Настоящая фантастика – 2010 - Олди Генри Лайон. Страница 24
Крокодил сел в углу пустого обеденного помещения, вытер руки влажным полотенцем, входившим в набор, и успел отдать должное местному меню, когда на пороге столовой показался наголо бритый человек с небесно-синим цветом кожи. Крокодил закашлялся.
Человек рассеянно кивнул ему синей башкой, подошел к стене с ячейками и, не пробуя, взял уже знакомое, по-видимому, блюдо. Содержимое тарелки было намертво заморожено, над сухим льдом поднимался пар.
Незнакомец сел в противоположном углу, боком к Крокодилу. Заинтересовавшись, тот наблюдал краем глаза, как синий человек умело колет свою пищу миниатюрным ледорубом, по кусочку подхватывает щипцами и бросает в рот. Столовая наполнилась таким хрустом, будто дорожный каток ездил по куче костей.
Стараясь не пялиться на соседа, Крокодил закончил трапезу. Синий человек отодвинул тарелку, покрытую изморозью, и встал. Прошел совсем близко от столика Крокодила, поглядел искоса — глаза у него было совсем черные.
— Простите, вы тоже мигрант?
Оба произнесли это почти одновременно. Незнакомец смутился. Крокодил засмеялся, немного наигранно.
— Я с Земли, прибыл позавчера, меня зовут Андрей, — выпалил Крокодил, никогда не отличавшийся чрезмерной общительностью.
— Я прибыл пять дней назад, — сказал синий человек, через силу улыбнулся, и обнаружилось, что зубы у него фарфорово-голубые. — Я с Лоа…
— Почему вы эмигрировали?
— Катастрофа. — Синий человек боком опустился на деревянный стул. Крокодил заметил, что его собеседник дышит с трудом; по синему лбу градом катился пот. — Столкновение с кометой. Избежать никак нельзя… Многие получили статус беженцев, другие не успели. На Раа нас всего-то несколько сотен… Здесь неподходящий климат. Хотя, говорят, мы адаптируемся… А что случилось с вашей… этой… Змеей?
— Тоже катастрофа, — соврал Крокодил, помедлив всего лишь секунду. — Все взорвалось. Жаль.
И встал, потому что продолжать разговор ему расхотелось.
Офицер миграционной службы сменился. Теперь это был пожилой, сухощавый и сухой в обращении тип. Увидев Крокодила, он кивнул ему безо всякого интереса.
— Я хочу получить доступ к своим документам, — сказал Крокодил. — В частности, к моему посланию себе.
Офицер смотрел на него, как на испорченный телевизор со слишком громким звуком.
— Я желаю слышать мое послание себе, — повторил Крокодил, закипая. — Мне не были даны необходимые разъяснения. Меня спровадили, как груз, воспользовавшись шоковым состоянием…
Сухой офицер молча протянул руку. После пятисекундного замешательства Крокодил понял, что тот хочет получить его деревяшку-удостоверение. Крокодил снял с шеи цепочку; офицер все так же молча взял документ и опустил в гнездо прибора, помещавшегося на столе. Тут же посреди комнаты, рядом с Крокодилом и почти касаясь его, возникло видение — он сам.
Голографический призрак заговорил знакомым голосом, со знакомыми интонациями, но Крокодил не мог понять ни слова. В какой-то момент виртуальный персонаж обернулся через плечо; Крокодил помнил этот жест, но совершенно забыл слова, его сопровождавшие.
— Ничего не понимаю.
Офицер, не говоря ни слова, протянул Крокодилу лист «бересты» с напечатанным на нем текстом.
«Приветствую. Плоский хлеб… непривычный способ вступать в контакт. Слушай, не удивляйся, не злись. Я принял решение эмигрировать с Земли. Удачно, что есть такая возможность… Осталась такая возможность. Можешь поверить — на Земле у меня будущего нет. Это не эмоциональное решение, не истерическое, это глубоко обдуманное решение… Ты сам его принял. Тебе передадут информацию. Удачи!»
Крокодил еще раз перечитал текст. Офицер, не обращая на него внимания, разглядывал огромные лаковые листья, стопкой лежащие на краю стола, переворачивал, пробегал пальцами по прожилкам, перекладывал на другую сторону.
«На Земле у меня будущего нет…»
— Мне нужна информация, — сказал Крокодил.
Офицер поднял глаза.
— Мне нужна информация о моей родной планете.
Офицер снова взял деревянную плашку, удостоверяющую личность Крокодила. Поместил плашку в гнездо. Вытащил и протянул Крокодилу новый кусок бересты.
«Третья крупная планета Солнечной системы, — прочитал Крокодил. — Проявляет геологическую активность…»
Строчки, пестрящие терминами и цифрами, поплыли у него перед глазами: «Ядро… Мантия… Состав атмосферы… Магнитное поле… Возникновение и развитие жизни… термостойкие бактерии… повреждение озонового слоя, метановые выбросы…»
— Мне нужна другая информация… О будущем! Мне нужно знать, в каких условиях я принимал решение об эмиграции!
Офицер чего-то коснулся на столе, и на бересте перед Крокодилом выплыл совсем другой текст.
«Памятка мигранту, находящемуся во временном… — Крокодил пропустил несколько строк. — Мигрант имеет право безвозмездно получать материальную, моральную поддержку и медицинскую помощь… Быть интегрированным в общество… Получать информацию касательно планеты и условий проживания, особенностей быта… — строка вдруг окрасилась красным, будто на бересту капнули кровью, — …кроме информации, касающейся парадоксальных изменений времени, пространства и других процессов, находящихся в компетенции Вселенского миграционного бюро».
Офицер все перебирал листья на столе и казался бездельником, имитирующим занятость.
— Где и как я могу получить информацию о моей родной планете?
— Вам должны были ее предоставить в бюро, — сказал офицер, и Крокодил впервые услышал звук его голоса.
— Мне сказали, что эта информация не входит в контракт!
— Значит, вы не пожелали включить ее в контракт.
— Но я желаю ее получить — сейчас!
— Отправим запрос в бюро, — офицер вздохнул. — Подождем ответа. Хотя вероятность положительного решения крайне мала — вам следовало четко описать причину эмиграции в обращении к самому себе. Вы этого не сделали?
Крокодил растерялся.
— Нет…
— Почему?
— Откуда я знаю?! Может, я записывал это обращение под давлением? Может, меня шантажировали?
— Чем?
— Не знаю, — признался Крокодил.
Офицер повертел в пальцах временное удостоверение Крокодила:
— Вам следует принять решение о статусе и согласовать зависимость. Для решения осталось чуть более трех суток. На сегодня у вас запланирована встреча с соотечественниками. Вы готовы отправляться?
— Мы уехали в две тысячи восьмом, — сказала женщина.
Она употребляла слово «уехали», хотя речь шла о все том же «изъятии». Битая жизнью женщина из Ужгорода, сорока двух лет, однажды очутилась на миграционном пункте вместе с пятнадцатилетним сыном. Теперь сыну семнадцать. Мужа нет и, собственно, не было: они расстались сразу после рождения ребенка.
— Я давно хотела куда-то уехать, — призналась она Крокодилу. — Только не знала куда. И денег не было. Квартиры не было, жили на съемных все время… Иногда углы снимали… Знаешь, когда я очутилась в этом их офисе, я прямо чуть в пляс не пустилась, честное слово. И Борьке тоже тут сразу понравилось.
— Давно живете?
— Полтора года. А кажется, будто всю жизнь.
— По дому не скучаете?
— А о чем скучать? О чем скучать — о жизни скотской, когда пашешь на трех работах и концы с концами еле сводишь? Борьку в школе вечно дразнили… Он заикался, понимаешь, и характер такой… тихий. А здесь, с их языком, перестал заикаться.
— Ему семнадцать? Он будет сдавать тест на полное гражданство или уже сдал?
Крокодил сразу понял, что спросил не то. Женщина, до этого момента приветливо улыбавшаяся, потемнела лицом:
— А зачем? Зачем эти тесты? Нам не надо. Когда приехали, мне предложили при местном приписаться, как бы частнике. Я довольна, и Борька будет при нем. Мы уже подали заявку. Борьке дадут ресурс на образование, он пойдет на оформительские курсы, закончит — получит хорошую работу. Зачем ему какой-то тест?
Крокодил хотел промолчать, но не удержался: