Княжна (СИ) - Дубравина Кристина "Яна .-.". Страница 147

— Для меня — большая честь ставить впервые именно вашу пьесу.

— Впервые?! — ещё громче ахнула Карла. — Так вы только-только стали режиссёром?!

Аня улыбнулась, кивая. Пчёлкин чуть плечи напряг, отчего крепче стала ощущаться его рука, — видно, не одной Князевой тяжело было в компании инфантильной немки. Только Карла, набрав в лёгкие больше воздуха, что-то захотела сказать, как из колонок раздался первый звонок.

До выступления оставалось пятнадцать минут, двери в зал открылись услужливыми швейцарами. К партеру потянулись люди — богатые криминальные элементы, большинство которых в «Софиты» не на «Возмездие» пришли, а «вопросики обкашлять» в компании дам, разодетых в вульгарно дорогие меха, и многочисленных охран.

Вагнер напоследок Князевой кивнул, а после поймал руку её, какую Карла, тараторящая что-то до невозможности быстро и непонятно даже для самого Кристиана. Герр оставил поцелуй кроткий на пальцах временного режиссёра под внимательным взглядом Пчёлы.

Сказал, распрямляясь:

— Оставим вас, фрау Князева.

Она в ответ только кивнула снова и руки собрала на сгибе локтя Витиного, проводила пару взглядом. Карла по-детски взяла Кристиана за руку, направившись с ним «ладошка в ладошку» к сквозной двери, ведущей в «теневой» зал, где решались дела не самые легальные.

Когда фон Кох на Князеву почти у самого порога обернулась и помахала режиссёру свободной ладонью, Аня едва сдержалась, чтоб не фыркнуть, вдруг поняв, кого ей напоминала немка.

Со стороны герр был слоном из басни Крылова и шёл ровно, прямо, не отвлекаясь на лишние для него звуки. Карла же, напротив, эмоциональностью своей могла поделиться с сухим и сдержанным Вагнером, и этим напоминала моську. Так и дёргала за локоть мужчину в попытке обратить на себя его внимание, какого хотела, не как женщина, а как экстраверт, для которого общение — как воздух.

Пчёлкин чуть помолчал, поправляя рукав чёрной рубашки, а потом к уху девушки наклонился и признался:

— Не знаю, что она тебе там нашпрехала, но с такой улыбочкой выглядело устрашающе.

Аня хохотнула коротко, заливисто и посмотрела на мужчину своего чуть снизу. С ракурса её Витя улыбался сдержанно, но Пчёлу выдавали искорки, какие Князева, если б знала мужчину плохо, могла спутать с отражением ламп. В партере и амфитеатре под ними зашумели пришедшие гости, что переговаривались вполголоса, но каблуками туфель и ботинок шумели звонко.

Ус остался чуть в стороне, когда Витя Аню усадил на место, ранее принадлежавшее Сухоруковой, сам рядом расположился. В ложе остались только два немца, явно увлеченные своей беседой на чужом языке, и Пчёла тогда, не боясь получить замечания, взял Князеву за руку.

Заглянул в глаза, макияж которых в теплом искусственном освещении светильников-канделябров будто золотыми блёстками отдавал, и заговорил:

— Актёрам «удачи» желать нельзя. Наоборот, лучше всякого мрака наговорить, чтоб премьера на «браво» встретилась…

— Запомнил, неужели.

— Запомнил, — повторил в напускной задумчивости Витя и улыбнулся куда-то в себя. — Но это с актёрами…

— Такой тонкий намёк узнать, что нужно желать режиссёру? — спросила Князева с плутовской интонацией. Анна на мужчину поглядывала так, что блеск в зрачках и себя, и его малость слепил — прямо как светом софитов, направленных на кулисы, за которыми пряталась сцена.

Мама, ведь через полчаса в зале станет тихо, кулисы разойдутся в стороны, и большая сцена с декорациями немецкого селения на себе представит гостям пьесу о кровной мести, идущей вразрез законами. Через полчаса, а то и меньше…

И как смириться с этим чувством? Как переждать злополучные пятнадцать минут?

— Нет, — качнул головой Пчёлкин. — Вообще желать тебе не буду ничего. Удача нужна лохам, смелость — тру́сам, а сила — слабакам. А ты ни к одной категории не относишься. Так что, вариантов, чего тебе нужно, у меня нет.

Завуалированный комплимент Ане сердце сильно сжал, будто его бечёвкой крепко, до боли, до кровавых мозолей перетянули. Девушка на Пчёлу посмотрела; синеглазый взгляд в сторону направлен был, но улыбка на скулистых щеках мужчине подарила ямочки.

Она ладонь, какую Витя обнимал, расслабила, пуская пальцы его в переплетение со своей рукой, и мягко кожей запястья о циферблат часов Пчёлкина потёрлась. Он в ответ боковым зрением на Анну взглянул в интриге, когда Князева проговорила, не боясь, как два года назад, показаться ему и самой себе отвратительно слабой:

— Спасибо, Витенька.

Вместо каких-либо слова Пчёла повернул к ней-таки голову и без сомнений поцеловал пальцы Князевой. Губами к ним прислонился, будто руки эти ему жизнь давали, и замер. За что благодарить его?.. Глупости. Он ничего сверх естества своего не делает, просто говорит, что думает.

— Всё будет, Княжна.

Ане от слов его будто шашку динамита промеж лёгких засунули. Тесно стало в рёбрах, а искры, летящие в стороны, напоминали горение бикфордового шнура, и никто, даже сама Князева не знала, что бы могло произойти, когда пламя бы дошло до пороха.

Она воздушный поцелуй ему послала, чтоб ни себе помаду не смазать, ни Вите щеки не раскрасить, и крепче сжала руку его, когда Уса, дежурящего неподалеку от пары, сменил Бобровицкий.

Второй звонок раздался, заглушая часть разговоров в зале, когда Пчёла одним взглядом спросил у секьюирити Аниного, чем он порадовать может. Вместо ответа Бобр только кивнул едва заметно и взором указал за перила балкона.

Витя нутром весь подобрался.

Пришёл, значит, сука эдакая? Откуда, мать твою, нашёл только смелости, совести как хватило?! Аня разгладила юбку на ляжках, чтоб та не задралась слишком высоко, и скрестила ноги в голеностопе, когда Пчёлкин перевёл дыхание с тяжестью, какой дышали подразненные красной тряпкой быки.

«Последний час живёшь, урод»

Свет в зале стал понемногу гаснуть.

====== 1993. Глава 10. ======

Для Анны ход премьеры стал чуть ли не самой жестокой пыткой, в сравнение с какой не шла ни одна дикость Средневековья.

Она, сидя в полумраке балкона в двух местах от Вагнера, пуленепробиваемое выражения лица которого могло подарить сердечный приступ, старательно держала спину не гнутой спицей и на сцену глядела. Когда Призовин, игравший роль простого парнишки с большой, чистой душой, в какую каждый уважающий себя засранец считал долгом плюнуть, вышел из себя и в рукопашной борьбе схватился с Сеченниковым, Карла аж на месте подскочила на эмоциях.

Аня же шевельнуться побоялась, будто была крючками пришита к обивке кресла.

Вообще, сюжет «Возмездия» был довольно примитивен — на скромный взгляд Князевой. Пьеса повествовала об убийстве, повлекшем за собой кровавую месть родных, близких, и закрутившим собой круговорот многочисленных смертей. Но «братве», которая и представляла основной контингент театра, подобная тема казалась извечной, святостью своей напоминала одиннадцатую заповедь из Библии.

После драки Миши и Васи, кончившейся убийством персонажа Призовина, откуда-то из амфитеатра донёсся громкий вздох, Князевой заменивший аплодисменты. Актёры, сменяя действие, лицом оставались строги в привычной концентрации, но Анна точно знала, что Призовин, лежа «мертвецом», высоко в потолок смотрел, сдерживаясь, чтоб не улыбнуться.

Момент, какой на репетициях труппе давался сложнее большинство других важных сцен, остался позади, да и встретился публикой молчанием, но не удручающим, не тяжелым, а таким, что Князевой задышалось проще.

Дальше — только финал.

Пчёлкин места своего не покидал ни чтоб покурить, ни что звонок сделать. Выключенный свет позволял ему Анну за руку держать, раз в минуты три-четыре пальцами пробегаться по чувствительной к щекотке коже пальцами. Пчёла на сцену смотрел, изредка поглядывая на Князеву, и был не в состоянии не заметить, как с каждой декадой минут на лице девушки слабее читалось напряжение, до этого покрывающее щеки Ани точно пылью.

Витя в задумчивости сюжета хмыкнул. Когда Князева обернулась, он лишь качнул головой, не посвящая Анну в мысли свои, что действия, разворачивающиеся на сцене, удивительно сходны были с тем, что он с бригадой проворачивал втихую прямо во время премьеры «Возмездия».