Год Иова - Хансен Джозеф. Страница 39
Вечеринки для Зигги были нормой жизни. Он жил высоко в Голливудских холмах, и к дому его вели петляющие дороги, ограждённые эвкалиптами. Это был дом в колониальном стиле — три этажа и шесть комнат. Ослепительно белые стены, красная черепичная крыша, внутри — белые стены и железные притолоки, стальные чёрные канделябры, двери и лестничные перила с причудливыми орнаментами. Посреди внутреннего дворика, в тени пышных растений, в поросшей мхом раковине плескался фонтан. С этим звуком было легко засыпать. Проезжая вверх по дороге, можно увидеть теннисные корты. С террасы на первом этаже открывался вид на большой, голубой бассейн. По ночам, со стороны моря сверкали огни Лос-Анджелеса.
Жизнь была как на съёмочной площадке. Столь же многолюдной. Знаменитые лица незнакомых людей — в основном незнакомых, просто знаменитые имена — писателей, продюсеров, режиссёров. Зигги представлял Джуита всем этим людям по порядку, однако большинство их не замечало этого. Те же, кто замечал, рано или поздно пытались затащить его в постель, мужчины равно как и женщины. Сперва их внимание и лесть вызывали у него счастливый испуг — они расхваливали его внешность, его манеры, его приятный глубокий голос, его речь. И он соглашался позавтракать с ними до тех пор, пока не понял, что соглашаясь, даёт им повод думать, будто он станет с ними спать. Спать он с ними не собирался, потому что зависел от Зигги.
Зигги вёл непростую жизнь. Гораздо больше внимания он уделял бесчисленному потоку гостей, нежели Джуиту. Всё остальное время, помимо завтраков, ленчей, обедов, коктейлей и вечеринок после спектаклей, он проводил у телефона, улаживая сделки, обсуждая условия контрактов, утверждая или отвергая сценарии, смещая режиссёров, которые пришлись не по нраву звёздам, устраивая путешествия для своих клиентов. Как это ни банально, но Зигги иной раз и вправду лежал в цветастых надувных плавучих конструкциях и с середины бассейна диктовал письма секретарше, сидевшей за столом под зонтиком у края бассейна. Иногда за полночь звонил телефон, и Зигги покидал своё место рядом с Джуитом. Приезжала машина. Зигги часами сидел внизу с каким-нибудь плачущим клиентом, пьяным, больным, уколовшимся или же попросту грустным. Держа его за руки, бормоча тёплые слова.
По утрам он выезжал в контору. Кроме того, он много путешествовал. Иногда он приглашал с собой Джуита, а иногда забывал даже предупредить его о том, что куда-то едет. Джуит мог и сам об этом узнать от секретаря. Или от повара, толстой пожилой мексиканки, которая напоминала ему Магдалину из далёкого детства. Зигги пренебрегал им, но в то же время Зигги нашёл его, он кормил его, одевал и дарил ему нежность, когда находил время. Поэтому Джуит держался подальше от красивых людей, которые хотели с ним спать. Он слушал музыку или радио, сидел в комнате с кинопроектором и смотрел старые фильмы, плавал в бассейне или просто загорал у воды. Читал, впитывал солнце. У Зигги было много друзей, и он позволял им пользоваться бассейном и теннисными кортами, когда им захочется. Если кто-нибудь приходил один в белом и с ракеткой в руках, Джуит играл с гостем в теннис. Если не приходил никто, Джуит брал велосипед Зигги с большими красными колёсами и отправлялся на пляж. Там он смотрел на прибрежных птиц и ел привезённых с собой омаров. Или просто катался — по холмам, каньонам, шоссе.
Эти недели — бесцельные, одинокие — казались ему бесконечными. По ночам, когда Зигги был в отъезде, а огромный пустой дом спал в тишине, Джуита обуревал стыд. Он — мальчик на содержании богатого человека. С ним играют, на него смотрят — больше он ни на что не пригоден. Джуит не спрашивал Зигги о том, делает он хоть что-нибудь, чтобы найти Джуиту обещанные роли. Воспитание не позволяло ему просить больше у человека, чьи дары не оскудевали. Зигги ему ничего не должен. Скоро наступит ноябрь. Ночи стали холодными. Однажды ночью он даже проснулся от холода. Он встал, чтобы найти себе ещё одно одеяло, но вместо этого оделся.
Пришло время уйти. И пришло давно. Он надел на руку часы, сунул кошелёк в карман брюк, сунул мелочь в другой карман, взял сигареты и зажигалку, достал шофёрский костюм из шкафа, доверху набитого его вещами, и вдруг застыл. Шофёрский костюм, одежда в шкафу, одежда на нём. Всё это вещи Зигги. За них платил Зигги. Часы, сигареты и зажигалка. И кошелёк, и деньги, которые там лежат, принадлежали Зигги. Когда у Зигги не было времени сказать ему что-нибудь другое, он всегда спрашивал, достаточно ли у Джуита денег. На что ему было их тратить? Но Зигги не слышал его ответа. Он просто опять давал ему денег. Когда они перестали влезать в кошелёк, Джуит стал рассовывать их по ящикам комода. Сейчас в кошельке было сто долларов. Ещё пятьсот должно лежать в ящиках. Он повесил обратно шофёрский костюм. Если он не покинет этот дом голым, он покинет его вором. Он вернулся в постель.
Шофёром у Зигги служил бывший боксёр, которого звали Мик Клокерти — бугай с распластанным носом, кривыми ушами и рубцами вместо бровей. На нём были чёрные бриджи, краги и белая рубашка с засученными рукавами. Он поливал из шланга и драит губкой коричневый «паккард-бруэм» Зигги. К сорок восьмому «бруэмов» в Голливуде почти не осталось. Машина привлекала всеобщее внимание, поэтому Зигги не продавал её. Джуит сел в машину и стал смотреть, как по её блестящей поверхности стекает вода. Когда Мик скатал шланг и отвёз свою зелёную тележку куда-то прочь, Джуит вышел и закрыл за собою дверь. Мик не обращал на него внимания. Он стал вытирать капли с машины замшевой тряпкой.
Джуит сказал:
— Я мог бы следить за машиной.
Поглядев на него маленькими враждебными глазками, Мик ответил:
— Это моя работа. Ты хочешь отнять у меня работу?
Джуит пожал плечами.
— Просто, я думал, у вас и другая работа есть. Хотел предложить помощь.
Мик продолжал вытирать машину, но уже сухим лоскутом кожи.
— И не надейся, — ответил он.
Джуит и так уже не надеялся.
— Тогда я поеду с вами.
Мик хмыкнул и выжал замшевую тряпку грузными кулаками. Он разложил её сушиться на солнце, чтобы разгладились складки.
— Я не могу тебе мешать.
Сидения в открытой части машины были обиты коричневой кожей. Мик сел в машину, чтобы смахнуть несуществующие пылинки новой замшевой тряпкой. Он протёр коричневую приборную доску. Он нагнулся за губкой. — Я уезжаю сейчас.
Он исчез за маленькой дверцей гаража. Когда он вернулся, то был уже в кепке с металлической кокардой и жакете с поднятым воротом и пуговицами в два ряда. Он натянул перчатки. Джуит сидел спереди. Мик сердито посмотрел не него.
— Ты думаешь, мне охота с тобой сидеть? — спросил он. — Убирайся. Поедешь сзади.
Джуит убрался. Был ясный, солнечный день. Ему хотелось ехать в открытой части машины. Он захлопнул дверь. — Знаете, — сказал он, — Зигги тоже гомосексуалист.
— Он не проститутка.
Мик сел за руль, закрыл дверь и завёл мотор. Джуит ехал сзади.
Они проходили под высокими навесами Юнион Стэйшн. Мик не позволил бы Джуиту помочь нести багаж Зигги. Багажа было слишком много для одного человека, но Мик, тем не менее, нёс всё сам, шагая по светлым прямоугольникам, которые образовал на полу солнечный свет, лившийся сквозь высокие чистые окна. Так они прошли весь этот длинный путь по мраморному полу и вышли на улицу, где в маленьком палисаднике росли оливковые деревья. Зигги семенил рядом, не переставая болтать жизнерадостным голосом. Джуит ощущал бесполезность двух своих рук. Они свисали с плеч, тяжёлые и никчёмные. Казалось, что они свисают до самой земли. Всё его тело казалось ему тяжёлым, никчёмным и бесполезным. Кроме члена, конечно. От него был хоть какой-то толк — по крайней мере, для Зигги. Джуит мрачно наблюдал, как Мик погружает чемоданы в багажник. Его оплывшее лицо взмокло. Когда они ехали в машине, мимо угрюмых серых зданий, он сделал глубокий вздох и сказал Зигги:
— А когда я получу роль в картине?
Зигги посмотрел на него с удивлением.
— Тебе нужна роль в картине?