Романтические приключения Джона Кемпа - Конрад Джозеф. Страница 28

Карлос опять усмехнулся:

— Туда не так легко попасть, Хуанито.

Однажды ночью я подслушал, как он спрашивал у Кастро:

— Скажи мне, о мой верный Томас, безопасно ли будет взять этого кабальеро, моего кузена, в Рио-Медио?

Томас пробурчал что-то, чего я не расслышал, и затем прибавил:

— Кабальеро-англичанин может натворить глупостей; они передерутся, и тогда этот чертов ирландец начнет вешать народ. Он и меня может повесить. Или может выместить на вашей милости.

Карлос задумался. Наконец, я опять услышал его голос:

— Неужели положение настолько скверно даже в самом городе моего дяди? Если так, то нам хорошо иметь при себе лишнего человека. Кабальеро, мой кузен, очень силен и отважен.

Кастро заворчал:

— Отважен! Точно не знаете пословицу: "Посади англичанина в осиное гнездо, он там долго не засидится".

С той ночи я избегал заговаривать о Кубе.

Потом я стал замечать, что завязывается дружба между Томасом и штурманом Николсом, который до тех пор был для меня только долгоногим, желтолицым невежей из Новой Шотландии. Я стал неукоснительно за ним наблюдать и к своему изумлению сделал открытие, что и он за мной наблюдает. Как-то он слонялся по палубе, засунув руки в карманы. В тот момент, когда он остановился за моей спиной, чтобы рассеянно сплюнуть в море, Карлос мне сказал:

— А ты, Хуан, — что ты собираешься делать на Ямайке?

Близость берега уже чувствовалась на корабле. Штурман подозрительно посмотрел на меня и тихо отошел. Я сказал, что собираюсь работать на плантациях у Руксби, в поместье Хортон. Карлос пожал плечами.

— Ах, это будет то же самое, что у вас на ферме — тяжелая работа и скучное однообразие. — Он закашлялся.

Я горько ответил:

— Да, мне никогда не увидеть настоящей жизни. Ты видел все, что стоит видеть, и потому ты, должно быть, не боишься перспективы мирно поселиться в замке со стариком дядей.

— Кто знает, — загадочно ответил Карлос, — быть может, даже в замке моего дяди жизнь моя не будет в безопасности.

Я шутливо сказал:

— Что ж, если я очень соскучусь в Хортон-Пене, я приеду навестить тебя у твоего дяди. Мы, некоторым образом, родственники, авось ты не откажешь мне в ночлеге.

Штурман опять подошел к нам и остановился совсем близко. Карлоса снова охватил приступ кашля. Справившись, он посмотрел на меня таким любовным взглядом, что мне стало совестно своего легкомысленного тона.

— Я тебя люблю больше, чем просто родственника, Хуан, — сказал он. — Я бы очень хотел, чтобы ты поехал со мною в Рио-Медио. Постараюсь устроить. Я, может быть, скоро умру. Я очень болен.

Он, несомненно, был болен. Походная жизнь в Испании, английские туманы и ночные дожди, невольная холодная ванна при посадке на пароход не принесли ему пользы. Он задумчиво смотрел на море.

— Непременно постараюсь устроить тебя.

Штурман остановился за спиною у Карлоса и откровенно подслушивал. Затем он свистнул и отошел.

Карлос невнятно пробормотал что-то о "шпионах проклятого ирландца" и прибавил:

— Я не хочу эгоистично подвергать тебя новым опасностям. Но жизнь на сахарных плантациях — для тебя не дело.

Я был польщен: сам Карлос считает меня достойным товарищем!

Через несколько дней после этого разговора штурман вызвал меня в свою каюту. Он значился больным и лежал на койке весь в компрессах, свесив руку до полу. Когда я вошел, он тихо приподнялся и сплюнул. У него был неприятнейший ново-шотландский акцент; рожа после бритья лоснилась, как лакированный ботинок.

— Добро пожаловать, — сказал он. — Слушай, милый Кемп, что, у тебя шея соскучилась по веревке?

Я выпялил глаза. Он опять сплюнул, посмотрев на меня с наигранным презрением, и наконец сардонически предложил открыть мне глаза. Я молчал.

— Знаешь, что с тобой будет, если ты не разделаешься с этим твоим Карлосом? Тебя, брат, повесят.

Я был слишком изумлен, чтобы рассердиться. В первый момент я заподозрил, что Синий Нос, как я его мысленно окрестил, попросту пьян. Но он смотрел на меня такими трезвыми глазами, что мне стало страшно.

— Да, повесят за шею, — продолжал штурман. — Знаешь юнец, послушай доброго совета. Этот Карлос — большой пройдоха. Им нужны люди — для их грязной работы.

Он ударил себя в грудь костлявым кулаком и смотрел на меня, как змея на птицу. Челюсти его беззвучно скрежетали.

— Больше я вам ничего не скажу. — И он начал ухмыляться сам на себя в осколок зеркала.

Когда я вышел на палубу, мне казалось, точно я выбрался на свет божий из темной норы какого-то смрадного животного. И все-таки его слова запали мне на ум и пробудили странное чувство неуверенности, тем более тяжелое, что оно не имело никакого объекта, так как нелепо и невозможно было подозревать своего друга. Понемногу это чувство вытеснилось, оформившись в тоску по родине. Наше судно входило в гавань, а мне вдруг расхотелось выходить на берег. Я думал о доме, который еще недавно покидал с такою радостью.

Мимо нас проплыл большой корабль с высокими черными бортами, опоясанными двойной желтой полосой люков, в которые глядели жерла пушек. На стеньге развевался флаг. Матросы с палубы безмолвно глядели на нас. Только слышался топот ног. При мысли, что этот корабль идет в Европу, у меня защемило сердце. Мне захотелось очутиться на его борту. В конце концов, я действительно поехал домой на этом самом корабле, — но случилось это слишком поздно, когда я стал другим человеком, с многосторонним опытом и совсем иными желаниями. Меня разбудил от мечтаний голос Карлоса; он спросил у одного из наших матросов, что это за корабль.

— Разве не разглядели флага? — неохотно отозвался тот. — Это "Адмирал Роулей". — И он вполголоса проворчал что-то относительно пиратов, сволочи с Кубинских берегов.

Глава V

Среди пассажиров второго класса был рыжий Барнс — юноша моих лет, родом из Нортумберленда. Ехал он новобранцем в вест-индский полк. Он был грубоват, прямодушен и строг. В минуты корабельной скуки я нередко заговаривал с ним. Расставшись с Карлосом, я пошел с тоски проститься с Барнсом.

Пассажиры сходили на берег. В нашу каюту врывался многоголосый гул с палубы. Карлос и Кастро вошли в сопровождении высокого испанца в золотых очках. То был сеньор Рамон. Жмурясь от яркого света, он, слегка наклонившись, остановился в дверях.

Карлос с холодной вежливостью представил меня ему.

Рамон осмотрел меня спокойным аналитическим взглядом.

— Кабальеро едет вместе с вами? — спросил он.

Карлос ответил:

— Нет. Пока что, я думаю — нет.

В этот момент сквозь толпу протолкался к нам штурман Николс и, протягивая Рамону письмо, резко прогнусавил:

— С вами поеду я.

Рамон боязливо осмотрелся по сторонам.

Карлос сказал:

— Сеньор мой кузен ищет мистера Макдональда. Вы его знаете, сеньор?

Рамон сухо поклонился.

— Он, кажется, здесь, — сказал он. — Я сейчас наведу справки.

Все трое последовали за Рамоном и затерялись в толпе, однообразно одетой в белое полотно. Тогда-то, не зная, увижу ли когда-либо Карлоса, я с чувством безнадежного одиночества разыскал Барнса в полутьме огромного трюма.

Он бесстрастно и очень деловито набивал свою корзину. Будничным голосом начал он говорить о своих планах. Его встречал дядя, который хотел приютить его на несколько дней, пока он не отправится в казармы.

— Может быть, еще встретимся. Я сюда на много лет, — сказал он и, взвалив на плечи корзину, полез на палубу. Он обещал разыскать для меня Макдональда.

У люка громко разговаривали двое встретившихся. Каждое слово гулко раздавалось в тишине моего горя и большого опустелого трюма.

— Я потерял в последней поездке половину груза. Старая история.

— Неужто еще не переловили этих негодяев? — спросил второй.

Первый понизил голос. Я уловил только, что "адмирал — старый дурак. Где ему! Он только узнал, откуда эти пираты — из Рио-Медио. Но он не мог войти в гавань на своих трехпалубниках. Видели его флагманское судно?"