Год Иова - Хансен Джозеф. Страница 37

Ему хочется, чтобы приготовление любимого блюда Билла продлилось как можно дольше. Дома на кухне он нарезает тонкие ломтики телятины мелкими кубиками, солит и перчит кубики, режет петрушку, укроп, головку чеснока, трёт сыр, смешивает всё это с кубиками телятины, заворачивает их, перетягивает леской. Он насыпает полтарелки панировочных сухарей и кладёт в них телятину. Тарелку он помещает в полиэтиленовый пакет и убирает в холодильник. Пока ещё только без шести четыре, а Билл приедет домой не раньше половины шестого. Он всегда приходит в это время домой. Обедать. Всегда.

Джуит ставит сковороду на огонь, растапливает масло, режет грибы и обжаривает их. Он насыпает в дуршлаг рис и моет его. Когда вода закипает, он помещает дуршлаг над кастрюлей, смешивает рис с обжаренными кусочками грибов, накрывает всё это крышкой. Готовиться это будет долго и медленно. Он моет ножи, тарелки, кастрюли, разделочную доску и кухонный стол. Он протирает кончики пальцев лимонным соком, чтобы избавиться от запаха чеснока, моет руки. Из глубины великолепного старинного секретера он достаёт дорогой джин, который хранится для особых случаев, и готовит на кухне мартини. Он перемешивает кубики льда стеклянным шпателем, а потом извлекает кубики, пока их края не подтаяли. Он закрывает пластмассовый лоток с ячейками для льда и кладёт его в морозильную камеру, а затем острым ножом отрезает витки лимонной кожуры. Их он тоже кладёт в морозилку, в пакете. Он нагибается и заглядывает в духовку, чисто ли там. Там чисто. Он снова смотрит на часы. Двадцать пять минут пятого.

Он работал так долго и сосредоточенно, что даже вспотел. Ему было жарко в Вэлли — ему кажется, что он ездил туда так давно, словно это был сон — жарко было и во внутреннем дворике магазина, и когда он шёл по аллее. Пожалуй, он примет душ. Он раздевается в спальне и замечает, что стёкла на постерах запылились. Уже раздетый, он возвращается на кухню за флаконом моющего средства и бумажными полотенцами. Он аккуратно протирает стёкла. Биллу будет приятно. С флаконом и полотенцами он возвращается на кухню. Он суетится, как невеста перед званым обедом. Он суетится, как идиот. Он ведёт себя так, будто произойдёт что-то особенное, хотя знает, что особенного ничего не предвидится. Он просто испуганный человек, который не знает, что делать.

Принимая душ, он говорит себе, что пойдёт с Биллом в кино. Билл просто помешан на фильмах. Долгое время они вместе ходили на все новые фильмы. Однако потом Джуит долгое время отказывался. Теперь уже не осталось тех, кто знает, как делать фильмы. Их делают любители. Освещение чересчур яркое, звук либо неразличим, либо слишком громок. Редакторским искусством уже никто не владеет. Сюжетные ходы возникают и обрываются так же небрежно, как Джуит выкинул приглашение. Ничему не придаётся значения, потому что зрители, как правило, невнимательны. Они не переставая болтают друг с другом, и вовсе не фильме. Они лишь хрипло посмеиваются либо над самыми интимными, либо над самыми кровавыми кадрами — вот и всё внимание. В такие минуты Джуиту кажется, что у него омрачается рассудок. Он не может поверить, что это происходит наяву. Но Билл и слышать не хочет о его возмущении и отчаянии — поэтому Джуит и перестал ходить с ним в кино. Кроме сегодняшнего вечера. Сегодня он предложит ему пойти. Билл должен остаться довольным и счастливым. Как, впрочем, и от обеда. Господи, он совсем позабыл про десерт! Он выскакивает из душа.

Есть яблоки. Есть сахар и мука, корица и мускатный орех. Счищая кожуру с яблок, он обрезает палец. Руки его трясутся. Он обкатывает ломтики яблок в муке, корице, сахаре и мускатном орехе, растапливает масло на сковородке, высыпает на неё ломтики, нарезает в них ещё масла, перемешивает и ставит всё это в духовку. Пять часов вечера. Через десять минут он пробует яблочные ломтики вилкой. Уже стали мягкими. Он заливает туда тесто, приправляет его корицей и сахаром и закрывает духовку. Неплохо выдержано по времени. Ну что ж, вот и десерт. Ещё двадцать пять минут, и он готов. Надев рукавицу-ухватку, он вынимает сковороду из духовки и ставит её на плиту.

Десерт никто есть не стал. Ни десерт, ни спидини. Мартини со льдом и белое полусухое тоже никто не попробовал. Рис удался на славу. Он стоит на плите под облаком пара. Через какое-то время пар уже не идёт. Джуит берёт вилку и накладывает себе немного риса. В кухне становится темнее. Он пробует раз, другой и откладывает вилку. Он не голоден. Он начинает чувствовать усталость. Он знал, знал в глубине души, в глубине, где хранился его здравый смысл, что вся эта кухонная суматоха ничем не окончится, и Билл не придёт обедать. Не хочешь быть со мной? Ладно, я тоже не хочу быть с тобой. Джуит наливает себе мартини и идёт со стаканом в гостиную. Там он садится в кресло, закуривает сигарету и наблюдает за тем, как день краснеет и угасает. Он сидит в темноте. Он идёт на кухню и, не включая свет, смотрит в темноту морозильной камеры, куда он поставил лёд. Он снова пробует рис. Но тот остыл и перестал быть аппетитным. Он несёт второй стакан мартини в гостиную. Он садится там, запрокидывает ноги, кругом темнота, которую разбавляют лишь огни уличных фонарей, кругом тишина, которую изредка нарушают проезжающие мимо машины. Он хорошо знает звук машины Билла, но его он не слышит. Так он и засыпает в ожидании этого звука.

Проходит время, и его что-то будит. Мартини уже тёплый. Он ложится в постель. Проходит ещё время, и его опять что-то будит. На этот раз Билл. Он проснулся не от того, что тот включил свет. Билл лёг рядом под одеяло, мягкий, тёплый, знакомый. Но уже не такой, как прежде, не совсем такой. А точнее совсем не такой. Прежним он не будет уже никогда. Джуит говорит:

— Твой несказанный отец украл перстень у той громоздкой дамы, с которой он был здесь зимой.

— Которая ездит на пижонской машине?

— Мы вернули его, — отвечает Джуит. — Это было не сложно. — В смысле, ты его вернул.

Билл поворачивается к нему, притягивает его к себе и целует в губы. На его губах вкус соуса барбекю. — Ты такой замечательный. Иногда ты выводишь меня из себя, но ты замечательный. Я не хочу никого, кроме тебя. Мне казалось, что я хочу. Этим утром я думал, что мы расстанемся. Но я не хочу, чтобы мы расставались.

— Дело твоё, — говорит Джуит. — Тебе пришло письмо из городского совета. Арендодатели проиграли. Но временно. Я приезжал в магазин, чтобы показать письмо тебе. Около половины третьего. Я вошёл через заднюю дверь.

Он почувствовал, как Билл замер.

— В следующий раз, когда ты захочешь завести себе другого мужчину, будь добр позвони и предупреди, чтобы я не ждал тебя к обеду.

— Это в первый раз, — говорит Билл.

— Я знаю. Ты улыбался. Надеюсь, ты доказал себе, что пока не становишься старым и некрасивым?

— Этого больше не повторится, — отвечает Билл.

ИЮЛЬ

Джуит выпрыгнул из такси под тёплый июльский дождь. — Ты можешь не выходить. — Он захлопнул дверь машины. — Вещей у меня почти нет. Нести ничего не нужно. Я сейчас.

— Я всё-таки зайду.

Маленький упитанный Зигги Фогель выбрался из машины и сказал шофёру, чтобы тот подождал. Зигги вёл себя так, словно ему наплевать на дождь — а был он в изящно сшитом парадном костюме. Его маленькие ножки осторожно переступили канаву, по которой дождевая вода мчала мусор. Но потом он наступил прямо в воду, которая водопадом стекала по ступенькам у дверей театра. Джуит отпер дверь. Должно быть, Зигги мог позволить себе выкинуть ботинки, если те промокали в дождь — наверное, и костюм тоже. Этот костюм обошёлся Зигги в сумму, гораздо большую той, что удалось заработать Джуиту за свою короткую жизнь.

Джуит переспал с Зигги. Утром они завтракали в гостинице. Французское шампанское подали в серебряном ведёрке со льдом. Салфетки были белоснежными, накрахмаленными. Зигги предложил Джуиту переехать к нему, а потом, когда он закончит дела в Нью-Йорке, полететь с ним на западное побережье и продолжить там совместную жизнь. Роли Джуиту он найдёт. Он не обещал сделать его звездой. Возможно, он боялся, что Джуит не поверит ему, если он станет преувеличивать. Но Джуит и так ему не верил.