Если бы (СИ) - Фокс Оксана. Страница 88

– По какому праву, вы так жестоки? – вскинулась Лина.

– Хороший вопрос, – спустя минуту, задумчиво отозвалась Эшли. – Может, потому, что знаю его слишком хорошо? И меня бесит, что вы не потрудились узнать его, хоть, немного. – Она прищурилась, и глубокие морщины очертили красивые глаза. – Надеюсь, у вас были веские причины, потому что цена им – его жизнь. Вы говорите, Ян оставил вас? А что сделали вы? – она замолчала и резко отвернулась, будто увидела мерзкое насекомое; досадно махнула рукой:

– Нет. Не трудитесь отвечать.

Уронив подбородок на грудь, Лина мечтала никогда не сдвинуться с места, не поднять головы, и никогда больше не видеть ясных голубых глаз, в которых плескалась не ненависть, а правда. Каждое произнесенное слово носило смертельный заряд истины. Они обе это знали. Казалось, прошли длинные изнуряющие месяцы, прежде чем, Эшли нагнулась к сумке, прервав молчание:

– Приведите себя в порядок. – Она протянула круглую пудреницу с зеркалом. – И мой вам совет: если Ян не безразличен вам, проявите мудрость и сострадание. Оставьте себе запоздалые сожаления. Они не нужны ему. Пусть последние дни, он будет если не счастлив, то, по крайней мере, спокоен за вас. Не травите ему душу.

Тонкие пальцы, без единого кольца, покрутили круглый стаканчик. Эшли глубоко вздохнула и окинула Лину пристальным критичным взглядом:

– Возможно, я, и впрямь, слишком резка, – заметила она ровным безликим тоном. Вчера, я ходила в вашу галерею – видела картины. Значит, вы поймёте. Следить, как угасает друг – невыносимо.

Лина приблизилась к палате и остановилась. Нажав ручку, робко приоткрыла дверь, малодушно надеясь – в этот раз, её остановят по-настоящему. Глаза постепенно привыкали к полумраку. Мягкая лужица света уютно пролилась от ночника на изголовье кровати. Лина неслышно ступала, ожидая увидеть заставленные лекарствами тумбочки, нагромождение медицинских приборов и трубок. Но, ничего не было. И все же, странный вид кровати-трансформера на колесах и резкий больничный запах не давал желанной иллюзии сформироваться в надежду.

Мужчина отвел глаза от бледных полосок жалюзи на окне и повернул голову. Во рту пересохло. На долю секунды ослепила надежда, горячо зашептав об ошибке: это не Ян! не Ян! Разве могли перемены произойти так скоро? Девять месяцев, – жестко напомнила себе Лина и загнала ногти в ладонь:

– Привет...

Тусклый взгляд, в ореоле тёмно-синих теней, поблуждал по потолку, переместился на ее лицо и апатично сфокусировался. Лина присела на край койки. Осторожно отвела белую прядь с пергаментного лба, изрезанного глубокими морщинами, и коснулась губами. Приглушенный голос донесся, будто, издалека:

– Приехала.

– Да.

– Знаешь?

– Да.

– Хорошо.

– Я больше не отпущу тебя. – Она сжала непривычно хрупкую ладонь, которая покоилась на худой груди.

– Забери меня.

– Куда бы ты хотел?

– К морю.

– Ближайший океан?

– Вполне.

Лина улыбнулась:

– Маленький дом с крытой террасой и креслом качалкой; шум прибоя и солоноватый бриз; на столе чайный сервиз из тонкого фарфора с самым английским чаем, сэр?

Бледный запавший рот дёрнулся подобием знакомой усмешки:

– Да. И свежую газету... с парикмахером.

– Я все устрою. Жди меня, здесь.

Воспалённые веки согласно моргнули. Лина прижала искусанные губы к сухим растрескавшимся губам мужа.

– Я люблю тебя.

Тонкая рука, словно преодолевая давление воздуха, медленно приподнялась, провела по скуле желтоватыми костяшками.

– Тогда не задерживайся.

– Больше не задержусь. Обещаю.

Лина отстранённо слушала невысокого мужчину с широкой залысиной и рыжеватой бородой – лечащего доктора Олсена. Без интереса разглядывая насупленные брови, она внимала язвительным фразам о своих умственных способностях и садистских пристрастиях. Потом прошла у пожилой медсестры инструктаж по уходу за больным: научилась делать обезболивающие уколы и ставить капельницы. Записав все аккуратно в блокнот с набросками, Лина собрала три коробки лекарств, груду макулатуры с предписаниями, наставлениями и рецептами – разбираясь в ампулах, баночках, капсулах и порошках, не хуже чем в растворителях и красках.

Ярким сентябрьским утром, Лина выкатила кресло-каталку на крыльцо госпиталя. Постояв на ступеньках, с удовольствием услышала, как за спиной хлопнула дверь. Быстрым шагом, она направилась к пандусу. Завёрнутый по самые уши в теплый плед, Ян глубоко и прерывисто вздохнул, словно изгоняя из лёгких остатки больничного духа. Посмотрел вдаль, на зеленые верхушки деревьев, на пустую автобусную остановку, поднял голову к пронзительно-голубому небу, долго гуляя взглядом по легким облакам.

– Animus liber.

– Это – латынь, мистер Олсен?

– Это свободный дух, миссис Олсен.

– О, конечно! Так точно, сэр!

Ощущая в крови толчки отчаянной авантюры, Лина весело расхохоталась и помахала рукой водителю, который нетерпеливо прохаживался вокруг серебристого Роллс-Ройса. Спустя полчаса, благополучно миновав пробки, они прибыли в аэропорт Ла Гуардия, подкатив к трапу частного самолета компании "OSGC".

Глава 26

Первое предсказание доктора Гейтса не сбылось – Ян хорошо перенес полёт в Уилмингтон. Не сбылись и следующие, которые предписывали ухудшение состояния пациента и давали пару недель жизни вне стационара. На побережье Северной Каролины, у берегов темно-синего Атлантического океана, Лина с мужем провели осень и встретили Рождество.

Они поселились у кромки дикого пляжа, вдалеке от городского шума. Деревянный коттедж с большой террасой огородили пустынные частные владения, которые простирались вдоль густого соснового леса. Живя отшельниками, супруги не знакомились с соседями, не вникали в происходящее за пределами трех миль, не интересовались новостями.

Двустворчатая дверь со стеклянными вставками издавала тонкий всхлип, изредка открываясь для близких друзей, и еще по утрам, когда приходила домработница.

Совет правления "OSGC" назначил Андрея Старкова генеральным директором. Ян готовил его к должности более семи лет: методично расширял полномочия, знакомил с главными игроками отрасли и ключевыми людьми. Чрезвычайно аккуратный в делах, он предусмотрел все: за неимением собственных детей выбрал наследника сам, взрастил и твёрдо поставил на ноги, так же, как всегда стоял сам – уверенно и основательно. Когда Олсены путешествовали, Андрей возглавил материнскую компанию, приняв на себя временное руководство, и окончательно утвердил наставника в выборе приемника. Ян любил Андрея и гордился им, как отец гордится сыном. Теперь, он мог оставить дела на время или... навсегда.

Лине не пришлось ничего перестраивать. Пять галерей управлялись толковыми кураторами, которых она наняла по рекомендации мужа. Школа в Дорчестере обходилась без неё, благодаря старанию молодого директора и его команды. Раз в неделю Лина просматривала почту и отвечала на звонки, корректируя лишь финансовые вопросы.

Укрытые от дорожный развязок частоколом исполинских сосен и гладкими валунами со стороны океана, супруги придумали свой маленький мир. Они посвящали время себе. Наверстывали упущенное семимильными шагами, заполняя пробелы коротких семейных отношений и заново открывая друг друга.

Лина удивилась, узнав, что Ян просыпается до рассвета и выпивает две чашки чая, ещё в постели, просматривая текущие документы. Ей доставляли радость ранние подъемы. Она осторожно выбиралась из кровати, чтобы не потревожить чуткий сон мужа, и готовила на маленькой кухне простой деревенский завтрак. Традиционную овсянку, которой она забила полки шкафов, пришлось отправить в мусор – Ян ее с детства не выносил. Всему другому предпочитал сочный ростбиф с хрустящей корочкой или жаренные яйца с беконом. Но ростбиф с беконом, как и многое другое, пришлось исключить, ежедневно отыскивая достойную альтернативу большим и маленьким исчезающим радостям. Ян не возражал против диеты, как и против бесконечного приема лекарств. Всеми силами он помогал поражённым болезнью органам, исправно выполнять свои функции.