Возвращение Прославленных (СИ) - Цы Си. Страница 47
— И тогда, — величественно сказал Хьюго, поправив сюртук, — тогда я понял, что победил их всех. Всех! Я начал ежедневные опыты. Походы в школу меня больше не интересовали, нытье матери утомляло. Она не понимала величия сына, а я не хотел опускаться до её куриного разума и объяснять. Глупая визидарка. Я же, создав Ящик Воскрешения, стал новым типом визидара. Высшим. Божественным.
— Высшим… — тихо повторила одними губами Алаун и отрицательно качнула головой.
Но Хьюго этого не видел. Его жидкие волосы растрепались, от расширившихся зрачков взгляд потемнел.
— Я проводил в лаборатории один опыт за другим. Да, это стало настоящей мастерской. Открытия следовали одно за другим. Ящик Воскрешения не переставал удивлять: больные в нём выздоравливали, словно в них вдыхали жизнь. У недавно умерших животных срастались ткани, приживались отрезанные конечности.
Алаун боялась спросить, где он достал так много раненых животных. Да и спрашивать было не надо. Зная девиз Хьюго — «всегда иди самым простым путём», она догадывалась. А он продолжал свою исповедь:
— Мать пыталась воздействовать на меня своим Перстнем Воли. Ха! Поздно же она об этом вспомнила. Я сделал так, что не подчинялся ему. Потом изготовил себе ещё более сильный защитный амулет. Вот этот.
Хьюго показал на треугольник на груди.
— Мой Амулет Мощи, закалённый в Воскрешающем ящике.
— И как на это отреагировала твоя мать? — спросила Алаун.
— Отстала от меня…А что она могла? Порой я сутками не поднимался на поверхность. Забывал даже поесть, но иногда приходилось идти наверх, чтобы заказать у кузнеца новые инструменты, заточить те, которые затупились. Мне было интересно зайти в опытах дальше. Я не мог спать. Кажется, валился от усталости, но только закрывал глаза, как в голове крутились мысли. Но я никак не мог решиться на главный опыт. Опыт всей своей жизни. Свою мечту…
Хьюго замолчал, он нервно сжимал и разжимал пальцы, глядя перед собой.
— Но случай представился сам… Однажды, когда очередной раз я ставил опыты на Сторме, ко мне, чтобы накормить, спустилась мать. Она зашла так тихо, что я не услышал. Когда она увидела привязанного и разрезанного на шесть частей Сторма, то не разобравшись и не выслушав, стала кричать. Она…говорила жуткие вещи. Что я болен, что мне нужно к врачу. Что сейчас она поднимется наверх и позовёт на помощь. Она…
Он поднял на Алаун глаза, полные слёз, и, с упрёком в голосе, продолжил:
— И это говорила сама родная мне женщина. Та, которая должна была беспрекословно поддерживать. Поэтому… только поэтому… я тогда ударил её… Чтобы она замолчала и перестала говорить гадости… А она упала. И больше не встала…
Он сделал паузу и посмотрел на Алаун.
— У тебя сейчас такой взгляд…как у матери тогда, — сказал он.
— Тебе кажется. Ты под влиянием эмоций, — девушка быстро опустила глаза.
— Я мог её спасти. Но не хотел. Она сильно меня обидела… Зато появился материал, которого я так долго ждал…Я сшил этот материал и Сторма. И получил первого консунта из которого и сделал первого малума…
— Ты называешь материалом… — тихо проговорила Алаун.
Но он не дал ей договорить. Хьюго не слушал её.
— Видишь? Теперь ты понимаешь, что меня покинули и предали все? Все кто должен был поддержать?! Визидары уничтожили нашу семью. Я остался сиротой. И они за это поплатятся. После смерти матери меня никто, кроме слуг не видел. Какое-то время по округе ходили легенды, что я умер. Но позже я вернулся к визидарам, выпустив малумов. Вернулся триумфатором. Мне было всего восемнадцать лет, а я заставил вздрогнуть каждого визидара на Земле. Правда, они разрушили мой замок, и пришлось уйти на многие столетия в подземелье. Но я вернусь. И вся Визидария будет моей. И уже очень скоро!
Он грозно посмотрел в камин и в его глазах опять заплясали огоньки.
— Ну, — повернулся он к ней, — что ты скажешь в ответ на мою исповедь?
Алаун медлила. Зашла Рейчел, чтобы убрать со стола посуду, но Хьюго махнул ей рукой и она, поклонившись, удалилась. Он повернулся к Алаун:
— Ты понимаешь, каково мне было? — спросил Хьюго.
— Я могу сказать только одно, — ответила она, — я действительно никогда больше не смогу назвать тебя визидаром.
В поисках Мими-Доу
Гуанг стоял под навесом, но это не спасало от косого дождя. Из бани выскочил Дэкунь и сладко потянулся. Его розовое лицо было весело, не смотря даже на то, что одежда тут же намокла. Дэкунь заметил тощую фигурку Гуанга, жмущегося к стене.
— Ну, давай я тебя подвезу до деревни! — предложил подобревший от водных процедур Дэкунь, — скоро за мной приедет повозка. А там и еды навалом. К утру мы будем дома.
— Нет. Мне нужно тут остаться, — мотнул головой Гуанг, — работка есть. Заплатят хорошо. Золотом.
— Ты дурак? В городе неспокойно. Вчера повесили еще двадцать человек. Даже по бедным кварталам ходить небезопасно, — сказал Дэкунь.
Оба взглянули на Лицзян, раскинувшийся перед ними. Отсюда, с горы, он хорошо просмтаривался. Над хмурым городом клубились низкие серые тучи, выливающиеся дождём на его крыши. Было видно, как вдали, закрывая собой взбиравшиеся по склону рисовые поля, стелется белый дым.
— Вон, до сих пор горят склады дворца, — указал на клубы дыма Дэкунь. — Теперь в Лицзяне очень опасно.
Дэкунь потянул носом, почуяв запах еды, и добавил:
— Гляди, потом тебе и золото не понадобится. Тем более, раз ты так громко о нём говоришь, — толстяк огляделся по сторонам и добавил тише, — увидишь, скоро будет восстание. Много крови прольётся.
Гуанг с досады только крякнул. То, что говорил Дэкунь, ему и самому было понятно.
Но вчера начальник почты, на которой служил Гуанг, тощий господин Сяо, попросил его зайти после работы. Когда парень, беспрестанно кланяясь, вплыл в кабинетик начальника, тот спросил:
— Гуанг, ты ведь знаешь Лицзян, как свои десять пальцев?
— Да, господин Сяо, — всё ещё кланяясь, ответил парень.
Гуанг боялся потерять и эту работу. Он напряжённо вглядывался в лицо начальника, пытаясь угадать, что случилось. Уволит? Или кто пожаловался? И теперь старый жук Сяо хочет вычесть у него из жалования?
— Тут такое дело, — начальник замялся, ибо и сам не мог понять до конца, что же от него нужно, — ко мне обратились из дворца.
Гуанг перестал трясти головой и замер.
— Сам понимаешь, сейчас такие смутные времена, того и гляди грянет революция, — сказал, заложив руки за спину и глядя в мокрое окно, господин Сяо.
— Да-да, — подтвердил Гуанг.
Он всё ещё не понимал, для чего здесь находится. А начальник продолжил:
— Есть дело. Платят очень хорошо… Но так как замолвили слово из самого дворца, сделать всё надо тихо.
— Я — маленький человек, — сказал несмело Гуанг, — как я могу помочь большим дворцовым делам?
— Тут такой щепетильный вопрос… Как я понял, завтра в Лицзян прибудут какие-то важные гости из Европы. Их надо укрыть и помочьим в деле, — разъяснил господин Сяо.
— В каком деле? — уточнил Гуанг, понимая, что точно откажется от такого рискованного поручения. Но только надо придумать причину.
— Я не знаю, в каком деле им надо помочь, — мотнул головой начальник. — Но платят золотом.
Он бросил на стол перед Гуангом мешочек.
— Развяжи, — кивнул ему господин Сяо.
Парень растянул завязки и увидел золотые монеты. Да столько, что на них в деревне можно было бы купить землю и лучший дом. Или построить его у мельницы, там, где расходятся дороги… Да, построить выйдет лучше. В два этажа, да чтобы черепичная крыша и сад. И потом посвататься к Джие. Ах, красавица Джия…
— Так ты согласен? — вырвал его из мечтаний начальник.
— Да…Но смогу ли я им помочь? — засомневался Гуанг, не отрываясь от золотых монет.
— Там уж будет видно, — выдохнул господин Сяо, — и вот ещё что. С тобой расплатятся позже. Дадут больше, чем здесь, — он кивнул на мешок. — Это золото на то, чтобы договориться о надёжном укрытии для семи гостей, двое из них дамы. Купи хорошую крытую повозку и жди их завтра у постоялого двора «Кривые ворота». Возможно, там же договоришься и с постоем. Только меньше болтай об этом деле. Целее будешь.