Год Иова - Хансен Джозеф. Страница 56

В кресле Джуита сидит Билл. Его подбородок покоится на груди, ноги на туалетном столике, рука на телефоне. Он спит. На коленях лежит открытый журнал. В темноте большой комнаты светится экран телевизора. Звук очень тихий. Джуит стоит на пороге спиною к холодной ночи и смотрит. В какой-то миг он почувствовал, что вот-вот заплачет от счастья. Но потом тихонько смеётся, качает головой и закрывает дверь.

На жёлтом конверте «Вестерн Юнион» Билл записал имена и номера телефонов. На конверте стоит стакан, в котором тает кусочек льда. Джуит поднимает стакан и определяет запах. Конечно же, скотч. Он ставит стакан на откидную крышку секретера, кладёт туда новый кусочек льда, наливает скотча и ставит стакан рядом с Биллом. К руке, лежащей на телефоне, он прислоняет холодное донышко стакана. Билл просыпается. Он смотрит на Джуита. Лицо его освещает тусклый свет лампы.

— Ну, здравствуй, — говорит он.

Он смотрит на часы.

— Я посмотрел, — он зевает, потягивается, встаёт с кресла, усмехается, обнимает Джуита, целует его. — Ты был великолепен. Ты знаешь об этом? Все остальные были такими куцыми. Ты видел статью в «Таймс»? Они тоже так думают.

Он делает шаг назад, берёт Джуита за плечи, изучает его, сияет от радости.

— Как твои дела? Всё хорошо? Ты выглядишь усталым.

— Я не чувствую, что устал, — говорит Джуит. — Не сейчас.

Он даёт Биллу в руки его стакан, нагибается, поднимает жёлтый конверт, читает имена, записанные карандашом.

— Ты отвечал на звонки?

— Все они тебя поздравляли, — говорит Билл. — Где ты был? У Сьюзан?

Большинство имён ему знакомо. Самое приятное — Рита Лопес. С улыбкой он думает, что позвонит ей завтра утром. Но он знает, что не позвонит. Телеграмма от Зигги Фогеля. «Я ЗНАЛ, ЧТО БЫЛ ПРАВ. ТЫ ОКАЗАЛСЯ САМЫМ ЛУЧШИМ АКТЁРОМ НА ЭТИХ СЪЁМКАХ. ВПЕРЕДИ ЕЩЁ ДОЛГАЯ РАБОТА. БОГ ТЕБЕ В ПОМОЩЬ». Джуит сворачивает телеграмму и кладёт обратно в конверт. — У Сьюзан, — отвечает он и снова отходит в тень, чтобы налить себе бренди. — Ты читал о ней статью в «Ньюсуик»? Там напечатали прекрасные репродукции её работ. — Теперь она, наверное, миллионерша. Когда же она наймёт себе повара, уборщицу и шофёра?

Билл пересел в своё кресло и включил над собою лампу.

— Когда она даст тебе передышку?

Джуит возвращается и со вздохом садится в своё кресло.

— У меня была передышка, когда она летала в Нью-Йорк. Но я не был в восторге. Моя жизнь всё это время была пустой.

Он улыбается и поднимает стакан за здоровье Билла.

— Я рад, что ты вернулся.

— Я попытался жить без тебя, — говорит Билл. — Это всё равно, что жизнь без руки или без ноги.

Он закуривает сигарету и придвигает пачку Джуиту. Тот выпускает её из рук. Пачка падает на пол. Прежде чем он успевает поднять её, Билл становится на колени, поднимает её и протягивает ему. Он стоит на коленях и смотрит, как Джуит закуривает. В тусклом свете лампы он выглядит таким же, как в день их знакомства. Взгляд его полон нежности.

— Я люблю тебя, — говорит он.

Джуит мог бы сказать: «Ты любишь Дядю Юлиуса. Ты любишь мою фотографию в «Таймс». Ты любишь звонки и поздравления от знаменитостей». Но он не может сказать подобных вещей. Вместо этого, он улыбается и взъерошивает Биллу волосы.

— Ах, Билли, — говорит он. — Ты разбил мне сердце.

Глаза Билла сверкают от слёз. Он целует Джуиту руку.

— Ты сделал мне больно.

Со слабым дрожащим вздохом он выпускает его руку, встаёт на ноги и падает в своё кресло.

— Ты всё ещё хочешь купить эту чёртову пекарню. Да? Знаешь, в совете проголосовали против кондоминиумов. Мы можем жить в нашей квартире, как прежде.

— Если ты хочешь, — говорит Джуит. — Но отсюда далеко до пекарни. Каждое утро мне придётся проезжать по множеству дорог. На бензин будет уходить куча денег. Думаю, мы могли бы купить тебе магазин в Пердидосе. Тебя это устроит?

Билл откладывает сигарету. Он потягивается и зевает. Он усмехается. Джуит знает, что означает такая усмешка. Ошибки тут быть не может.

— Знаешь, чего я хочу?

Джуит смотрит ему в глаза и тихонько прыскает со смеху. Он отставляет стакан с бренди, откладывает сигарету и выключает лампу. Он встаёт, выключает телевизор, обнимает Билла и поднимает его из кресла. Билл сжимает его в объятиях. Их губы сливаются в бесконечно долгом и ненасытном поцелуе. По тёмному коридору они идут в спальню.

Утром Джуит приносит Биллу кофе и будит его. Билл берёт свою кружку с литерой «О». Он сонно улыбается, гладкий, загорелый, обнажённый, прекрасный. Но тут он хмурится.

— Ты выкрасил комнату. А где постеры?

Голый Джуит возвращается в постель и целует Билла в плечо.

— Ты не хотел забирать их, помнишь?

Билл застывает. Он напрочь забывает о кружке. Она чуть наклоняется. Струйка кофе стекает по его руке и капает на простыню.

— Куда ты их дел?

— У тебя льётся кофе.

Джуит берёт из его рук кружку и ставит на тумбу возле кровати. Он идёт в ванную и отрывает немного туалетной бумаги. Когда он возвращается, Билла в постели нет. Джуит догадывается, где Билл: из гостиной доносится грохот пустых ящиков бюро. Билл открывает их и захлопывает. Билл возвращается с пустым ящиком в руке. На Билле лица нет. На гладком краешке ящика играет утренний свет. Билл говорит:

— В бюро пусто. Что ты со всем этим сделал?

— Всё, что там лежало — это не я, Билл.

Джуит бросает комок туалетной бумаги, которой он промокал кофе, в пепельницу. Тут он садится на свою половину кровати, внезапно чувствуя себя усталым и слабым.

— Я — сижу перед тобой.

Билл ничего не говорит, а только смотрит несчастными глазами. Джуит тихо говорит ему:

— Я всё это сжёг, Билли. В тот день, когда я приезжал к тебе в магазин. Я отвёз всё это на пляж и сжёг.

Из пекарни он приносит домой запах дрожжей и ванили. С самого рассвета Питер-Пол шаг за шагом показывал и объяснял Джуиту, как работать, и одновременно работал сам в светлой и жаркой кухне пекарни. У актёров большая часть дня занята ожиданием. Пекарю иной раз не хватает времени на сон. Спина его болит, ноги ломит, руки, словно, отсохли. Автоматы не контролируют всего полностью — ничего похожего.

На нём были белый передник и белый накрахмаленный колпак. Наверное, запахи дрожжей и ванили исходят не от волос и одежды, а просто остались у него в носу и во рту. Он был уверен в одном. Той ночью у Скиппера Билл ошибался. Джуит не растолстеет от поедания невостребованных свадебных пирогов. Он сомневается, что ещё когда-нибудь съест пирог, тем более ванильный. А как на счёт хлеба? Он усмехается. Пожалуй, он войдёт в историю самым худым пекарем.

Он заехал в подземную автостоянку в под домом в Мар Виста. Уже темнеет, но уличные фонари ещё не горят. Потолок стоянки поделён пополам рядом люминесцентных ламп. Он ставит машину за красной линией под надписью ДЖУИТ-ХЭЙКОК. Он выключает мотор и тупо смотрит на имена. Теперь уже нет смысла менять вывеску. Как только сделка с пекарней завершится, Джуит в любом случае уедет отсюда.

Он выбирается из машины, запирает её, и выходит наружу. Дневной свет меркнет, а с моря, которого из Мар Виста не видно, постоянно дует холодный ветер. Он поднимается по бетонным ступенькам к стеклянным дверям вестибюля. Его касаются большие, плоские и холодные листья растений. Он хочет выпить и принять душ. Он едва ли что-нибудь ел за весь день, однако, после того, как он помогал готовить эти груды буханок, батонов, кексов, тортов, пирогов, пирожных и круассанов, ему уже не хочется есть.

Да и верно ли сказать «помогал»? Вряд ли. Большую часть времени он просто мешался под ногами. Питер-Пол не сказал ему ничего подобного. Он был погружён в работу, не улыбался, но не грубил. Джуит ожидал, что его будет обучать Молодой Джо. Похож Питер-Пол на дедушку или нет — это ещё неизвестно. В какие-то минуты, из памяти Джуита исчезали сорок лет, и Питер-Пол становился Джоем, а Джуит молодым Оливером, тоскующим и влюблённым. Хорошо, что это прошло. Он вставил ключ в замок застеклённой двери и услышал своё имя. Он недовольно вздыхает и оборачивается.