Большая игра (ЛП) - Слейд Стюарт. Страница 20

Одна самоходка выползла из укрытия, подалась вперёд, и огромное орудие выстрелило по бункеру. Первый снаряд прошёл мимо. Прежде чем она успела перезарядиться, ответила длинноствольная «8–8» одного из противотанковых ДОТов. Лязг от удара в толстую броню ИСУ-152 смешался со звуками боя. Ответный выстрел, и снаряд разорвался точно между двумя пулемётными башнями центрального бункера. Чтобы подобраться ближе, затаившиеся пехотинцы пытались использовать краткие перерывы в обстреле, но получалось плохо. Сейчас, когда бункер временно замолк, они заняли участок побольше. Комбат увидел, как приоткрылся люк одной из 88-мм установок. Оттуда кто-то высунулся — вероятно, командир расчёта — и очень осторожно осмотрелся. Внезапно его голова разлетелась в мелкие клочья. Ещё один меткий выстрел Клавдии Ефремовны. Триста метров, даже хвастаться нечем. Самоходка получила ещё пару попаданий и затихла. Из открытых люков поднимался дымок. Лукьянов надеялся, что экипаж успел покинуть машину. По крайней мере, она находилась достаточно далеко, чтобы не опасаться пулемётчиков.

Справа от него вперёд метнулись три серых жгута. Они вонзились в орудийную башню, ту самую, командир которой свисал из люка. Скорее всего, орудие удалось повредить, так как вскоре из немного покосившегося ствола показался дым. Лукьянов собрался сделать очередную перебежку — раз одно из орудий наконец заткнулось — но какое-то смутное чувство заставило его в последний момент переместить ногу. Противопехотная мина. Всё ещё слегка нервничая, он вынул из-за пояса короткий красный вымпел и воткнул его в землю. Потом мину извлекут штрафники. Следующий выстрел из РПГ поразил пулемётную башню точно в середину, и та исчезла в облаке пламени. Броня у неё была намного тоньше.

Блок потерял обороноспособность. Одно 88-мм орудие нейтрализовано, центральный пулемётный ДОТ выбит. Теперь правый остался в одиночестве. Если выкорчевать его и добить вторую противотанковую башню, самоходки смогут расправиться с остальными огневыми точками. Комбат указал, куда двигаться дальше. Бункер продолжал отстреливаться, но теперь хватало мест для укрытия между перебежками. Бойцы по необходимости залегали, потом бежали дальше, но вскоре прошипели выстрелы из РПГ-7, и башенки разлетелись вдребезги. Раздался звук, как будто над головами проехал поезд. Оглянувшись, Лукьянов увидел, как пара ИСУ-152 из взвода огневой поддержки выехали из капониров и открыли огонь. Следом возле подбитой машины появилось пять фигурок. Они отбежали подальше и спрятались. Экипаж жив, отлично. А самоходку можно отремонтировать и через день-другой она вновь будет готова к бою.

Со своей позиции самоходки видели что-то, чего не наблюдал сам комбат, так как укрылся в ложбинке. Раньше проход перекрывала «8–8», но теперь путь был чист. Центральный пулемётный ДОТ получил попадание 152-мм снаряда и затих. Бойцы смогли продвинуться и зайти в тыл второй противотанковой установке. Послышалось несколько разрывов мин, взявших свою дань, но они звучали совсем рядом с башней. Гранатомётчики взяли её на прицел и поразили. Угроза миновала, ИСУ выдвинулись вперёд и добили ДОТ. Оставалась работа для пехотинцев. Артиллерийский бункер до сих пор так и не выстрелил. Предполагалось, что его задача поддерживать передовые, но… Сквозь дым и пыль можно было разобрать, что даже показавшиеся в поле зрения солдаты не вызвали интереса. Орудия оставались недвижимы. Причина, похоже лежала снаружи. Немецкий солдат с разбитой пулей головой. Ещё один в списке Калугиной. Ей наверняка было непросто выстрелить второй раз. Девушки в снайперских командах полагали, что достаточно одной цели за день, вторая — только если сама напрашивается, а третья совсем уж при случае. Все знали, что немцы делают с пленными женщинам, и снайперы находили в возмездии мрачное удовлетворение. Сожалели они только о том, что принцип «одна пуля — один труп» не даёт испытать немцам даже части страданий, которые они причинили другим.

Мёртвый «немец» выглядел странно. Николай знал: это миф, будто все немцы светловолосы и голубоглазы, но у этого были тёмные волосы, карие глаза и смуглая кожа. И выдающийся нос, даже при том, что большая часть головы отсутствовала. Оглядевшись, он понял, что произошло. Расчёт ДОТа драпал с такой скоростью, что даже Клавдия успела подстрелить самого последнего. Других свалили пулемётчики. Его бойцы? Или их собственные товарищи из других блоков? Уже никто не узнает.

Лукьянов подкрался ко входу. Створки были распахнуты, но здесь можно устроить ловушку, или внутри могли навешать растяжек. Но не за просто так мать-Россия платит ему щедрую зарплату и кормит досыта.

— За мной! — он вбежал и быстро осмотрелся. Входной коридор был выполнен с двумя прямоугольными изломами для перехвата осколков или ударной волны, за ним находилось боевое отделение. На стене висел портрет. Не Модель и не Гитлер, а какой-то неопрятно выглядящий мужчина в чёрном тюрбане и с взъерошенной бородой. Комбат понял — он наткнулся на нечто важное, такое, что обязательно надо сохранить до прибытия специалистов.

Снаружи, под стенами артиллерийского бункера, встали две ИСУ-152. Они тщательно выбрали позицию, чтобы не попасть под огонь противотанковых орудий тылового блока. Пехотинцы Лукьянова тоже рассеялись по укрытиям. Пересчитав бойцов, он вздохнул. Из пяти десятков не менее дюжины было потеряно, и ещё столько же, если не больше, остались позади с ранениями. Он подбежал к самоходчикам, надо связаться с разведкой и вызвать их на осмотр бункера. А пока пора было заняться следующим ДОТом. У фронтовиков ещё много работы.

Вышколенный персонал вёл себя тихо и осторожно. Принесли блюда для шведского стола, удостоверились, что всё в порядке, и удалились. Напитки поданы, еда наготове, включая чизкейк для тайского посла. Но даже сотрудники отвлеклись на теленовости, передающие русское наступление на Калмыкию, или Новую Швабию, как эти земли назвали немецкие оккупанты. Примета того, как изменился мир. Съёмки сделаны едва ли полдня назад. Русские передавали их сразу с фронта на всю планету, чтобы показать, как идёт освобождение последнего части их родины, где ещё стоит нога фашиста. И заодно — какую цену они готовы заплатить за защиту своей земли. Возможность наблюдать за сражением, когда оно ещё идёт, была совершенно новой. Сэр Шарп не совсем ориентировался в происходящем, он политик и экономист, а не солдат. Премьер-министр Джо Фрай разбирался лучше. Он служил рейнджером в австралийской армии, и был потрясен видом того, как русские прорываются через бетон и сталь немецкой оборонительной линии. Принцесса наблюдала с расчётливым интересом кадрового военного, оценивающего армию другой страны.

— Как они это делают, ваше высочество? — с опаской спросил Шарп, будто ответ перенесёт его на поле боя. — Как вообще кто-либо на это способен? Как это делали вы?

— Вот поэтому мудро набирать в армию мужчин, сэр Мартин. Но иногда приходит время бежать прямо на пулемёты, и лучше, когда рядом с тобой те, кто считает это хорошей идеей.

— О… — повисла долгая пауза. — Огооо… — до него наконец дошло. Иногда эксцентричные высказывания принцессы о равноправии требовали некоторого осмысления.

— Как поступила бы я? Да почти так же. Способов взломать подобную оборону не очень много. Американцы, конечно, просто испарили бы её атомными бомбами, но нам такой вариант не подходит. У немцев было двенадцать лет, чтобы всё это понастроить, и вскрыть такую преграду по-любому непросто и недёшево. Другой вопрос, что намерен делать Модель? Развилок много, но хорошей ни одной.

Новости перестали показывать хронику сражения и переключились на события внутри страны. В первую очередь, конечно, на похороны сэра Грегори Локока и других жертв взрыва на «Худе». Суриётай ненадолго задумалась, что же на самом деле сложили в гроб Локока, а потом нашла интерес в попытках отыскать себя в передаче. Премьер-министр и сэр Мартин занимались тем же. Телевидение было захватывающей новинкой. Обслуга тихонько пересмеивалась, наблюдая, как столь высокопоставленные персоны ведут себя неотличимо от простых людей. Кадры переключились на съёмку трёх индийских военных кораблей в порту Мельбурна. Их флаги на фок- и грот-мачтах были приспущены на обе стороны. Диктор объяснил, что это знак уважения и глубокого траура, и заметил, что последний раз такое случалось почти шестьдесят лет назад, после смерти королевы Виктории.