Он ещё раньше дал понять, что в его новой жизни для нас места нет. Ясно, что мать на него надавила угрозами или ещё чем.
Потому-то меня и не оставляло ощущение плохо поставленного спектакля. И от этой лжи и притворства делалось тошно.
Но самое противное, что даже сейчас она продолжала ломать комедию. Сказала бы уж прямо, что всё это из-за Тани. Зачем из меня идиота делать?
– А я с самого начала говорил, что не надо было ему уезжать. Ну да ладно. Теперь…
– Я никуда не поеду, – перебил я его.
Они оба уставились на меня так, будто я сморозил какую-то дикость.
– Что значит – не поеду? Я ради тебя через всю страну, что это за капризы непонятные? Что за детский сад? Ты заканчивай это…
– Дима, ты что такое говоришь? Как это ты не поедешь? Поедешь, конечно. Он поедет! Он это от неожиданности, да, Дима? Ты же сам мечтал вернуться в Питер!
– Тем более! Чего это ты вдруг? – отец, широко улыбаясь, потрепал меня по плечу.
Я не стал с ним спорить. Просто вышел из кабинета и отправился к себе. Не мог их сейчас ни слышать, ни видеть, особенно её.
– Ему просто надо время переварить новость. Сейчас он одумается и еще потом спасибо скажет… – доносился голос матери.
Я закрылся у себя. В висках стучала кровь. Это мешало думать. Не давало сконцентрироваться. Разочарование жгло как едкая горечь.
Я подошёл к окну, уперся руками в раму. Что делать? Как их переубедить? Как вообще с ними разговаривать? Они же никого кроме себя не слышат…
Я отыскал свой старый телефон, вставил симку и набрал номер Тани. Я не собирался рассказывать ей про родителей, просто вдруг так остро захотелось услышать ее голос.
– Привет, – ответила она почти сразу. – Что-то случилось? Что-то не так?
– Всё так. Соскучился…
– Я тоже.
– Как отец?
– Отец ушёл недавно. Со мной не разговаривал. Куда ушел – не знаю. Но боюсь. Все-таки так жаль, что мы не можем просто сбежать. Твой план – это здорово, но… жить с ним в одном городе… Он ведь, если захочет, найдет и меня, и тебя. Хотя бы у школы подкараулит. А если бы мы уехали…
– Хорошо.
– Что? – переспросила Таня.
– Давай уедем.
42
Где-то через час заглянул ко мне отец с таким видом, будто приготовился к серьезному, но малоприятному и неизбежному разговору. Видимо, мама его накрутила и подослала ко мне. Но тут он увидел на кровати распахнутую сумку, в которую я укладывал вещи, и аж в лице переменился. Словно гора с плеч у него спала. Даже повеселел и оживился сразу.
– О, гляжу, ты собираешься уже. Молодец, правильное решение принял. Нечего тебе здесь торчать. Надо строить будущее, а я помогу во всём.
Он фривольно расположился в кресле, закинув ногу на ногу. Похлопал по карманам, извлек зажигалку, но повертел ее в руке и спрятал обратно.
– Не куришь? Молодец. А я всё никак не избавлюсь от этой привычки. Уже сто раз Ксюше обещал. Ну, почти получилось. Тайком только, когда совсем припрет. Когда вот понервничаю. Она и не догадывается.
Я взглянул на него, наверное, с раздражением, потому что он тут же перестроился:
– Понимаю тебя. Всё, о Ксюше больше ни слова. Сегодня. Но вам все равно придется подружиться. Впрочем, я уверен, что вы и так подружитесь.
– Непременно, – ответил я равнодушно.
– Нас сегодня по случаю моего приезда пригласили на прием. К Вяземским. Он сам – судья, а его дочь – хозяйка торгового центра… молл там какой-то, забыл… В общем, ждут нас к семи. Ты-то вряд ли их помнишь, конечно, а вот они хотят посмотреть, какой ты стал. Так что до шести ты тут собирайся, а в начале седьмого выезжаем.
– Я не пойду.
– Ну-у, вот опять двадцать пять. Ну что за капризы, а?
– Мне некогда. У меня остались дела, которые надо закончить до отъезда.
Отец пробубнил что-то под нос, но нехотя согласился.
– Ладно, понимаю. Мы на тебя с этим отъездом свалились как снег на голову. Хорошо, доделывай свои дела.
Наконец он ушёл, оставив после себя дорогой, но въедливый запах туалетной воды, от которого меня уже тошнило. Я распахнул окно пошире, запустив морозный воздух, и продолжил сборы, прикидывая в уме, что нужно взять обязательно. Этот прием у неизвестных мне Вяземских оказался очень кстати. Пока они будут там, мы и уедем.
Затем спустился в холл. Снова вдохнул «Тома Форда»: вещи отца – пальто, кашне, даже перчатки – щедро его источали. Он всегда любил благоухать, но теперь его парфюм казался мне удушливым и горьким. Скорее на воздух! Пока не задохнулся или же сам не пропитался этим запахом насквозь.
Я быстро надел кроссовки, а куртку застегивал уже на ходу.
– Ты куда? – спросила мама, показавшаяся в последний момент.
Я оглянулся. Она стояла на верхней ступени лестницы и смотрела на меня с тревогой, на этот раз неподдельной.
– Прогуляться, – ответил я.
– Дима, ты только недолго, пожалуйста. Вечером идём к Вяземским. Прямо как в старые добрые… – засмеялась она, но поймала мой взгляд, и смех ее оборвался. – Ты на меня за что-то злишься?