Небо в алмазах (СИ) - Younger Alexandrine. Страница 82

Состав преступления по сто второй статье УК РСФСР Голиковой заведомо неинтересен. Доцент Шаповалов зря распинается перед студентами, надеясь, что изложение норм УК РСФСР в его исполнении как-то облегчит понимание практики, которая никогда не совпадает с действительностью. Портрет дедушки Ленина на бледно-желтой стене никак не придает уверенности, угнетая студентов дневного отделения мрачным взором забальзамированной куклы, лежащей на главной площади Москвы.

Лиза не разделяет всеобщего настроения. Павлова навострила уши, внимательно слушая тему лекции, и попутно выводя на полях общей тетради незамысловатые узоры, напоминающие розы. Она только отмахивается от Софы, устремляя непроницаемые глаза в сторону первых парт, когда та пытается вызвать её на разговор:

— Спустись на землю! Учиться перед сессией будешь за двоих, я уже в очереди.

— Тихо ты, я пишу, и так ради тебя на камчатку переселились, половины не слышу!

— Лизк…

— Короче, Склифосовский?

— Зануда, космонавту так своему скажешь!

— Через час и скажу, дай тему послушаю, потом ничего не разберу из-за тебя!

— Зараза такая!

Голикова тихо открывает ланкомовскую пудреницу, лежащую в сумочке, и пускает солнечного зайчика, что не остаётся незамеченным однокурсниками. Ребята дружно оглядываются на неё, оживляясь и подмигивая, но Лиза по-прежнему кремень.

— Нашла время учиться, на третьем курсе, что-то в Ленинграде у тебя рвения не было, — Софа придвинулась ближе к подруге, заглядывая её в тетрадку, и вчитываясь в забористые фразы, написанные синей пастой. — Тебе бы в мед поступить, а не в судьи, а то вообще ничего не пойму… Как курица лапой!

— Соф, да иди уже… К Пчёле, нафиг, вам вместе полезно! — Лиза с треском бросает ручку на краешек раскрытой тетрадки, переставая слушать лектора, и обращая внимание на Голикову. — Что ты от меня хочешь, чума?

— Зачем ты паришься? Закрой тетрадку, выдохни! Тебе то, и не разукрасят диплом во все цвета особенного образца? Ерунда, разукрасят, и Пчёла с Косом от счастья точно алкоголизм заработают. Подумай, пока добрая тётя Софка в трезвом уме и здравой памяти!

— О смысле жизни? — Лиза прячет слегка озябшие ладони в рукавах красного плюшевого свитера. Октябрь ещё не вступил в свои права, опаляя Москву дождями, но градус по Цельсию ощутимо опустился. — Нет, спасибо-спасибо, такие разговоры Космос с ребятами ведут только после третьей рюмки. Тебе до них, как до Китая раком!

— Сама посуди, Павлова! Заглянем в твое ближайшее будущее, разве там есть что-то, чего бы я тебе не растолковала?

— Я тебя внимательно слушаю, Софик! Могу записать, если будешь настаивать.

— Тут и без бумажки меня поймешь, много мозгов не надо.

— Рожай уже быстрее! Не стесняйся, все свои.

— Смотри, драгоценная, замуж зимой выходишь. Птицу счастья поймала, что любая бы с пеной у рта тебе горло перегрызла. Нет, не я, конечно. Я этих золотых мальчиков на своем веку столько видела, что аж полк выстраивай. И все сплошь при иномарках и связях! Да, да! Не думай, что о тебе здесь рты не раскрывают. С самого первого дня болтают, а когда в Ленинград уехала, то злобно похихикали! Не все коту масленица!

— Раньше тебя это не заботило, — Павловой давно наплевать на то, что о ней говорят. А говорить будут, напряженно размышляя, ради каких целей объединились сын академика, без пяти минут уголовник, и дочь убитого судьи, выброшенная из вольготной жизни за кордон девять лет назад. Союз, выгодный во всех отношениях — шутили сокурсники, а Лизе оставалось лишь самоуверенно улыбаться, наливая ямочки на своих щеках ядом злословия, — но повествуй, мне интересно. Не зря ты уши грела.

— А то и долдонят, что отхватила, так отхватила! Невеста счастливая, перышки чистишь, а там гляди — и жена! Жена при муже, который фигу тебе покажет и твоему диплому в частности, — в своих рассуждениях Софка сама себе напомнила собственную мать, живущую по категориям — машина, квартира, дача. Голиковы не страдали возвышенными мечтаниями, и поэтому Софа готова безжалостно рушить воздушные замки своей лучшей подруги. — Где будет твой институт, скажи на милость? В кастрюле с щами? На Томку посмотри! На уме одни борщи вместо формул, все дома, быт обустраивает… И спрашивается, к какому чёрту ей это образование?

— Не выдохлась перечислять, подруга? — тоненькое колечко, подаренное Космосом больше года назад, привычно поблескивало на пальчике Лизы, давая ощутить, что прожитые метания, переживания и выбор, сделанный в пользу единой судьбы, был верен. В момент, когда Софка чеканит слова как механический аппарат, Лизе не боязно, но слишком много обличительных аргументов для одной пары уголовного права. Их вряд ли кто-то услышит, а преподавателю глубоко наплевать на дисциплину — не в детском же он саду, в конце концов. — У меня бы язык отсох…

— Представь себе, Лизка! Ты домашняя, в халатике и с бутыльком караулишь бабаек возле кроватки с беззубым кульком, и забываешь, чего мудрого такого в институте? Стоишь за плитой, уставившись в ящик, и заодно передергиваешь, когда твой муженек задерживается… Сама знаешь где, не мне тебе объяснять, в какой среде ты крутишься!

— Софа! Ничего не перепутала? Раз так, то ты недалеко от меня ушла… Возможно, что мой брат — не подарок с красной лентой, и тебе не на кого спустить всех собак, но… и я сама разберусь, куда упадёт мой диплом! Было бы желание…

— Признаешь, что упадёт? А Кос обеспечит твое безоблачное будущее. Далеко пойдет! И думать забудешь и про Маркса, и про Энгельса. Не из детской кухни ж тебе курсовик строчить?

Лиза легко качает головой, кривя розовые губы в насмешливой ужимке. Ей не больно от услышанного. Она давно и наверняка знает, куда ведут кривые дорожки близких ей людей, и что она никогда не пойдет против их воли. Софке легче. Хотя бы потому, что она не так давно знает Витю, Лизу и ей проще вырвать себя из их реальности. Проще… Но не без корня, и не без крови.

— Соф, может быть, ты никогда не поймешь меня, но — это моя жизнь, — Лиза делает акцент на слове «моя», и наконец-то снова окутывает подругу голубоватым взглядом, — моя, которую я выбрала. И если, по-твоему, моя функция сводится к «принеси, подай», то, наверное, ты не понимаешь, что я нашла в Космосе! Андестенд? Ты хочешь поговорить ещё? Я готова, но осторожнее на поворотах…

— До твоих идеалов мне как до китайской пасхи, — Софе слишком знакомы глаза, которыми Лиза смотрит на неё. Это взгляд Вити Пчёлкина, того же леденящего цвета, в морозы сковывающий холодом, — так или иначе, но всё решено. Правда?

— Пара к концу идёт, торопись, — циферблат «Зари» показывает двенадцать дня, и Лиза механически кидает в сумку толстую тетрадь. — Решено или не решено, разберёмся! Но перед тем, как упрекать меня за то, во что ты ввязалась, раскинь своим житейским умом, Софа, и заруби — не лезь на амбразуру, которую не потянешь…

— Совет на будущее? — трель звонка, перебиваемая гулом, воцарившимся в аудитории, не дает Софе собраться с мыслями. — Учту.

— Совет на будущее, Софка, ты пропустила мимо ушей, — Лиза припомнила первый курс, и более мирный разговор едва знакомых студенток, выбравших друг друга среди пестрой разноплановой толпы, — года два назад. А после драки кулаками не машут. И вообще, Соф, забудь сегодняшний разговор. Хорошо, что выкипело. И тебе не дует!

— Ты прекрасно знала моё мнение, — Голикова не собирается признаваться себе и подруге в том, что могла быть не права, — и только нос не вешай, я не со зла… Кто тебе об этом скажет, кроме меня?

— Забей! Меня Космос ждёт, наверное, уже подъехал, — Лиза покручивает на пальчике номерок, данный в гардеробе. Решив, что сегодня она не будет дожидаться подругу, бывшую её постоянной спутницей в институте, Павлова встаёт и решительно прощается. — Всё! Счастливо! Целую, люблю, пока!

— Давай…

Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что никакие разговоры на Лизу не подействуют. Софе не жаль произнесенных в запале слов, но что-то лишает её обыкновенной легкости.