Мой любимый враг (СИ) - Шолохова Елена. Страница 46

– Я на тебя никогда не злюсь, – ответил я, в общем-то, честно. Разочарование и злость – разные вещи. Она улыбнулась с явным облегчением.

– Ты у меня – самый лучший и… шапку надень! – бросила она мне в спину.

Мама говорила, что раньше наш дом, точнее, наш коттеджный поселок находился хоть и в черте города, но на отшибе и среди леса. То есть до цивилизации надо было куда-то ехать. С того времени, что нас здесь не было, город порядком разросся, лес вырубили, застроили, и помимо коттеджей появилась какая-никакая инфраструктура: магазины, салоны, стоматология. Вот я и припустил к ближайшему супермаркету – там на входе имелся банкомат.

Первое, что мне сейчас нужно было, это снять с карты всё, что можно. Зная отца, даже не сомневаюсь, что он обязательно найдет способ заблокировать мою карту, когда узнает, что в Питер я не вернусь. И тогда далеко мы с Таней не уедем. Или же другой расклад – будет отслеживать операции по карте, чтобы выяснить, где мы. Так что нам нужна была наличка, как можно больше налички.

Я выгреб весь суточный лимит, досадуя, что не озаботился этим хотя бы вчера. Но и этого хватит на какое-то время. Заодно купил себе новую симку.

Затем снова набрал Таню.

– Я готов. Ты точно всё решила?

– Я-то да! Конечно! Я уже собралась. Но… Дим, ты ведь не шутишь? Просто ты не хотел этого…

– Я передумал. Теперь хочу.

– Значит… когда мы?

– Сегодня вечером. В половине восьмого встречаемся на автовокзале. На междугородные автобусы паспорта не нужны, свои данные ты нигде не оставляешь, так что нас не отследят. Во всяком случае, сразу. Наверное, имеет смысл немного попетлять. Но для начала предлагаю поехать на восток, в Улан-Удэ. Там каждые полтора часа новый рейс. Восемь часов в пути. Ну и в большом городе затеряться легче. Там снимем квартиру, ну и вместе обдумаем, куда двинемся дальше.

– Я так тебя люблю! Ты даже себе не представляешь, как я тебя люблю! – на эмоциях выпалила Таня.

Это ты себе не представляешь, как я тебя люблю, мысленно ответил ей. Но всё это оставил на потом. У нас ещё на это будет время, а сейчас важно было оставаться собранным, просчитывать каждый шаг и ничего не упускать.

– Обязательно оставь письмо своему отцу. И тёте тоже. Неважно, в ссоре вы или нет. Они должны знать, что с нами ничего не случилось, что мы ушли добровольно и сами. Можешь и причину указать. Для ясности.

– Ты тоже оставишь своим?

– Да, конечно. Позвоню, ну или напишу сообщение.

– А где именно встречаемся?

– Там есть зал ожидания. Сам я на автовокзале никогда не был, но в инете сейчас посмотрел расположение. Справа от входа должен быть. Там и встречаемся. В семь тридцать.

– Да, я поняла. Боже, я так волнуюсь. Но по-хорошему. Теперь я верю, что всё у нас получится. И мне впервые за долгое время очень хорошо… даже радостно. Такое, знаешь, волшебное предчувствие, как в детстве, когда ждешь праздник…

Я купил кое-что в дорогу, пока ещё расплачиваясь картой, затем вернулся домой. Родители уже собирались в гости. Точнее, мама. Отец сидел при параде в гостиной, цедил что-то из бокала в ожидании. А из маминой комнаты доносились голоса:

– Ну вот, готово! Сегодня на вечере вы всех затмите.

– Да ну что ты, Лизонька! – кокетливо засмеялась мама.

– У вас такая чудесная кожа. Ни за что не дашь сорок лет.

Мама снова издала смешок, затем с гордостью призналась:

– А мне и не сорок. Мне пятьдесят.

– О! Не верю! Не может быть…

Я незамеченным прошмыгнул к себе. Убрал деньги на дно сумки. Паспорт, зарядку, новую симку и телефон положил, наоборот, поближе.

В начале седьмого от Тани пришло сообщение, что она уже вышла из дома. Слава богу, беспрепятственно. Отец её так и не появился. Письмо ему она оставила. Тётке напишет потом смс.

Через десять минут снова отчиталась:

«Я уже в трамвае. Еду до автовокзала. До встречи!»

«До скорой встречи!», – ответил я.

А вскоре за родителями подъехала машина.

– Дима! Мы уходим! – позвала из холла мама. – Может, всё-таки с нами?

– Да ты тоже скажешь! – заворчал отец. – Я тебя-то еле дождался. И так опаздываем. Пусть готовится к отъезду.

Я спустился к ним, стараясь выглядеть обычно. Но взглянул на маму, которой так безбожно льстила ее стилистка. На ее лицо, ухоженное, конечно, и даже еще красивое, но измученное и больное. И сердце защемило. Когда я ещё её увижу? А вдруг никогда? Я обнял её крепко, прощаясь. И незаметно поцеловал в макушку.

– Ну всё, всё. Едем! Развели тут нежности, – фыркнул отец.

Я прильнул к окну, проводил их взглядом до ворот. Водитель услужливо распахнул перед мамой дверцу. Затем машина тронулась. Вот и всё. Они уехали.

До побега осталось меньше часа.

43

Мне до последнего не верилось, что Димка, мой рассудительный Димка, человек долга и принципов, и правда пошёл на этот шаг. Бросил всё: свою маму, свою замечательную и комфортную жизнь, школу, какие-то перспективы, да не какие-то, а блестящие, чего уж. Бросил ради неизвестности. Хотя нет, ради меня…

От этого у меня кружилась голова и радостно дрожало сердце. Да, несмотря ни на что, я радовалась. Не самому побегу, естественно, а тому, что мы с Димкой будем вместе. А с ним мне ничто не страшно.

Сейчас меня, конечно, изрядно потряхивало от волнения. Я всё боялась не успеть до возвращения отца всё сделать и уйти. Вздрагивала от каждого звука, доносившегося из подъезда. Но, слава богу, он так и не появился. Как ушёл утром, молчаливый и угрюмый, не поднимая глаз, так где-то до сих пор и болтался. Наверное, пил. Что ещё он может делать? На работу ему только завтра.

Честно говоря, моя бы воля – я бы никаких записок ему не писала. Но Дима прав – вдруг отец обратится в полицию. Маловероятно, но всё же… А так хотя бы для полицейских будет доказательство, что я ушла сама, добровольно.

Сначала я хотела оставить ему короткую записку, мол, ухожу с Димой. Навсегда. Нас не ищите. Но неожиданно для себя самой разошлась и в итоге накатала целую простыню:

«Я ухожу. Навсегда. Я не могу так больше. И не хочу. И дело даже не в Димке. То есть не только в нём. А в том, что я никому не нужна, кроме него. Ни тебе, ни тете Вале. И маме была не нужна. Как будто вместе с Аришей я для неё тоже умерла, только она этого не заметила и по мне не горевала. Я просто стала для вас никем, пустым местом. Да, у вас большое горе. Но и у меня горе не меньше. Думаешь, я не тоскую по Арише или по маме? Думаешь, можно забыть то, как я будила маму, а она лежала уже холодная? А я же тогда была совсем еще ребенком.

Ты хоть раз думал о том, что я ела, есть ли у меня одежда на зиму, как мне вообще живется? Никогда! А разве не об этом должны думать родители? А вот Димка думал! Он, а не ты, не мама, не Валя, обо мне заботится и беспокоится! Он – единственный, кому не всё равно, что со мной.

Так что ты не имеешь никакого морального права говорить, что я вас предала. Это вы меня предали. Ты меня предал, попросту забыл, что у тебя есть еще одна дочь. И не имеешь права от меня требовать, чтобы я с Димкой рассталась. Ты для меня за всю жизнь не сделал столько, сколько он за эти полгода.

И если я еще как-то могла терпеть твое равнодушие и даже пьянство, то побои – ни за что и никогда тебе не прощу. Ты зверски избил меня! За что? За то, что мы с Димкой любим друг друга! Димка не виноват в том, что случилось с Аришей. И я ни в чем не виновата. И за других мы расплачиваться не должны. Поэтому мы уезжаем. Не надо нас искать. Мы просто хотим быть вместе и подальше отсюда, от всех вас.

Я бы хотела сказать, что после этих побоев ты мне больше не отец. Но ты давно уже мне не отец. Я лучше буду считать, что мой папа – тот, который катал меня на плечах, заплетал косички в первом классе, придумывал для нас смешные истории. Но это не ты…».

Пока писала, я захлебывалась слезами, вспоминая себя маленькой, сестру, маму, молодого папу, нашу когда-то дружную семью. Просто стало так горько, так обидно, что всё это безвозвратно исчезло, будто никогда ничего и не было.