Ты всё ещё моя (СИ) - Тодорова Елена. Страница 72

– Качай еще… Качай, пожалуйста… – неизменно просит она.

Качаю, конечно. А после люблю. В эту ночь особенно нежно и осторожно. Блядь, я готов сдувать с нее пылинки. Но и оторваться от любимой не способен.

– Ты так нужна мне, Лиза… – на повторе свою одержимость выдыхаю. – Ты так сильно мне нужна… Только ты.

Благо ей не надоедает. Принимает так же горячо.

– А ты – мне, Тём… Очень-очень… Очень!

Глаза в глаза.

Интенсивно. Требовательно. Бесконечно.

– Люто, Чарушина.

– Люто, Чарушин.

57

…он любил меня в любом состоянии...

© Лиза Чарушина

– Артем… – выдыхаю и срываюсь на тихий смех, потому что прикосновение его губ к затылку вызывает мурашки. – Что ты делаешь? У нас гости, ты не забыл?

Поцелуи не прекращаются. По шее, щеке, уху, скуле, виску идут. У меня последние месяцы чувствительность повышенная. Едва Чарушин касается, все волоски на теле дыбом встают, и волны дрожи такие гуляют, будто разряды тока.

– Красиво тебе, – прижимаясь все крепче к моим ягодицам пахом, ласково гладит округлившийся животик. Стоило бы озаботиться тем, что изомнет белое хлопковое платье, которое Рина подобрала специально для выканюченного ею же гендер-пати. Но, по правде, с Артемом на подобных мелочах концентрироваться не получается. – Труба, Лиз… – вот, что получается, когда будущий батя старается не материться. Всегда хихикаю, когда слышу эти «подмены». – Не думал, что можешь быть еще красивее… Не представлял, родная.

Никогда не считала себя какой-то особенной, но Чарушин именно так воспринимает. Смотрит так, что попросту смущает, такие порой безумные эмоции одним лишь взглядом выдает. Каждое изменение во мне замечает. Ничего мимо него не проходит. Особенно сейчас, когда мое тело меняется во время беременности.

– Стой, не шевелись. Дай вдоволь потрогать, – за пять месяцев миллион раз успел подобные требования выдвинуть. – У тебя тут ребенок. Мой ребенок. Мой, – как обычно, крайне свободно свои чувства выражает, не заботясь, как это звучит со стороны.

Я то смеюсь, то плачу, то все вместе. Но Артем, будучи самопровозглашенным экспертом по беременности и женскому здоровью, утверждает, что это нормально. Он мне во всем помогает. Не только морально и психологически поддерживает. Порой кажется, часть работы моего организма на себя берет.

Первые месяцы были тяжелыми. Все, как год назад… Угроза, жуткая тошнота, дикая боль и безумный-безумный страх. Но на этот раз мне действительно помогли. И Чарушин был первым.

А по итогу главным.

Это он следил за выполнением рекомендаций врача, приемом витаминов, сбалансированным питанием, набором веса. Это он держал мне волосы, когда меня рвало. Это он умывал меня, когда я сама не хотела даже пошевелиться. Это он дотошно перебирал все возможные варианты блюд, пока у меня не срабатывало: «О, вот это хочу! От этого не тошнит!». Это он таскал эту еду в любое время суток. Это он носил меня от кровати до ванной на руках. Это он лежал со мной днями напролет, когда не разрешали вставать. Это он развлекал меня ночами, когда я не могла уснуть. Это он любил меня в любом состоянии. Я эту любовь видела, чувствовала каждой фиброй своего тела и в ответ все сильнее любила его.

– Рина, – долетает до нас необычайно строгий голос мамы Тани. Мы, естественно, вместе с Артёмом на него реагируем. Выглядываем во двор, где и суетятся наши родные. – Что он тебе сделал-то? Оставь уже парня в покое.

Понимая, о ком речь, Чарушин прыскает смехом.

– Опять Тоха огребает…

А вот мне не до веселья. Ловлю переглядки младшей Тёминой сестры с Шатохиным и в который раз ощущаю себя неловко. А еще… Тревожно мне становится, когда допускаю мысль, что у этой химии может случиться продолжение. Разгульный характер Тохи всем известен. Он же неоднократно, практически на наших глазах, сразу по двойке девиц приходовал. Да и на языке, если старших рядом нет, один разврат. Страшно представить, как отреагирует мой Чарушин, если Шатохин посмеет тронуть Рину. А она ведь… Кажется, что именно этого добивается.

– Видосики с вашей свадьбы такие охваты мне подняли, – рассказывает мелкая проказа, как ее называет мама Таня, когда мы подходим к локации в саду, которую Рина лично выбрала и украсила для торжества. – Я их периодически пуляю, так до сих пор ажиотаж поднимают. Представляю, что будет после гендер-пати! – глазами такое бурное предвкушение выдает, что я невольно смеюсь. – Я только конверт с запиской узиста выложила, так сразу куча реакций полетело… М-м-м… Классно же я придумала? Красиво? – указывает на высокую разлогую арку из розовых и голубых цветов. – Шикарно же?

– Шикарно, Мариш, – соглашаюсь я.

Такое, оказывается, счастье иметь большую семью. И отдельная радость – принимать их в своем собственном гнездышке. Я ведь изначально не хотела переезжать от родителей Чарушина. Он настаивал, поэтому пошла на уступки. А когда перебрались, ощутила себя полноправной хозяйкой и поняла суть. Теперь не проходит и дня, чтобы я не наполняла наш мир – так мы называем свой дом – любовью и уютом. Мне кажется, даже чувствовать я себя лучше стала, потому что дел много появилось. Некогда болеть и отлеживаться.

– Соня… – вырывается у меня, когда во дворе появляется сестра. – Ты приехала!

– Конечно, приехала! Хочу знать, кто там у меня: племянник или племянница… Снимки увидеть. Ой, так счастлива за вас! Вы же светитесь! Чара Чарушин, – обнимает Тёму сразу после меня. – Ты невозможный красавчик!

Смеюсь на радостях. Остальные поддерживают. Все, кроме Саши. Сердце сжимается, когда он отворачивается и отходит к дому, якобы затем, чтобы поговорить по телефону.

Как же жаль, что они с Соней не смогли сохранить свою любовь. Разбежались почти сразу после нашей с Артемом свадьбы, на которой были такими крутыми свидетелями. Мы все в шоке были. А расставались, стараниями сестры, громко. Сашка – человек сдержанный. Я бы сказала, для своего возраста чересчур серьезный. Но Соня в своей обиде умудрилась вывернуть его наизнанку. До сих пор помню, как он приходил мириться, а она его даже в подъезд не впустила. На балкон вышла и все подарки разом перемахнула.

Мы с Артемом не знали, что делать. Между двух огней, как говорится, оказались. И пытались как-то вмешаться, вразумить Соньку, помочь помириться… Но сестра все попытки в штыки принимала, злилась на нас. А сама ведь без конца плакала.

Толком не рассказывала, чем так сильно обидел. Но заявила, что никогда не простит. А потом собралась и уехала из городка. По сути, сбежала. Все-таки все здесь о нем напоминало, и в академии пришлось бы сталкиваться. Но, тем не менее, сильная моя девочка на праздник к нам приехала, даже зная, что Саша тоже придет.

А может, утихло все… Зажило…

Ловлю момент, когда они встречаются взглядами, и понимаю, что нет. Ничего не прошло. Так больно за них становится, едва слезы сдерживаю.

– Ну что… Все в сборе? Можно начинать, – активизируется Рина, давая указания оператору и фотографу.

Ее идея, она и командует. Мы лишь выполняем все, что скажет. Артем берет меня за руку и ведет к арке.

– Хотите знать, за кого топят друзья и родные? – важно заворачивает Марина в микрофон. – Кто же у нас преобладает? Хм… Ничья! Голоса поровну разделились. Бывает же!

– Если что, мы за девочку, – выкрикивают старшие сестры Чарушина.

– Не в этот раз, – уверенно отражает Тёма.

Рина цокает языком, она-то уже все знает. Только она и знает.

– Сейчас… Момент истины настал… – выдыхает интригующе и дает знак, чтобы включили музыку.

У меня на первых же нотах песни выступают слезы. Мариша, конечно, умница. Очень красиво и трогательно наши с Артемом мечты вывела в реальность. И в этой музыке они, и в украшениях, и в общей атмосфере. Все-таки все Чарушины – от мала до велика – потрясающие люди. Без исключения.

– Тёма, ты держишь дымовую шашку… Поджигай, братиш… Сейчас все узнаем… Е-е-е… – заводит Рина, а за ней подхватывают все наши гости.