Чингисхан. Сотрясая вселенную (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator". Страница 21
С философским видом ходить по лесу и размышлять о высоких науках и мысленно хулить римские цифры, увы, ему не удалось. Заяц слишком рано позволил найти себя, поэтому придётся Эйриху возвращаться домой.
А дома ему предстоит тренироваться с луком, потом читать, пока солнце не зайдёт, а затем спать, чтобы утром снова идти на охоту. Зерна у них на год вперёд хранится, а вот мяса не хватает.
«Скот бы завести, а ещё лошадей...» — мечтательно подумал Эйрих, двигаясь в сторону деревни.
/19 августа 407 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь, Большой дворец/
— ... тебя есть другие люди, Антемий! — твердил комит священных конюшен Иоанн. — Почему я?
Он так привык к жизни во дворце, что перспектива отправиться в Паннонию, пусть и во главе крупного отряда, его пугала. До икоты и нервного поноса.
И последнее не было шуткой, потому что Иоанн, перед приёмом у консула, три раза ходил в отхожее место, а за ночь до этого икал. Всё потому, что Антемий сформулировал тему приглашения на аудиенцию как «Обсуждение отправки патриция Иоанна Феомаха, комита священных конюшен, в Паннонию».
— Такова воля императора, — развёл руками довольно улыбающийся консул.
— Но почему? — вопросил Иоанн. — Почему не кто-то ещё? У нас больше нет никого, кто может договориться с готами?
— Так там не договариваться надо, — ответил консул. — Надо сделать так, чтобы количество набегов сократилось.
— Тогда мне нужна армия, — уверенно заявил Иоанн.
— Думаю, ты понимаешь, что армию тебе никто не даст? — грустно усмехнулся Антемий.
Иоанн и не надеялся на армию, потому что времена неспокойные и Антемий не доверяет шахиншаху Йезигерду I, ставшему настолько миролюбивым и терпеливым к христианам, что, невольно, ожидаешь подвоха... А готская проблема требует отвлечения значительных сил, ведь их войско, по разным данным, насчитывает от десяти до пятнадцати тысяч воинов. Это потребует отправки трёх-четырёх легионов. Откуда и за чей счёт?
Ситуация безвыходная, это знал даже Иоанн, хоть отношение к военному делу имел весьма отдалённое, с головой уйдя в дворцовые интриги ещё в юности. А ведь есть ещё готы в Малой Азии, в Константинополе...
Несколько тысяч готов истребили в резне, учинённой простолюдинами семь лет назад. Это было во времена, когда Гайна, известный военачальник, родом из готов, поднял мятеж и пытался захватить власть в империи. Но жители Константинополя не позволили попрать честь империи и вырезали всех мятежников, а Гайна был вынужден бежать за Дунай. С ним были остатки его армии, которые были разбиты гуннами. Засоленную голову мятежника доставили в Константинополь. Иоанн лично видел её.
Сейчас всё несколько иначе. Готы окончательно потеряли страх и ни во что не ставят империю, императора и вообще римлян. Их давно следовало поставить на место, да... Но почему именно он?!
— Выезжаешь на следующей неделе, — произнёс консул Антемий. — Любыми доступными способами замедли или останови набеги. Если вернёшься несолоно хлебавши — сразу готовься к почётному посту где-нибудь в Египте...
Приказы консула обсуждать бесполезно. Что-то скажешь против, это в миг будет донесено до императора, который всегда делает, как говорит Антемий. И тогда Иоанн быстро посчитает, что ссылка в пески Египта — это божья благодать. Тем более, «добрые языки» донесли до императора, что Иоанн когда-то путался с его покойной женой, а ещё добавили, что Феодосий — это сын Иоанна, то есть бастард незаконный.
«Было-то пару раз... пару десятков раз...» — подумал Иоанн с отчаяньем. — «Но кто с ней только не путался! Гвардейцы через одного с ней ночевали! Один, точно знаю, сношал её, когда Аркадий был на воскресной молитве в соборе!»
Несправедливая молва сделала его практически единственным виновником этой грязной многолетней истории, с чем Иоанну теперь приходится жить. И терпеть пересуды придворных, враз ставших благочестивыми и целомудренными.
«Мрази лицемерные», — со злостью подумал Иоанн.
— Даю тебе в распоряжение центурию палатинов из германской ауксилии, — произнёс Антемий. — Будут тебе защитой и весом в глазах готов. Говорят, они боятся германцев.
— А если меня убьют? — спросил Иоанн.
— Если убьют, то жди меня на суде Христовом, я, если успею, расскажу тебе, сумел ли отомстить, — улыбнулся консул.
Ясно было, что Антемию плевать, что станет с Иоанном посреди готов. Зарежут ли, запытают или сожгут — у консула даже не испортится аппетит. Комита списали и больше не котируют в расчётах придворных интриг...
Но можно вернуться со славой усмирителя готов — это изменит всё. Но, для начала, надо что-то придумать.
Больших денег у него нет, личная армия отсутствует, земель, которые можно пообещать взамен ненападению, тоже нет. Ему нечего предложить им, ни богатств, ни страха, ни ложных надежд...
Остаётся только, типично грязная, римская интрига. Варвар может быть сколько угодно силён на поле боя, но в интриге он редко опаснее ребёнка. Этим можно и нужно воспользоваться.
Иоанн ободрился, начал обдумывать в общих чертах прорисовывающиеся идеи...
— Можешь идти, — сказал консул. — И не вздумай даже бежать — это будет означать, что ты изменил верности императору и тебе нигде не скрыться.
— Не оскорбляй меня сомнением, — попросил Иоанн, вставая с неудобного дубового стула. — До встречи.
— До встречи, Иоанн, — кивнул ему на прощание Флавий Антемий.
/8 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, на площади безымянной деревни/
Когда пошёл первый снег, готы удивлённо повыходили из своих жилищ. Эйрих в это время возвращался с проверки силков, с тушкой куропатки за плечом.
Снег ранней осенью его не удивил, потому что в его родных степях бывало и не такое. Но он считал, что это не к добру. Ранний снег никогда не бывает к добру.
— Где отец? — спросил Эйрих, зайдя в дом.
— Он ушёл к вождю, господин, — ответил Виссарион, чистящий брюкву.
— По какому делу? — насторожился Эйрих.
Сегодня Зевта должен был сидеть дома и отдыхать — у них с Эйрихом договор, что отец не пьянствует пять дней в декаду, а сын все эти дни добывает ему по кролику или куропатке в день. Вместе с этим они тренируются в воинском деле, потому что Зевта был впечатлён боевыми навыками сына, хотя никогда его особо не готовил. Отец из него как из замороженного кала стрела, по мнению Эйриха, который, в прошлой жизни, был образцовым наставником и воспитателем для своих детей.
Вместе с Зевтой к тренировкам подключились Валамир, Видимир и Афанарик. Для троих братьев Эйрих стал неоспоримым авторитетом в воинской стезе, потому что отец — он-то ладно, уже давно в набегах, а Эйрих — этот же тут всё время был, почти ничем от них не отличался, только странно себя вёл и вообще был какой-то не такой... И тут успех в набеге, к нему прислушиваются вождь и отец, а потом он Вульфу на поединке зарубил — это была заявка на титул самого славного сверстника и доказательство того, что если усердно тренироваться, то можно стать таким же.
Только вот Эйрих не видел перспектив в своих братьях. Не воины они, как бы им там ни казалось. А вот перспективной, к его удивлению, оказалась Эрелиева. Она разительно отличается от сверстниц, стреляет из лука лишь чуть хуже Эйриха, сама уходит в лес и тренируется там с настоящим боевым топором, раздобытым невесть где. Возможно, украла, возможно, выменяла на что-то...
Эйрих с предубеждением относился почти ко всем женщинам, причём имел на то основания: в степи женщины не значили практически ничего. Почти ко всем, потому что была его мать — Оэлун, и жена — Бортэ. Они имели на него влияние, потому что он никогда бы не смог поднять на них руку и даже не помышлял о том, чтобы от них избавиться. Матери он был обязан и любил её, а вот Бортэ... Первая его жена была особенной женщиной. Она обладала волей, какую не проявляли иные мужи, а ещё умела мастерски интриговать...