Аркадия (СИ) - Козинаки Кира. Страница 25

– Но оно же холодное, – вяленько воспротивилась я.

– Да брось ты, прогрелось за лето, даже туристы купаются. А для нас, местных, сейчас так вообще вода – парное молоко.

– А я турист или местная?

– Пойдём проверим.

Илья повесил шлемы на руль и начал спускаться к пляжу, а я двинулась за ним, одёрнув насквозь промокший сарафан.

– Раздеваться смысла нет, я так понимаю? – хихикнула я и вдруг вспомнила пять лежащих в шкафу купальников, на собственной шкуре прочувствовав, что важно не в чём, а с кем. – Тогда кто последний – тот лох! – крикнула весело, скинула кроссовки и бросилась к воде.

Но смогла зайти в море только до середины бёдер – оно, чёрт побери, всё-таки было холодным, а времени привыкнуть мне не дали, потому что схватили сзади и разом окунули. Я верещала, брыкалась и смеялась так громко, что могла бы распугать самых невозмутимых чаек, но вскоре согрелась, дурачась с Ильёй, плескаясь и брызгаясь с такой несерьёзностью, будто каких-то полчаса назад мы не срывали корки со старых ран.

И пока мы смывали краску и безоглядно веселились, дождь стих, и небо стало цвета мокрого алюминия. Я подплыла к Илье, обвила его руками и ногами и спросила:

– Держишь меня?

– Держу, – ответил он настороженно, подхватывая меня под бёдра и явно ожидая подвоха.

Однако я только улыбнулась:

– Ну вот. А говорил, что сил не хватит.

Это была всего лишь невинная шутка, но, произнесённая в нужный момент, она словно исцелила что-то, уврачевала крохотную царапину где-то внутри, и Илья усмехнулся, огладил меня взглядом и отвёл глаза, уткнулся губами в моё плечо – нет, не поцеловал, а замер так, щекоча щетиной мокрую кожу и заживляя теперь уже мои царапины. А я пыталась унять дрожь и утихомирить сердце – слишком мне было хорошо.

– Давай выходить, ты замёрзла, – шепнул Илья, хотя вело меня вовсе не от холода.

– Ни капли не замёрзла, – простучала я зубами.

– Местная ты, местная, – улыбнулся он. – Возрадуйся.

– Возрадова-лова-волась, – доложила я.

И позволила ему вытащить меня на берег, закутать в полотенце и тщательно растереть, а сама алела щеками, указывала на оставшиеся пятна краски на его шее и глупо смеялась, представляя, что мы влюблённая парочка, окружающая друг друга заботой, а не… Неважно. Сейчас – неважно.

– Илюх, – позвала я, когда мы шли обратно к мотоциклу. – А приходи к нам сегодня на ужин. Тётя Агата обещала бёф бургиньон. Она будет рада, если ты присоединишься.

– Приду, – без раздумий согласился он, и я возликовала. – Отвезу тебя сначала, потом съезжу переодеться в сухое и… приду.

– Отличный план!

До тётиного дома мы домчали быстро и с ветерком, но мне, завёрнутой аж в два, пусть и влажных, полотенца, прижимающейся к тёплой спине Ильи, безумно не хотелось слезать с мотоцикла и расставаться даже на час. Обменявшись миллионом взглядов и ещё одним обещанием всенепременно встретиться совсем скоро, мы таки распрощались, и я понеслась к крыльцу, мимоходом заметив припаркованную у дома машину с наклейкой компании по прокату авто на заднем стекле. А зайдя внутрь, наткнулась на огромнейший букет нежно-розовых ранункулюсов на консоли в прихожей, сунула в него нос, вдохнула свежий аромат и зарулила на кухню.

– Цветы от твоего жениха? – поиграла бровями я, стащив дольку огурца у тёти Агаты, нарезающей овощи для салата.

Она подняла на меня глаза, посмотрела внимательно, долго, испытующе и проговорила:

– Боюсь, что от твоего, Мируся.

Я опешила и уставилась на тётушку в полнейшем недоумении, но хлопнула задняя дверь, ведущая в сад, и я откликнулась на звук, вернулась в прихожую.

Мне навстречу, держа на руках кошку и широко улыбаясь, шёл он.

Роман.

Мой жених.

__________[1] Тысяча журавликов цуру – именно столько, согласно древней японской легенде, человеку нужно сложить, чтобы боги исполнили его желание или, по другой версии, даровали вечное счастье, долголетие и избавление от болезни. Широко за пределы Японии эта легенда вышла благодаря Садако Сасаки, пострадавшей от взрыва атомной бомбы в Хиросиме японской девочке, которая, находясь в больнице с лейкемией, вызванной радиационным облучением, складывала бумажных журавликов, мечтая о выздоровлении. Садако Сасаки скончалась в 1955 году в возрасте 12 лет, успев сложить около 1300 журавликов.

Глава 10

– Привет, крош!

Роман аккуратно опустил на пол кошку – кажется, это была Амелия, да, точно, трёхцветная с рыжей мордочкой и кудряшками за ушами, – подошёл ко мне – от улыбки в уголках глаз собрались солнечные морщинки, – обнял, прижал к себе, уткнул щекой в плечо – пуловер мягкий, кашемировый, пахнущий бергамотом и доро́гой, мы вместе когда-то его покупали – и ласково провёл ладонью по волосам.

Я могла бы заметить ещё тысячу деталей, последовательно назвать все оттенки розового в букете ранункулюсов, вспомнить, что я ела на завтрак три дня назад, или продекламировать какой-нибудь стих из школьной программы по литературе – в общем, что угодно, лишь бы не быть в этом моменте, не признавать, что происходящее реально. Что едва – и с глубочайшей неохотой! – выскользнув из объятий Ильи, я очутилась в других объятиях, которые изначально не должна была покидать даже мыслями и которые теперь рвали кожу, как сто ударов плетью.

– Мокрая, – еле выдавила из себя я, не смея шевельнуться.

– Я заметил, – бархатисто рассмеялся мне в ухо Роман. – И вкусно водорослями воняешь.

– Схожу в душ…

– Да подожди ты.

Он взял моё лицо в ладони, заглянул в глаза, снова улыбнулся широко и с искренней, похожей на хлёсткую пощёчину радостью, а потом поцеловал.

– Всё хорошо же? – тут же нахмурился.

– Да! – всполошилась я. – Да, конечно! Просто это... Я не… Ты когда успел приехать? Почему не предупредил?

Роман вновь рассмеялся, нашёл мои руки, сжал их в своих и упёрся плечом в стену.

– Утром Янсен отменил встречу.

– Чёрт! Совсем?

– Надеюсь, что нет. Он очень нам нужен. Я попробую ещё связаться с ним в понедельник, но у меня вдруг появились свободные выходные. И я подумал, чего мне торчать в Амстердаме одному, если можно сгонять к Мирке. Хотел сделать тебе сюрприз. Зря?

– Ну что ты, Ром, – попыталась улыбнуться я. – Хорошо, что приехал.

Кажется, я только что впервые соврала будущему мужу.

– И кстати, я тебе звонил, когда весь такой внезапный тут нарисовался, а тебя дома не оказалось. Но ты не брала трубку.

Я округлила глаза и дёрнулась так резко, что накинутое на плечи полотенце стремительно поползло вниз, и мне пришлось высвободить одну руку, чтобы поймать его. Где мой телефон?! Второпях прокручивая назад события дня – и кожей ощущая зуд от некоторых особо ярких моментов, – я вспомнила, как ещё утром положила его на стол на кухне Ильи, чтобы ненароком не разбить в приступе ненависти к брату, а затем вообще не до него было.

– Я… телефон забыла… там… у друзей.

– Ничего, потом заберём, – беспечно отозвался Роман. – Меня больше волнует, что ты ещё кое-что, кажется, забыла.

С этими словами он поднял мою правую руку к лицу, и на ней были забившиеся под ногти крупинки песка и засохшие следы краски, но не было… кольца.

– Оно чуть-чуть великовато, – покаялась я, – поэтому я его сняла. Не хотела потерять.

– Как только до Москвы доберёмся, съездим на Петровку и всё исправим, – заверил Роман. – Но давай ты хотя бы сегодня его наденешь, ладно? Хочется похвастаться, что я тебя завоевал.

– Перед кем? – спросила я раньше, чем поняла,кто ещёможет увидеть сегодня моё кольцо, если я срочно это не исправлю, и сглотнула нервно и шумно.

– Перед твоей тётей, например, – довольно ухмыльнулся Роман и добавил заговорщически: – Я тут с ней поболтал, пока тебя ждал, и она офигенная.

– Премного благодарю! – весело раздалось с кухни, и до меня только сейчас дошло, что всё это время мы стояли буквально в двух шагах от тётушки. И она прекрасно слышала, как я мерзко юлю и выкручиваюсь.