Каста Неприкасаемых (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus". Страница 32

В боевом азарте осматриваю поле боя и с чувством удовлетворения выношу победоносный вердикт:

– Поверженный враг бежал, и мое право на это сырое подземелье подтверждено полным превосходством на поле боя!

После такой колоссальной потери энергии ощущаю себя просто выжатым лимоном. От слабости кружится голова, а чувство голода обострилось до невыносимости. Желудок крутит судорогой, и я бросаю взгляд на закрытую дверь. За ней стоит глухая, пугающая тишина, говорящая – тебя не кормили с того момента как бросили сюда и, явно, не собираются делать этого в будущем.

Откидываюсь спиной к стене и закрываю глаза. Так проще. Голодные спазмы пока еще можно терпеть, но мысль о том, что придется есть убитых мной крыс, становится уже объективной реальностью. К счастью, сознание покидает меня раньше, и я проваливаюсь в черную яму кошмарного сна, из которого невозможно выбраться. Полное забытье сменяется кратковременным бодрствованием, и вновь наваливается беспамятство. Время превращается в какую-то совершенно бесконтрольную величину. Сколько я уже здесь? День, месяц, год?!

Открываю глаза, в мутной пелене вижу все тот же подвал и снова падаю в бессознательную пропасть. Так повторяется, и повторяется, как неторопливо крутящееся мельничное колесо. Жернова трутся, перемалывая дни, а может месяцы или годы.

После очередного провала опять прихожу в себя и с трудом поднимаю тяжеленные ресницы – все тоже самое, тот же подвал, та же темнота и безысходность. Или нет?! Плохо понимаю, но чувствую какую-то странность. Размытое белое пятно качается посредине моей темницы. Было оно раньше или нет, я не могу вспомнить? Пятно приближается, а я ничего не испытываю, мне все равно. Апатия и безразличие владеют мной безгранично. Какая разница кто это или что? Если оно принесет мне смерть, я буду ему благодарен за избавление от мучений.

Вдруг что-то щелкает в моем сознании, и я отчетливо разбираю слова.

– Идиот! Ведь просила же, дождись меня!

Чувствую касание теплой руки, и размытое пятно превращается в склоненное надо мной лицо.

«Ильсана!» – Беззвучно шепчет мой изумленный разум, а на ее лице появляется искреннее удивление.

– Живой?!

Рука моей спасительницы нервно шарит в принесенной корзине и поднимается оттуда с кожаной флягой. Живительная влага льется мне в рот, и с каждым глотком я чувствую, как в мое тело возвращается жизнь. Я еще не способен даже пошевелиться, но мои глаза уже открывают мне прекрасный облик моей спасительницы.

Ее голос звучит строго и повелительно.

– Не шевелись. Сейчас я прикажу тебя развязать и накормить. – Ильсана поднимается на ноги, и в ее тоне появляются стальные нотки. – Эй вы, сюда живо! Развязать, накормить, и, чтобы волос с его головы не упал!

***

Итак, я провел в полубреду без еды и воды целых семь дней. Так сказал мне охранник, принесший первую миску с похлебкой. Поставив глиняную плошку на пол, он недоверчиво покосился в мою сторону и глубокомысленно изрек:

– Мы то уж думали, ты издох, а гляди кось нет. Живучий!

В отличие от стражника я отлично знаю, кому я обязан этой самой живучестью, но, думаю, если бы не приход Ильсаны, то рано или поздно я бы все-таки умер. Теперь меня поят и кормят два раза в день, но я по-прежнему сижу в темнице. Ильсана больше не заходит. Руки развязали, но на ноги одели кандалы и приковали цепью к стене. Это не совсем то, чего я ожидал от своей спасительницы, но я не в обиде. – «Она здесь не хозяйка и сделала лишь то, что могла». Гор тоже больше не проявлялся, и я его не звал. Вопросов у меня нет, а для пустой болтовни время неподходящее. Я понимаю, он ждет моего согласия на договор. По его мнению время работает на него, и у меня нет другого выхода. Между медленным гниением в каземате и сделкой с демоном, я рано или поздно должен выбрать сделку. Так что, пока я не принял окончательного решения, звать Гора бессмысленно, он ничем не поможет, а скорее всего и не ответит.

Слышу, как в замке загремели ключи, значит, принесли еду. Стражник, ворчливый и вечно недовольный старый пень, со мной не разговаривает, но еще с первого прихода, из его раздраженного бурчания я выяснил очень важную для моего внутреннего равновесия вещь. Раздача проходит утром и вечером, и теперь я точно знаю какая часть суток там, наверху.

Тюремщик ставит миску на пол, кладет сверху кусок ячменного хлеба, и пробурчав – меня бы так кормили, уходит. Опять клацает ключ, а значит, я могу подойти и взять свою еду. Сволочной старик оставляет мне пайку на самой границе цепи, так что приходится чуть ли не ложится на пол, чтобы дотянуться.

Я уже не ругаюсь, привык. Пошел пятый день после прихода Ильсаны и моего воскрешения. Рубцы от кнута почти полностью затянулись, вывихнутые суставы вернулись на место, остались только бордовые полосы на спине, да кровоподтеки на лице и животе. Я практически в полном порядке и, чтобы не свихнуться в полном одиночестве, даже нашел себе развлечение. Сшибаю призрачным щитом тараканов и крыс и, надо отметить, добился немалого мастерства в этом деле. Теперь без всякой помощи рук и, управляя щитом только сознанием, я могу, например, слегка придавить насекомое и аккуратненько так, даже не калеча, слегка подвинуть, а могу впечатать здоровенную крысу в стену так, что от нее остаются лишь размазанные по стене кишки. Правда, такими ударами я не злоупотребляю. Кровь и останки приманивают новых тварей, и я опасаюсь, что какая-нибудь из них цапнет меня во сне.

Тщательно вымокав хлебом остатки каши, отставляю тарелку. Почти сразу же открывается дверь, и горящий факел освещает лицо все того же тюремщика. Он забирает пустую миску и молча уходит. Значит, там наверху наступила ночь, и закончился еще один день моего заточения. Царапаю на стене двенадцатую отметку и, поднявшись, делаю своеобразный променад. Два шага в одну сторону, два в другую. Ровно столько позволяет мне длина цепи. Так лучше думается, хотя думать особо не о чем, и в очередной раз все сводится к одной и той же дилемме: идти на сделку с демоном или нет. В очередной раз убеждаю себя, что с этим я всегда успею и вновь сажусь на свое привычное место. Пытаюсь заснуть, но полноценный сон не приходит, его уже давно заменило тревожное полудремотное состояние.

Проваливаюсь в пустоту и вновь открываю глаза. Сколько прошло времени не знаю, но явственно слышу звук, который меня разбудил. Кто-то аккуратно поворачивает ключ в замке. По моим ощущениям, для тюремщика еще рано. Значит, на дворе сейчас глубокая ночь. Тогда кого это принесло?

Со скрипом двинулось дверное полотно, и в щель проник мерцающий свет свечи. В голове заметались самые мрачные мысли: «Убийцы! Лириан решил окончательно избавиться от меня. – Беру себя в руки с твердым намерением дать бой. – Ну, давайте! Только будьте уверены, попотеть вам придется изрядно!»

Жду в полной концентрации, готовый в любое мгновение уйти в Сумрак. Изматывающе долго открывается дверь, и мой взгляд, не отрываясь, следит за ширящейся светлой щелью. Еще миг, и у меня от изумления отвисает челюсть. Пригнувшись под низким сводом, в камеру входит Ильсана. Вот кого я меньше всего ожидал увидеть в эту минуту, так это ее.

Распущенные волосы, отливаясь драгоценным металлом, спадают на плечи, стола из мягкой полупрозрачной парчи словно выставляет на показ упругое, стройное тело. Раскосые зеленые глаза смотрят прямо на меня властно и таинственно.

Чуть приподнявшись, молча веду ее взглядом, а она также без слов подходит и садится рядом на корточки. Ее рука подносит бронзовый подсвечник к моему лицу, и желтые огоньки четырех горящих свечей почти скрывают от меня ее контур. Мягкий грудной голос звучит с другой стороны пламени. Звучит отстраненно, словно обращается к незримой в темноте публике.

– Кто бы мог подумать, что в таком невзрачном теле скрыто столько силы и воли. Это так возбуждает! Моим подругам нравятся накаченные тела, блестящие рельефные мускулы, а мне эти игрушки уже надоели. Они все просто раскрашенные самцы. Скучные, самовлюбленные и жалкие! От них веет плесенью и разложением, а я не люблю разряженных слюнтяев. Меня завораживает другое. Мне нравится дух зверя, сила пламени неугасающая и непобедимая. Мне хотелось бы склониться перед силой, способной меня покорить, но к сожалению, вокруг одни развращенные слабаки.