Приручить королевича (СИ) - Бересклет Антонина. Страница 20
Еще она заучила цифры от одного до пятнадцати — эти заковыристые значки, понятное дело, она видела на каждом часовом циферблате. Благодаря покупкам сувениров и вкусняшек разобралась в местной денежной системе. Запомнила курс обмена медных монеток на цельно-серебристые и на те, что с золоченым ободком (причем каждой расцветки монетки были трех калибров). И на практике выяснила, что арифметика в этом мире от земной ничем не отличается — сложение, вычитание и прочая-прочая благополучно происходят по знакомым Варе формулам. Подумаешь, система исчисления не десятеричная, а пятнадцатиричная! Это ж сущие мелочи. Программисты ведь тоже как-то живут со своей шестнадцатиричностью, и нормально им.
Вот с письменной речью дело обстояло сложнее — Варе предстояло, как дошколенку, заучить азбуку, а состоял здешний алфавит аж из сорока пяти букв.
— А в Синегорье используют другие буквы? — с подозрением уточнила она, прежде чем приняться за зубрежку.
Молодой учитель младших классов, которого Тугохвал призвал на помощь, посмотрел на нее с непонятным удивлением. Но спрашивать о причинах ее интереса не стал, ответил обстоятельно:
— Нет, сударыня, вам не придется проявлять лишнее усердие в учебе. В Синегорье и в Вольнополье говорят и пишут на одном с нами языке, лишь с незначительными отличиями. Когда-то три королевства были единой империей. До сих пор между странами сохранилась крепкая связь. Дружеские, почти родственные узы продолжают поддерживать как простые подданные, так и благородные фамилии и королевские семьи.
— Это хорошо, — кивнула Варя и с полной отдачей углубилась в изучение букваря.
К великому облегчению, и здесь ей крупно повезло: пусть прихотливым написанием некоторые символы могли бы перещеголять иероглифы, в целом система письменности оказалась привычной и понятной — никакой китайской грамоты! Буквы обозначали либо гласные, либо согласные звуки, и почти все слова следовали золотому правилу «как слышится, так и пишется». Поэтому стоило Варе произнести написанное слово хотя бы медленно, по складам вслух — тут уже подключалось ее «автоматом» полученное знание языка, и закорючки на бумаге обретали смысл. Конечно, поначалу было сложно — читать, как на иностранном, слагая непривычные символы в непонятные звуки, при этом внимательно слушать собственный голос и ловить мысленно звучащий «перевод». Но Варя верила, что с практикой придет и беглость чтения. (Вот только очень сомневалась, что тот же «автомат», так замечательно работающий в одну сторону, позволит ей когда-нибудь самой написать что-то внятное. Хорошо хоть, что здесь были не приняты «домашние задания» в тетрадочках. И для чародейства совершенно не требовалось ничего чертить, никаких пентаграмм с письменами заклятий).
Кстати, заниматься с молодым учителем Варваре понравилось гораздо больше. И не только потому, что Алояс Вихрь был симпатичным ясноглазым парнем — высокий, стройный, лет под тридцать, с темно-синими волосами, забранными в скромный хвостик. Просто с ним было спокойнее, чем с магистром. И пусть Чуролют вынужденно отступился от данного слова, что лично-де станет обучать свою необычную ученицу — всё-таки он сам человек подневольный и в первую очередь служит королю и обязан срываться во дворец в любое время, когда бы ни вызвали. Главное, Варю раздражала его стариковская эмоциональность. То он ужасается ее необученности, то через минуту чуть не скачет в восторге от ее первых успехов — разве ж магистры так себя ведут? Да и отвлекает такое поведение жутко! Против собственного прозвища Тугохвал на каждом шагу осыпал ее похвалой. Сперва это настораживало, потом чуточку льстило, а через пару дней стало не на шутку бесить. Варя с радостью воспользовалась шансом и вежливо объяснила Чуролюту, что до его уровня знаний ей еще расти и расти, а пока ей самое то заниматься с наставником младших классов.
Вскоре она окончательно утвердилась в правильности своего решения. На четвертый день в школу явился Белокрас, якобы принести отданные ему для починки амулеты, а как для Вари — ювелир просто соскучился и пришел ее проведать. Тут и выяснилось, что Алояс — родной брат Врану. То-то она с первого взгляда прониклась доверием к такому знакомому насмешливому изгибу бровей! И сам ювелир, хоть и не желал подавать вида, а вздохнул-таки с облегчением, увидев Варю под надежным присмотром. Ей даже сделалось немножко стыдно — за нее переживали, а она так увлеклась учебой, что перестала приходить в гости.
Более того, она дома-то перестала ночевать. Как настоящей ученице, ей выделили небольшую уютную комнатку для проживания и для отдыха между занятиями. Варя не стала отказываться — живя при школе, она и время экономила, и окончательно привыкла к тридцатичасовым суткам. И кормили в школьной трапезной вкусно и совершенно бесплатно. К тому же в спаленке можно было оставить Финика, обожающего подремать до обеда, а не таскать бедного зверя постоянно на плечах, вместо манто.
Раз в два-три дня по вечерам вместо прогулки Варя наведывалась к заветной стене с невидимым проходом в родной шкаф. Чтобы и сам проход проверить, не исчез ли, не затянулся ли вдруг, и квартиру свою, не случилось ли там, не дай боже, какого потопа без присмотра. Вещи кое-какие взять, белье постирать, голову помыть в привычных условиях да с бальзамом, освежающим краску на волосах. Смартфон зарядить опять-таки. Нащелканные фотки в интернет на сток сбросить, а полученные от восторженных покупателей деньги за якобы отфотошопленные снимки якобы косплейщиков — перевести на карточку, чтобы, если время совпадало с дневным, сбегать в соседний супермаркет и купить что-нибудь из привычной еды для полуночного перекуса. И сладостей.
Печеньками и конфетами Варя щедро делилась с мальчишками-«одноклассниками» за то, что те частенько объясняли ей доходчивыми словами какие-нибудь элементарные истины касательно магии, истории, традиций или этикета здешнего мира или зачитывали вслух сложные места из учебников.
К Алоясу она тоже пыталась «подлизаться» с пироженками-пирожками, поблагодарить за то, что учителем он оказался нестрогим и сквозь пальцы смотрит на ее ошибки, терпеливо спускает непонятливость. Но в отличие от старшего брата, Алояс оставался неподкупен. Один раз только, когда наступили выходные, они вдвоем наведались к ювелиру в гости, и Варя заранее озаботилась купить шоколадный торт и испечь дома фирменные ватрушки. Вот только тогда Вихрь не отказался от угощения — и по его лицу Варя с ехидным удовлетворением поняла, какой железной силой воли обладает этот молодой чародей, ежедневно из принципов противостоя ее конфетным приставаниям…
Да, Варя беззастенчиво предпочитала мужское общество — и сама не стремилась завязать близкое знакомство с кем-нибудь из местных дам, хотя школа вовсе не была похожа на монастырское братство. Здесь были и прочие ученицы, и дамы-преподавательницы. Пусть и тех, и других насчитывалось гораздо меньше, чем представителей сильного пола, однако ни о каком ущемлении прав женщин на образование речи не шло. (Кстати, с комнатой Варе повезло еще в том плане, что не пришлось делить жилплощадь с соседкой за неимением других учениц ее возраста. Ну, не селить же ее с преподавательницей! Так что, если девочки помладше размещались по трое в общей спальне, Варя, как принцесса, воевала с Фиником, деля пуховые подушки.)
Между прочим, заведовала школьным имуществом и командовала поварихами в столовой тоже дама — благообразная энергичная бабуля со внешностью сдобной крестной феи. Варя долго смущалась и хихикала, когда случайно обнаружила, что экономка по совместительству является сердечной подругой Чуролюта — долгими вечерами они, бывало, уединялись на балконе с видом на Кольцо и пили чай, предаваясь душевным разговорам…
— Сексизм? — на внезапный вопрос своей великовозрастной ученицы выгнул бровь Алояс Вихрь. Получив же разъяснения непонятному слову, пожал плечами: — Наш мир сотворен Великой Матерью, и силы чародеям дарует лишь ее воля. Как, почитая ее, мы можем неуважительно относиться к дамам и считать их в чём-то ниже себя? Мудрец сказал: «Взгляни в лицо своей возлюбленной — ее глазами смотрит на тебя сама Создательница». Физически слабее — да, часто требуете внимания и заботы — несомненно. Но хуже? Какая глупость.