Добыча Беркута (СИ) - Невинная Яна. Страница 17

Уж не знаю, какие чувства испытывала мама от внимания такой важной персоны, но уверена, что, если бы она даже не любила богатого и влиятельного поклонника, родители бы быстро научили ее уму-разуму и убедили принять предложение.

Женились быстро, родилась первая дочь, назвали в честь отца. Мама постоянно рассказывала об этих счастливых временах, как богато, роскошно жили, как путешествовали, ели деликатесы, ни в чем себе не отказывали.

Только случилось событие, после которого все пошло вкривь и вкось. Отец всегда был человеком несгибаемым. Не лучшее качество политика. Не поделился с кем-то, в итоге обвинили во взяточничестве и махинациях. «Кто в России не ворует? – орал отец, когда во время расследования сидел под домашним арестом. – Все берут, и я беру!»

Но с такими доводами далеко не уедешь. Отца не посадили, но пост он, что и следовало ожидать, потерял. У него были акции нескольких крупных предприятий, в лихие девяностые он был бандитом, занимался рэкетом. Когда зажил честной жизнью, вложил заработанное в акции, занялся политикой.

Даже после смещения с должности недостатка в деньгах не было. Всей семьей переехали в Москву, где отцу предложили малозначительный пост в правительственном аппарате, который он занимал по сей день. Но все знали, что Лукьянов проворовался, и хоть со временем людская память стерлась, папа ничего не забыл. Люто ненавидел своих вышестоящих коллег, мечтал отомстить тем, кто его сдал, а отрывался на матери. Запил, загулял, даже пропустил ее вторые роды. Вернулся после загула, а у него дочка вторая. Пьяный, он махнул рукой на мать и выплюнул: «Слабачка, даже сына не можешь родить!» После этого и началась черная полоса, которую я помню досконально. И которую так хотелось бы забыть. Мне тогда было десять лет, а я уже умела ухаживать за младенцем, могла прибраться дома, приготовить еду, ходила в магазин и аптеку. Папа пьянствовал и дебоширил, изменял матери. Они ругались, даже дрались.

Помню, как мать дубасила отца всем, что под руку попадется. Юлька заходилась плачем, я пыталась ее успокоить, а сама тихо шептала: «Мамочка! Папочка! Не надо!». Мне все казалось, что я в чем-то виновата, потому что мать всегда была мною недовольна. Что бы я ни делала, она всегда ругалась. Выхватывала у меня из рук тряпку, когда мыла посуду, и приговаривала: «Или ты делаешь хорошо, или не делаешь никак!».

И начинала сама яростно драить посуду, гремя тарелками. Кричала на меня, оставляла нас с Юлей и куда-то уходила. Как я потом поняла, она выслеживала мужа, пытаясь вернуть. Умоляла не бросать семью. Отец от того, что она унизилась, наполнялся чувством власти и на короткое время возвращался домой и к нормальной жизни.

Но, раз за разом таскаясь на нелюбимую работу, понимая, что путь наверх заказан, снова пускался во все тяжкие. Тогда было мне трудно понять, как можно так зациклиться на мужчине. Уничтожать саму себя и жить только им, забрасывая детей, да и всю свою жизнь, как будто становишься чьей-то частью, а не самостоятельной личностью, не существуешь без него. Почему перспективная журналистка не смогла с достоинством прекратить безнадежные отношения. Так живут миллионы женщин.

Зачем было цепляться за отца, который ее ни во что не ставил? Я по сей день не понимаю мать, она для меня чужой человек, шкатулка, полная секретов. Мы никогда не говорили по душам. Все, что я видела в детстве, только недовольство и нагоняи, тяжкий труд и учебу без помощи взрослых. Но я любила мать, боготворила отца, обожала сестренку. Я не подозревала, что можно жить по-другому, не в роли служанки и няньки, девочки для битья в собственной семье.

Наверное, матери нужна была психологическая помощь. Но вряд ли она призналась в ее необходимости, да и к себе бы не подпустила никого. Слишком была гордая и независимая. Лучше бы гордость в общении с отцом проявляла. Наша семья неуклонно катилась в пропасть. Я росла тихоней, друзей почти не было. В школе много не поиграешь, а в гости меня не пускали, к нам – тем более. Когда девочки мне звонили, мама заявляла, что я занята. В какой-то мере я была счастлива. Но потом все стало еще хуже.

Кто-то сверху попросил отца не очень-то высовываться со своими загулами, после того как полиция пару раз остановила его пьяным за рулем. Он начал пропадать неделями. Заводил очередную любовницу и жил у нее. Мать слетела с катушек, стала пить. Юля стала нервной и психованной, в садике начали что-то подозревать.

Спас нас всех старый друг отца Рахман Беркутов по кличке Татарин. В детстве я боялась огромного громогласного друга отца с черной копной волос и густой бородой. Детей пугали Барабашкой, что было созвучно Татарину, так что я боялась их обоих. Но именно страшный дядька Татарин вытащил нас из болота. Когда он окончательно перебрался в столицу, обратился за помощью к старому другу, с которым служил в армии, однако понял, что помогать придется самому.

Татарин каким-то невероятным образом быстро устроился на новом месте. Открыл охранное агентство, начинал почти с нуля, но заслужил репутацию и подмял бизнес многих под себя. Его жена, тихая женщина себе на уме, во всем потакала главе семьи. Тетя Люда не вмешивалась в наши семейные дела, но явно имела влияние на решения, которые принимал Татарин.

Во-первых, они собрали семейный совет, на котором порешали, что для матери большая нагрузка двое детей. Меня, как старшую, предложили забрать в себе. Во-вторых, отца закодировали и дядя Рахман обещал взять его на поруки. В-третьих, мать устроили на работу. Перемены были кардинальными для нашей семьи. Привыкшая к старому порядку вещей, я была в ужасе.

Мама и папа - свет в окне, маленькая Юля души во мне не чает, ходит хвостом. Зачем нас разлучать? Я не понимала, но мне никто ничего не объяснял. Конечно же, вывод я сделала соответствующий – я провинилась. Меня куда-то увозит страшный Татарин. Я плакала, умоляла меня не отдавать.

Тогда меня уговорили тем, что вместе с сыновьями дяди Рахмана поеду кататься на аттракционах. Я сразу смекнула, что рассказами о крутых выходных смогу завоевать подруг, а мне не терпелось стать своей в классе, в той группировке, куда входили самые лучшие ученики, но в которую я не попадала не по степени дохода, а потому что я была слишком скромная.

К сожалению, в тот раз меня обманули. Никаких аттракционов не было, зато сыновья – старший Марат и младший Динар – устроили мне настоящий Армагеддон в просторном доме Беркутовых. Я хохотала до упаду, наблюдая за их играми в войнушку и прочие стрелялки, а когда они ругались и мутузили друг друга, прыгала вокруг, как маленькая собачка. С ними было весело.

Еще у них была компьютерная приставка, и мне даже иногда давали играть в нее. Когда мы выходили на улицу и гуляли по всем окрестным дворам, мальчики меня представляли как свою сестру, и тогда меня никто не задирал, а разрешали играть и бегать вместе с ними. К сожалению, визиты к Беркутовым были короткими, всего лишь на выходные, только иногда - месяц, а в будни мне приходилось окунаться в странную атмосферу нашего дома.

Папа уже не пил, на работу ходил для галочки, как он говорил «перебирать бумажки», а для собственного удовольствия он увлекся охотой. Вместе с дядей Рахманом они выезжали с охотничьим клубом в специальные угодья, откуда возвращались довольными и с добычей. Мама же стала много времени уделять работе, я часто слышала, как он кричит отцу, что молодая, красивая, хочет жить, что нашла смысл жизни.

Меня часто отвозили к бабушке и дедушке по матери, которые смирились, видимо, с тем, что у них такая непутевая дочь, и взяли воспитание старшей дочки на себя. Так мы и жили. На выходные, как на праздник, к Беркутовым, а в будни – к сварливой бабушке Жене. На лето бабушка старалась забрать дочь и внучек в деревню, на свежий воздух.

Бабушка работала в больнице, поэтому была постоянно занята. Просила присмотреть за мной двоюродную сестру, тетку Шуру. Та занималась скотом и домашним хозяйством, поэтому я была сама по себе. Одиночество меня не тяготило. Я уже стала привыкать к нему и не стремилась во что бы то ни стало влиться в какую-то компанию. Если дети со мной играли – хорошо. Если нет – спокойно находила себе занятия.