Год Иова - Хансен Джозеф. Страница 55

— Каждый собственник должен уметь обманывать, — говорит Джуит. — Советую тебе отнестись к Дяде Юлиусу скептически.

— Тише.

Уставившись на экран, она морщит лоб и поднимает руку.

— Он снова начался.

Она складывает руки крест-накрест и потирает ими плечи. На лице её испуганно-восторженное выражение. Он помнит это её выражение с самого детства, когда долгими дождливыми вечерами он читал ей Эдгара Алана По, придавая своему голосу такой устрашающий оттенок, что порою им сам побаивался его. Какими бы долгими те вечера не казались, они слишком быстро заканчивались, думает он, вспоминая об этом теперь. Сидя на жёстком стуле возле кровати, Джуит задаёт себе вопрос, закончится ли когда-нибудь этот вечер. Украдкой он смотрит на часы и еле слышно с недовольством вздыхает. Но тут фильм заканчивается, Джуит вскакивает на ноги и выключает телевизор.

— Потрясающе! — восклицает Сьюзан. — Ты был великолепен.

Он качает головой и грустно смеётся.

— Спасибо на добром слове. Я играл ничуть не лучше других. Такова вся моя жизнь. Ну ничего. Из меня выйдет неплохой пекарь.

— Ерунда. Ты сыграл очень живо. Я поверила в каждое твоё слово и в каждый твой жест.

Она задумчиво на него смотрит.

— Ты был совершенно не похож на себя. Как тебе это удалось? Быть таким холодным, высокомерным?

Он играет бровями.

— Должно быть, это моё настоящее лицо.

Она возмущённо фыркает и кидает в него подушку. Он ловит её.

— Как на счёт бренди на сон грядущий?

— А можно мне горячего шоколада?

Он смеётся.

— Радость моя.

Он вспоминает, как впервые готовил его на кухне. На этой кухне. Для неё. У матери горячий шоколад всегда получался недостаточно сладким. Он всегда добавлял больше сахара и опускал в чашку алтей. «Гедонизм», — заявляла Элис Джуит. Без шуток. Однако она никогда не останавливала его, если он брался готовить. Если готовили другие, она могла отдохнуть. Она не любила готовить, и это никогда не выходило у неё хорошо. Джуит говорит: — Но у меня нет алтея.

— Вот чёрт, — отвечает Сьюзан. — Что ж, — она слезает с кровати и идёт включать новости, — смиримся с этой маленькой неприятностью.

Он достаёт с полки коробку какао, вынимает из холодильника красно-белый пакет молока, наливает молоко в глубокую алюминиевую тарелку, которую помнит с детства. Из кухни он слышит голос Президента. Он льётся проникновенной траурной музыкой, голос самодовольного актёра, который играет новую роль. Джуит слышит злобное скандирование молодёжи, осаждающей перехваченные цепями ворота американского посольства в Тегеране. На плите возникает кольцо голубого пламени. Он ставит на слабый огонь кастрюлю с молоком и насыпает шоколадный порошок в кружки.

Он наливает себе бренди. И беспокоится. Увы, на экране он в точности соответствовал отзыву, который услышал от Сьюзан. Он помешивает молоко, хмурится, вспоминает взволнованный отзыв в утреннем номере «Таймс». «Для сериала, который до этого отличался лишь беззастенчивой вульгарностью, его игра пугающе интеллектуальна и тонко прочувствована». Его работу охарактеризовали так, словно он не имеет никакого отношения к «Тимберлендз». А он никогда и не думал иметь к ним какое-то отношение. Он пытался играть так же грубо, как и остальные актёры. Но у него так не получилось. Увы, это может положить конец его съёмкам в «Тимберлендз», а ведь тогда затея с пекарней окажется далеко за пределами осуществимого.

Над поверхностью молока занимается пар. Судьба продолжает шутить с ним — раньше он никогда не играл достаточно хорошо, чтобы выделяться. Теперь, когда посредственность — единственное, что от него требуют, он выделяется. Но это не смешно. По краям молока появляются пузырьки. Он снимает кастрюлю с огня и выключает горелку. Он наливает молоко в одну из кружек, размешивает шоколадный порошок. И слышит голоса. Голоса живые, это уже не телевизор. На крыльце слышатся шаги. Сдвинув брови, он ставит кастрюлю на плиту и выходит в коридор.

— К нам кто-то идёт, — говорит Сьюзан.

— Слышу, — говорит Джуит. — Кто бы это мог быть?

Разумеется, это Молодой Джо Пфеффер, Питер-Пол и девочка, похожая на Фрэнсис Ласк. Вечер похолодал, поэтому они пришли в куртках. Щёки Питера-Пола раскраснелись, как у младенца с рождественской открытки. У девочки и тщедушного Джо покраснели носы.

— Вы были великолепны, — смущённо усмехается Молодой Джо.

В руках у него большая круглая коробка.

— Великолепны, — с такой же смущённой усмешкой вторят ему ребята.

— Мы придумали, как отметить, — говорит Молодой Джо.

— Мы принесли вам торт, — говорит девочка.

Питер-Пол поднимает тяжёлую зелёную бутылку. Тусклый свет крылечного фонаря заиграл на ней огоньком. — И шампанское, — говорит он.

Джуит, наконец-то, приходит в себя от удивления. — Проходите, — говорит он.

Он обеспокоен, тем как к гостям отнесётся Сьюзан. Следом за ним гуськом они входят в гостиную, не видавшую вечеринок уже многие годы. Он зовёт Сьюзан:

— Это Пфефферы. Из пекарни. Они в праздничном настроении. Составишь ли ты нам компанию?

Он принимает из рук Джо Пфеффера круглую коробку, в которой находится торт. Отодвигает ногой обёрнутый фольгою горшочек с цветком, только что принесённый Элизабет Фэйрчайлд, и ставит коробку на чайный столик. К своему удивлению, он слышит из коридора приближающиеся шаги Сьюзан. Клак-клак. Клак-клак. Она появляется в прямоугольном дверном проёме. Позади неё открыты застеклённые двери в столовую, где стоит ткацкий станок. Она улыбается. В толстых стёклах её очков появляются отблески лампы, и её лицо становится похожей на фонарь из тыквы для Дня Всех Святых. — Привет!

В её голосе чувствуется приобретённый в Нью-Йорке шарм знаменитости. И каждый гость чувствует, что она обращает своё тёплое приветствие к нему лично. Он восхищается ей.

— Так приятно, что вы пришли. Не правда ли, серия была превосходна?

— Просто превосходна, — говорят они хором, снимая куртки.

— У нас есть торт, — говорит Джуит. — И шампанское.

Он подходит к ней и целует её в щёку.

— Я сейчас принесу бокалы, блюдца и ложки.

— А можно я открою шампанское? — говорит Питер-Пол.

— Можно, но только на крыльце, — говорит ему Молодой Джо. — Чтобы пробка не попала никому в глаз.

Вся посуда была из разных сервизов. Он достаёт несколько блюдец с обколовшимися краями и несколько бокалов, усыпанных крошками тёртого сыра. (Что, интересно, Сьюзан делала с этими винными бокалами?) Джуит чувствует, как со сторону входной двери в дом врывается поток холодного воздуха. С улицы донёсся громкий хлопок, и все засмеялись от удивления. Он достаёт нож и вилки и, прижимая всё это к своей груди, возвращается в гостиную комнату. Не успел он войти, как услышал восторженный возглас Сьюзан.

— Оливер, иди посмотри!

Он выходит из столовой. Она стоит рядом с Питером-Полом, который так прижимает к себе бутылку, словно кто-то хочет её отнять, и лучезарно улыбается Джуиту, как будто это — её седьмой день рождения. Она довольна и сияет от радости. Она указывает на торт.

— Погляди, что испекли эти милые люди. Правда, славно?

Нагруженный стопкой фарфора, стекла и столового серебра, он подходит и смотрит. Круглый обильно украшенный торт, двадцати сантиметров высотой. Края обрамлены соснами, верхушки которых покрыты инеем. У подножья заснеженных гор среди возвышающихся сосен стоит особняк из «Тимберлендз». Надпись над ним гласит «Нашему любимому тимберлендцу». А внизу выведено «Сломайте ногу!» Он не видит выражения своего лица, но, кажется, оно их разочаровывает.

Тихим, встревоженным голосом, девочка, похожая на Фрэнсис Ласк, говорит:

— Это говорят актёрам на бенефисе, да? «Сломайте ногу»? — Именно так.

Джуит дарит ей самую тёплую улыбку. Ей, и всем остальным.

— Огромное вам спасибо. Это так замечательно, — стаканы и блюдца скользят и звенят у него в руках. — Кто-нибудь, ради Бога, возьмите, пока это всё не упало.