Восхождение богов (СИ) - Пар Даша Игоревна "Vilone". Страница 58

Поступки Моры не стали неприятным сюрпризом, она и должна была сыграть эту роль, чтобы Никлос переступил через черту и призвал Демона. Всё получилось. Селеста выполнила предназначение, эльфийка отправилась на свалку истории. Осталась сущая мелочь, и он почти с игривым нетерпением ждал, когда они придут. Вечный уже слышал шаги, негромкое перешёптывание, участившийся пульс их маленьких сердец, когда они увидели остатки его роскошного празднества. Он подождёт. Кульминация близка.

— Я выполнила свою часть, брат и отец. Теперь ты отпустишь меня? — Туула поправляет ошейник, устало прислонившись спиной к ручке массивного кресла.

После безумного празднества, когда Ктуул собрал «возлюбленных» морвиусов, пригласил горожан и согнал всех придворных во дворец, бальная зала сверкала чистотой. Вечный лично озаботился уборкой, вычищая следы торжества, когда он использовал людей, чтобы приманить бывших детей. Отвлекая внимание, он досуха осушил их всех, несмотря на мольбы о пощаде и прощении.

Теперь, заняв королевский трон, Ктуул любовался отблесками солнца, нарядившегося в кровавые одёжки, предвестники грядущего конца, и пускавшего капельных зайчиков по зеркальной поверхности просторного помещения. Ветра вздымали воздушные занавески, от хрустального декора потолочных люстр доносился тихий звон, музыкой проносясь по застывшему залу. Если прислушаться, то можно услышать отголоски былых торжеств, голоса придворных, звон бокалов, пение и гром из оркестровой ямы. Увидеть призраков, танцующих в центре, почувствовать волнение и яркость их чувств, прежде чем танцы дошли до пика безумия.

Ктуул медленно протянул руку и ухватился за волосы Туулы, запрокидывая её голову и наклоняясь к девушке:

— А ты этого хочешь? Отпущу, и ты превратишься в безликую массу, одну из смертных этого обречённого мира. Хочешь стать пустым местом? Ведь твоя особенность заключается в том, что ты моя несносная сестра. Мой антипод, мой провал и величайшее творение. Остальные достигли высот из-за своей исключительности. Ты же по праву рождения и смерти. Хочешь отказаться от всего? — говоря, он наклонялся ниже и ниже, спуская голос до волнительных, полных обжигающего соблазна нот, в которых мешалось и затаённое вожделение, и надежда, и толика огорчения.

Девушка выдохнула, почти касаясь его губ, видя, как ярко мерцает алмаз в его лбу, как трещит магия сожранных ядер, как отзывается поглощённая сила иных вечных. О, она видела братца насквозь. Видела, что он не против продолжить игру, хоть она и поднадоела им обоим за прошедшие тысячи тысяч лет. Когда живёшь так долго, многое забываешь, утрачиваешь в горячке времени, полностью забывая истинное значение этого слова. Один миг превращается в годы, а годы — в один миг.

— Да. Больше всего на свете я хочу перестать быть твоей сестрой. Да. Я хочу быть обычной девушкой. Хочу забыть всё, чем была. Хочу утратить это и даже больше! Дорогой братец, я хочу забыть тебя. И то, что ты со мной сделал.

Тогда он сбил разделяющее их расстояние и впился в её губы, взмывая вверх и уволакивая девушку за собой. Он пил из неё, как из источника и как бы она не сопротивлялась, погружался всё глубже и глубже, вытаскивая крупицы сил, от чего пальцы Туулы скрючило, а хребет выгнуло, и она беспомощно сучила ногами в воздухе, пытаясь отбиться, пытаясь удержать хоть что-то.

В конце концов, он отпустил сестру, и девушка рухнула вниз как подкошенная, лишённая всего. В ней не осталось и крупицы вечности, брат, как настоящий упырь, высосал из Туулы все соки, и она лишилась волшебного оперения, возвращая истинный облик, хоть и не прихвативший пыль тысячелетий. Лёжа на животе, она подгребла к груди коленки, сжимаясь в позу эмбриона. Её сдавил нечеловеческий холод, от которого дрожало тело и стыла душа. Туула забыла, что это такое — быть человеком. Не иметь никакой силы. Быть слабой, беспомощной, почти что слепой.

Он медленно спустился к ней, прикасаясь к оголённой шее. Раздался щелчок, и ошейник распался на две части, вызвав вскрик со стороны девушки. Тогда Ктуул опустил руку на её спину, утешая как ребёнка:

— Ты свободна, сестра. Больше я не трону тебя. Правда… не уверен, что ты переживёшь грядущее. Боюсь, ты умрёшь вместе с этим миром, когда я получу своего Клоса.

Туула внутренне сжалась. Она знала, что он поступит так. Знала, но всё равно выбрала этот путь.

— Ну-ну, не расстраивайся так, сестрёнка. Помнишь, что я обещал тебе, когда всё только начиналось? — он присел рядом, перетягивая её к себе на колени, и погрузился в сладость и горечь воспоминаний:

— Я помню тот день, как один из счастливейших в моей жизни! Тогда ты отдала мне всё, что у тебя было. Встала на колени, моля о спасении, и я даровал его тебе. Никогда и пальцем не тронув… и ты всегда была со мной! Сейчас пути расходятся. Скоро ты превратишься в ничто. Станешь пустым местом, ведь исчезнет ядро этой утомительной планеты, и твоя душа рассыплется космическим мусором, отголоском, путешествующем между звёзд. Мы иногда чувствуем их. Эти случайные эмоции, чувства потери, незавершённости, всё, что осталось от выпитых планет. Ты познаёшь, что это такое — быть потерянной, — он приобнял её и подтянул к груди, чтобы взглянуть в глаза той, чьи разбитые чувства так долго волновали его.

Её истинный, невыразительный лик приятно грел сердце вечного. Её горечь вызывала в нём почти человеческие желания. Ему нравилось смотреть на то, как Туула пытается вырваться из рук, держа в мыслях — «Я свободна. Он отпускает меня. Не тронет больше. Всё закончилось!»

А потом горячий шёпот и прямо в лицо:

— Но если ты очень-очень сильно попросишь, если будешь умолять и снова встанешь на колени, если докажешь, что хочешь этого и готова ради меня на всё — обещаю, я верну тебя. Ты вновь станешь вечной. Моей сестрой, дочерью и возлюбленной. Мы вместе отправимся в другие миры и никогда не расстанемся. Моя дорогая Туула. Покажи свою любовь, и я прощу все прегрешения, забуду, как ты пыталась манипулировать Никлосом, Селестой, Шэ и Олой. Забуду, как ты настраивала против меня остальных вечных, как сопротивлялась мне, коварно утверждая, что преданна до конца. Давай, давай начнём всё сначала, милая? — в нём было столько тепла, заботы, какой-то лихорадки чувств, от которой и руки его становились теплее, почти обжигая тонкую кожу Туулы, что с испугом смотрела на него.

Она пыталась вырваться, заткнуть уши, чтобы не слышать обещаний в его речах, не слышать слов: «Ты так доверчива, как в тот день, когда помогла победить первого врага. Когда открыла способ обойти физический поединок через магию. Нашла учителя, и деньги, чтобы он обучал меня. Никто не знал, что это была ты. Что это сестринская любовь уничтожила отца и родное ожерелье. Что это ты открыла во мне силы, перевернувшие равновесие природы. И уничтожившие всё».

Туула была виновна во всём, что с ней случилось. Виновна в любви к брату, который никогда на самом деле не любил её.

И теперь он доказывал, что она опять ошиблась, что даже найдя, казалось бы, идеального спутника, он не готов отказаться от любимой игрушки.

— Ты же обещал, — прошептала она. — Ты говорил, что отпустишь…

— Но так и есть! Я отпускаю тебя. Если ты этого действительно хочешь. Если готова отказаться от всего, даже от жизни и послесмертия, готова превратиться в пустоту. Да. Я отпущу тебя в это, — притворное простодушие так и сочилось из него, из того, как он держал её на месте, не давая и секунды на то, чтобы вырваться и хотя бы чуть-чуть вздохнуть холодного ветра, чтобы разорвать ненавистные узы.

— Тогда отпусти! — закричала она, ударяя по его груди.

Она била вновь и вновь, а он обращал её гнев в истерику, обхватывая руками и прижимая к себе, утешая, как если бы речь шла о разбитых коленках.

— О, сестричка, как же тебе больно, — с напускной заботой шептал он. — Как я могу отпустить тебя, если ты так разбита? Если тебе так плохо? Как я могу бросить, ведь ты не сможешь жить без меня, дорогая?

Мысли Туулы метались как птицы, запертые в клетке. Она искала выход и не находила. Она так отчаянно мечтала освободиться, даже не предполагая, что он никогда в действительности не даст ей и шанса сделать это. Что он всё равно будет издеваться, прикрываясь любовью.