Друг моего отца (СИ) - Чер Алекс. Страница 5

Да много чего произошло вчера. И не столько в моём организме, сколько в душе.

Живот, кстати, почти не болел. И кровотечение прекратилось. Зато первый раз в этом доме я как-то безмятежно и глубоко выспалась, а потому с утра чувствовала себя прекрасно.

– Гуляла, – промычала я.

– Надо сначала прожевать, а потом уже отвечать, а не говорить с полным ртом.

– Угу, – отхлебнула я чай и засунула в рот остатки бутерброда. Странный сыр крошился и резался плохо, но в принципе оказался вкусным.

– Я между прочим, волновалась.

– Угу, – снова ответила я.

– Звоню водителю, он говорит, что ты его отпустила, потому что возвращаться недалеко. Сказала сама дойдёшь, – села она напротив. – Звоню тебе на сотовый, а он лежит дома.

Как же это похоже на мать. Сначала позвонить водителю, а потом только мне. Минимум контактов. Всё через третьи руки, через прислугу, редко что мне напрямую.

Зато это снимало с неё все подозрения, что именно она отправила меня Чекаеву в качестве «живого подарка», как я сначала думала. А что приодела, так я же от её имени, должна соответствовать.

Но я действительно гуляла. Не пошла сразу домой. Побродила по парку. Посидела у фонтана с подсветкой, что до сих пор работал, несмотря на осень. Поплакала, конечно, но скорее от обиды. Он даже имени моего не спросил. Попользовал и выставил. Но жаловаться некому, нечего и ныть.

А дома (странно называть эту золотую клетку «дом», но другого у меня всё равно нет) меня как будто никто и не ждал. Думала, мать прибежит, будет допрашивать. Но я всё время забываю, что она выше этого. Она даже из своей комнаты не вышла. Явилась, как обычно, к завтраку. Лично, по часам, принесла мне таблетки, что я послушно проглотила.

– Ты подарок передала? – задала она вопрос, который думаю, единственный её и волновал, но добиралась она к нему долго, аж через якобы материнские чувства.

– Да, – размешивала я сахар в кружке, издавая звук, от которого у Татьяны Владимировны обычно начинался нервный тик.

– И что он сказал?

– Спасибо, – пожала я плечами.

– Спасибо и всё? – сморщилась она и выхватила у меня из руки ложку.

– Без «всё». Просто «спасибо», – допила я, тоже намеренно громко хлюпнув.

– Не дерзи мне!

Она подскочила, словно хотела меня снова ударить, но не успела. Уборщица, что приходила каждое утро мыть офис, а также все туалеты и ванные в квартире, вызвала её в коридор.

– Вы просили, если я найду что-нибудь… – смущённо сжимала она руки в перчатках.

– Пармезан не едят с маслом, – бросила мать, выходя.

Я посмотрела на этикетку неизвестного мне сыра. А я ем! Пармезан он не пармезан.

– Ещё одна? – услышала я её повышенный и какой-то страдальческий голос. – Только не это!

Но поскольку со стола уже убрала и даже посуду помыла, вышла из кухни посмотреть, что же там случилось.

– Яна, это твоё? – со скорбью на лице, дрожащей рукой протянула она мою использованную прокладку. И вдруг заорала: – Я спрашиваю: это – твоё?

– Да, – смутилась я и совершенно растерялась.

– У тебя пошли месячные? Или начало кровить? – на неё страшно было смотреть.

– Танюш, что случилось? – почёсывая голый живот, вышел в коридор Артурчик.

– Нет, – испуганно глянула я на него, на безобразную окровавленную прокладку. – Меня… – не знала я как правильно сказать. Дефлорировали? Лишили невинности? Отымели?

– Изнасиловали?! – страшным шёпотом произнесла Татьяна Владимировна. И в ужасе повернулась к мужу. – Ты? Это ты сделал?

– Фу, убери это от меня, – шарахнулся он от прокладки, предъявленной ему в качестве улики. – Ничего я такого не делал.

– Это он? – развернулась она ко мне. – Отвечай!

Я молча кивнула.

Она так побледнела, что мне показалось упадёт в обморок. В сердцах швырнула обратно в мусор прокладку.

– Одевайся, мы немедленно едем к врачу, – просила мне через плечо. И прошагав в сторону мужа по коридору, как по плацу, толкнула его в комнату.

Даже через дверь было слышно, как он жалобно верещал: «Она врёт! Танюш, клянусь, врёт!»

А я усмехнулась: где-то я это уже слышала.

Глава 6. Арман

Это пиздец! Это просто пиздец!

Я покрывался холодным потом у себя в кабинете, глядя на номер телефона на визитке адвоката Воскресенской Татьяны Владимировны.

Позвонить? И что я ей скажу? Спасибо за подарок. Чудесные часы, мне очень понравились, но больше понравилась ваша дочь. Да, я её, кстати, по ошибке трахнул. Жестковато. Принял за другую. Но это ведь не помешает нам начать сотрудничество, о котором вы намекнули в открытке.

Я откинулся в кресле, схватившись рукой за волосы. И хер с ней с этой мамашей, какой бы зубастой акулой она ни была. Если вдруг захочет перемолоть меня вместе с костями, у меня адвокаты постаршее. Дело не в ней.

Бедная девочка! С ней-то я за что так?

Кретин! Ведь чувствовал что-то не то. Ведь видел, как она напугана, как побледнела, увидев меня в халате. Как пила это чёртово шампанское, словно готовилась на эшафот.

Бля-я-ять! Я закрыл ладонями лицо, поставив локти на стол.

Вторую девчонку, в банте, я отослал. Перед дядей Валерой дипломатично извинился. Его номер «для деликатных вопросов» у меня был, хоть он и не определялся. Потом выгреб всё, что было в пакете с подарком, седея от ужаса. И что я, идиот, раньше в него не заглянул? Там и нашёл визитку этой Воскресенской.

К обеду служба безопасности нашла мне на неё основное, что смогла. Про дочь.

Но я всю ночь не спал. Ходил кругами по квартире. И глядя на постиранное полотенце, душу разъедало до слёз.

И что теперь делать? Как вымаливать прощение? Как вообще за это можно оправдаться?

Я встал и теперь расхаживал по кабинету.

– Арман Эмильевич, можно? – заглянул в дверь начальник службы безопасности.

– Да, Роман Валентинович, – кивнул я на кресло, а сам присел на край стола.

– В общем, они сейчас поехали в клинику репродукции.

– Куда? – не понял я.

– Ну, там её мать наблюдается у гинеколога. Я навёл справки, девушку тоже там до этого обследовали. Боюсь, что она повезла её на осмотр.

– Валентиныч, она совершеннолетняя и всё было по обоюдному согласию, прекрати, – рявкнул я. И снова покрылся холодным потом. Это из-за кровотечения? Что если оно не прекратилось? – Давай факты. Как она себя чувствует?

– Это я тебе скажу после осмотра.

– Это хоть хорошая клиника?

– Что-то я тебя не пойму, Арман, – прищурился он с подозрением.

Да, да, я рассказал ему не всё. Но о многом чёртов бывший опер догадался сам. Слишком о многом.

– Не надо меня понимать. Надо дать мне её личный телефон. И собрать всё, что можно, и на мать, и на девушку. Как, ты сказал, её зовут? – я поднял со стола лист.

– А ты сам не спросил? – усмехнулся он.

«Сука, заткнись!» – стиснул я зубы, делая вид, что занят листком.

Хотя всё, что там было написано уже выучил наизусть: родилась в январе, двадцать два года (чего по ней не скажешь). Жила в каком-то захолустье с бабкой (та скоро год как умерла). Закончила их захолустный Институт Культуры по специальности «Документоведение и архивоведение» (язык сломаешь). Приехала к матери два месяца назад.

– Нечаева Яна Андреевна? Почему у неё другая фамилия? – глянул я исподлобья.

– Мать третий раз замужем.

– Я понимаю. Но девичья у матери Легостаева. Потом она вышла замуж за Воскресенского. Потом за Иванова, но фамилию уже не меняла. И теперь её муж Ольшанский. А Нечаев кто?

– Видимо, отец, – пожал плечами безопасник. И, предвидя мою реакцию, тут же добавил: – Мы работаем над этим, Арман Эмильевич.

– Вот и работайте, – махнул я рукой, выпроваживая его. – Ольшанский, Ольшанский… А это случайно не тот Артур Ольшанский, который был женат на герцогине Хер-вышепчешь-фамилию, и которой было под девяносто лет?

– Он самый, – остановился в дверях Валентиныч. – Старушка немного оставила ему в наследство, там взбунтовались дети и внуки. А по европейскому законодательству…