Если бы (СИ) - Фокс Оксана. Страница 10
– А вот и он, – понизил голос Старков, и обратился на английском к крупному мужчине с серебряными висками в темно-каштановых волосах.
Слушая оксфордское произношение, Лина удивлённо смотрела на Андрея: слишком долго изучала язык, чтобы не уловить мгновенно.
– Мистер Олсен, разрешите представить вам мою... давнюю знакомую, Василину Калетник – талантливого художника, насколько я могу судить о таких вещах...
– Ян Олсен.
Лина вложила руку в протянутую ладонь и поняла, что розовеет под взглядом глубоко посаженных карих глаз.
– Мистер Олсен, генеральный директор "OSGC".
– Рада знакомству, мистер Олсен, – как и все Лина перешла на английский, значительно улучшенный за последние годы. – Что означает аббревиатура "OSGC"? – она взглянула на Андрея.
– Одноименная группа сталелитейных компаний, – ответил Олсен.
– О, ясно, спасибо...
– Мистер Олсен, отлично разбирается в искусстве и большой коллекционер.
– Правда? Планируете пополнить коллекцию?
– Подумываю, – протянул Олсен, скользя по Лине взглядом, подобным тому, каким минуту назад изучал картину.
Она обругала себя за неудачно построенную фразу. Сама виновата, что напросилась на двусмысленность.
– Могу я рассчитывать на вас? – спросил Олсен, цедя слова.
Лина посмотрела в довольно резкое лицо с крупными чертами, сомневаясь, что верно понимает. Отточенное произношение и словарный запас оказались бессильны. Она ограничилась кивком, разглядывая носки его квадратных туфель.
Под скошенным потолком витали отголоски смеха и музыки с нижних этажей. Молчание затягивалось. Чувствуя неприятную паузу спиной, Лина взглянула на Андрея. Старков интересовался узкой этажеркой из кованой латуни, пробуя пальцем узор. Олсен вернулся к прерванному созерцанию, словно остался один.
Сделав шаг в сторону, она тихонько потянула Андрея за рукав.
– Что вы думаете об этой картине? – повернул лицо Олсен.
– Я? Я думаю, она бесподобна, – пробормотала Лина, и вдруг прорвалась сдерживаемая досада:
– Если вам, правда, интересно моё мнение – это лучшая работа выставки! Она заслуживает, чтобы её перенесли вниз и установили на самое почётное место!
– Вы правы, – задумчиво протянул Олсен. – Мне нравятся эти формы: грубые и простые; противоречивые тени и полутона, словно форма опережает смысл. Что, по-вашему, хотел донести художник? Желает он нас поразить?
– Не думаю.
Лина взглянула на размытые прерванные линии, неуклюжие мазки, наваленные один на другой, небрежно выведенные дрожащей рукой. Совершенство в безобразии. В сердце кольнуло. Как тонка грань между хаосом и порядком, красотой и уродством. И как легко одно, подменить другим. Иногда казалось, что никакой грани вовсе нет, и становилось одновременно восхитительно легко и страшно.
– Художник писал по памяти. Он слепой, – автоматически произнесла она.
– Вот как, – Олсен отошёл на шаг, изменив угол обзора. – Возможно мне стоит купить её?
– Я думаю, вы уже приняли решение, – негромко произнесла она.
– Вы правы.
– Пф! – оторвался от своего занятия Старков, поднимая голову: – Теперь я понимаю, что значит говорить на одном языке! Вы звучите абсолютно непонятно для непосвящённых – ни на английском, ни на русском!
Лина виновато посмотрела на Андрея, забыв о его присутствии.
– Твой друг покупает картину.
– Ясно. Выгодное вложение? – Старков вскинул брови, но она только пожала плечами; он перевёл взгляд на Олсена.
– Несомненно, – тихо проговорил он.
Со стороны парадной лестницы приближалась группа людей. Поддерживая под локоть сутулую китаянку в красном пиджаке, Новицкий заметил Лину. Руководитель нахмурился, сделал знак присоединиться.
Она извинилась перед Олсеном, быстро условилась с Андреем встретиться позже, когда Ян пригласил на обед.
– Что скажете, молодые люди? – лениво проговорил он.
Старков выразительно посмотрел на Лину. Серые глаза смотрели почти умоляюще с тем же родным близоруким прищуром.
Глава 7
Без четверти семь Лина подсела к ореховой тумбе швейной машинки, которая заменяла обеденный и рабочий стол. Открыв ноутбук, взглянула на письмо от Натали: непривычно краткое, без единой фотографий. Она сообщала о сдаче экзаменов, стажировке на Ямайке и невозможности приехать весной, как планировала. После точки рыдали три смайлика и столько же улыбались.
Ямайка... где она?
География не входила в число любимых предметом. Хриплая трель из коридора пресекла желание погуглить.
– Привет... – Андрей застыл с протянутой кистью.
– Что-то не так? – забеспокоилась Лина, глядя в вытянутое лицо. – О... не правильно оделась?! – ахнула, переводя взгляд с серого двубортного костюма и лилового галстука на свои джинсы.
– Ты какой год живёшь в столице и не знаешь в чем пойти в ресторан?
– А вы не предупредили, где будет ужин! – слегка уязвлённая она показала язык.
– Но, не в пиццерии же, – Андрей оглянулся в поисках места для портфеля из мягкой чёрной кожи. – И не ужин, а обед. Британцы наш ужин зовут обедом.
Отодвинув ноутбук, Лина скинула на пол конспекты, выдернула из рук Старкова сумку и водрузила на облезлую тумбу.
– Ты приобрёл снобистские наклонности?
– А ты смотрю отличный ноут. Хотя, куда мне! Ты, должно быть снобов не видела.
– А ты видел?
– Да.
– Бедный!
– Ну, не сказал бы.
– Значит, разбогател-таки?
– М? Ты стала меркантильной?
– Очень!
– С каких пор?
– С тех пор как зарабатываю сама, – рассмеялась Лина.
– Надеюсь, ты уже заработала на приличное платье.
– Платье?
– Да. Лучше если это будет платье.
– Лучше не бывает, – Лина скрестила руки. – Едва за порог, а уже командуешь. Андрей, номер не пройдёт, я не буду переодеваться. И, между прочим – "это", – она потянула пальцем шлёвку, – фирменные джинсы, в которых не выгоняют из ресторанов.
– Лина, пожалуйста, – вздохнул Андрей и посмотрел в глаза. – Крайне важный ужин.
Она помедлила, с досадой распахнула платяной шкаф. Выдернув с вешалки мамино любимое кашемировое платье, купленное в последний приезд, поплелась в ванну.
– Обед, – буркнула Лина и щелкнула замком.
Красивые выглаженные платья гроздьями украшали шкаф. Лина даже не помнила все, охотно одалживая однокурсницам. Мама любила платья, скупала охапками новинки, обожая наряжать Лину с детства. Только вот, себя в платьях – Лина не любила. Редко задумываясь над тем, что надеть – всему другому, предпочитая удобные джинсы, которые не жалко портить краской.
Жемчужно-серое узкое платье до колена с одним украшением – серебристой молнией на спине – красиво приоткрывало ключицы и оттеняло глаза. Так заявляла мама. Лина переделала хвост в пучок, подкрасила ресницы, коснулась губ телесной помадой. Она не выносила ни один блеск, делающий и без того крупный рот – большим и вдобавок липким. Приложила к ушам малахитовые серьги, подарок Александра Петровича к окончанию третьего курса и, взглянув в зеркало, раздражённо бросила в шкатулку. Нелепо прихорашиваться на ужин с бывшим парнем и его боссом.
– Ух ты!
– Сомневался в моей способности прилично выглядеть? – она склонилась над ящиком с обувью. – Вот, блин...
– Не помню тебя в платьях. Такое узкое... Пожалей сердце немолодого мужчины.
– Старков, тебе не угодишь: то платье – то сердце.
– Ох, нет! Сними эту мерзость, надень человеческие туфли на каблуке.
– Ты всё-таки сноб! – рассмеялась Лина, шнуруя кожаные ботинки и поглядывая в зеркало.
Обувь сочеталась с платьем и прозрачными колготками (счастливо найденными на дне комода) весьма странно.
– Другого выхода нет, – заключила она. – У меня нет туфлей. Это моя самая приличная обувь, кроме кроссовок естественно.
– Ладно, пойдём. Как бы не вскрыли машину, – заметил Андрей, выглядывая в окно. – Во дворе ни одного фонаря. Не известно, сколько ещё простоим в пробках, – пробурчал он, задёргивая штору.