Классный час (СИ) - Тамбовский Сергей. Страница 28
— Стоп, — сказал я сам себе и сел на стул, — на той плёнке чёрным… точнее синим по белому было написано «Пинк Флойд» и «Atom Heart Mother». А здесь «Дип Пёпл» и «Fireball».
— Тогда жми к своему Васе за магнитофоном, это точно надо прослушать.
И я рванул на соседний этаж к Васе — он не удивился, а просто всучил мне в руки магнитофон со словами «пусть у вас пока постоит, я другими делами занимаюсь». Какими он там делами занимался, я уж не стал интересоваться, а вернулся к себе, поставил кассету с Дип-Пёплами и начал слушать… первые же слова Жмени (а там был записан точно его голос) привели меня в чувство некого обалдения, да сами посудите…
Он с выражением зачитывал поэму «Тараканище» авторства Корнея Ивановича Чуковского. И его временами поправлял другой голос, явно не мой… знакомый, но вспомнить, кому он принадлежал, я не сумел.
— Вот такие у нас пироги, дорогой Антоша, — сказало левое полушарие, — вместо признания сам знаешь в чём здесь у нас вечер литературных чтений сам слышишь чего.
— Без тебя понял уже, — огрызнулся я, — значит, вариант тут я вижу только один — некто неизвестный, назовём его так, проник в мою квартиру вчера или сегодня и подменил кассету на похожую.
— Нет, дорогуша, — отозвалось правое, — есть и другой вариант, причём кое-кто назвал бы его основным.
— И в чём же он заключается?
— В том, что у тебя крыша едет не спеша… тихо шифером шурша, — ехидно ухмыльнулось оно.
— То есть ты намекаешь, что никакие Жмени ко мне не приходили, а я всё это сам выдумал и уверил себя в том?
— Не так уж радикально, — просветило меня оно, — скорее всего приходил он к тебе, но говорил вот именно это самое, стихи Чуковского, а не то, что ты там себе придумал.
— Стоять, — повысил голос я, — а за каким хреном он тогда ко мне попёрся-то? Чтобы Тараканище озвучить? Типа у меня тут кастинг на детский утренник?
— Чем не вариант, — откровенно начало издеваться левое. — Ты его прослушал, записал на плёнку, но он на роль Тараканища не прошёл…
— Так, всё, — вспылил я, — убирайтесь оба по своим местам, а я думать буду.
— Подожди, Антоша, — напоследок воззвало правое, — мы же ещё не обсудили инцидент в школе.
— Точно, — вспомнил я, — окей, оставайтесь… обсудим проломленную голову Жмени.
— Давай выкладывай поминутный хронометраж своих действий с момента появления комиссии и до находки в сортире.
— Даю, — подчинился я, — значит, я сидел в учительской, когда они появились всей толпой, это была примерно середина второго урока, то есть… то есть 7.30 плюс 45 урок плюс 30 большая перемена плюс 20-25 — итого начало десятого, 9.05-9.10 где-то.
— Дальше давай, не тормози. Да, кто с тобой в учительской-то был?
— Значит так, — начал загибать пальцы я, — англичанка Софья была, завуч Валентина и чертёжница Ираида. Эти точно, остальных не очень хорошо помню, но двое наверно в первой комнате ещё сидели. Представление комиссии это минут пять, не больше. Потом они той же толпой отправились в пионерскую комнату, а я побеседовал с завучем. Ещё пять минут…
— О чём беседовали?
— Да о том же, о чём у всех голова болела, об открытых уроках. Она посоветовала мне проверить класс перед началом урока, я и двинулся туда.
— Во сколько?
— Примерно в 9.20.
— До звонка, значит, оставалось пять минут?
— Да, как-то так…
— Дальше что было?
— Дальше я всё проверил, никаких отклонений от нормы не нашёл, и тут в класс зашли трое из десятого-В — Лосева, Половинкин и Обручев.
— Звонок уже прозвенел?
— По-моему нет… он случился, уже когда они все трое внутри класса были или ещё позже.
— Первая зацепка, — вежливо отчиталось левое полушарие, — чего это они во время урока (а у них же ведь было что-то, верно? — да, кажется, география, могу уточнить) разгуливали по школе. О чём ты с ними говорил?
— Да всё о том же — они посоветовали мне не волноваться, мол, всё нормально будет, а я спросил, неужели так заметно моё волнение? И дальше я сказал, что пойду за бумагами, а на самом деле пошёл в сортир.
— Из-за волнения? — уточнило правое.
— Да, из-за него, живот как-то резко схватило.
— Сортир далеко от твоего кабинета?
— Метров двадцать-двадцать пять, до конца коридора и налево немножко.
— Тебя видел кто-нибудь, когда ты туда шёл?
— Не помню, — потряс я головой, — вот хоть убей, но не помню… вроде бы никого не встретил.
— Звонок когда прозвенел, до твоего выхода из класса или после?
— После… точно после, когда я уже Жменю на полу обнаружил.
— Сразу ты его трогать не стал — да?
— А вот и нет, проверил пульс, увидел, что он есть, и тогда уже начал ловить посыльного к руководству.
— Что за посыльный, ты его знаешь?
— Видеть, конечно, не раз видел, но фамилию не помню — из девятых что ли классов парень.
— И потом уже появилась завуч и ты побежал звонить в скорую, — заключило левое полушарие.
— Точно, — упавшим голосом подтвердил я.
— Таким образом, у следствия тут будет две дыры, за которые он зацепиться сможет — когда ты шёл из учительской в класс…
— Да там идти-то пять метров, — возразил я, — десять-пятнадцать секунд.
— И тем не менее, никто тебя не контролировал в этот промежуток. А второе — поход из класса в сортир. Тут почти полминуты…
— Не густо, — резюмировало другое полушарие, — лично я бы на месте следствия упираться в это не стало.
— Но ты же не на месте следствия, — начало оно возражать, но тут в дверь позвонили.
— Так, перерыв на обед, — объявил я им, — свободны пока.
И пошёл открывать дверь. А за ней стояла(трам-пам-пам) Мариночка, вся цветущая и радостная, а в руке у неё был чемоданчик.
— Ты звал и я пришла, — объявила она мне с порога. — Не вижу радости на твоём лице.
— Я просто вне себя от счастья, — сказал я довольно унылым тоном. — Заходи, располагайся.
Она тут же переобулась в тапки, приткнула чемоданчик в угол и прошла в зал.
— О, магнитофончик, — увидела она васино творчество на столе, — ты вроде не говорил, что у тебя есть такая техника.
— Это не мой, поносить дали, — ответил я.
— А что за музыка у тебя есть? — и она ловко выковырнула кассету из кассетоприёмника. — Дип Пёпл… что-то знакомое…
— Тёмно-фиолетовые значит, — пояснил я.
— Ультра, наверно, фиолетовые, — поправила она меня.
— Можно и так, — махнул я рукой. — Английская рок-группа такая, Ричи Блэкмор на гитаре играет, Ян Гиллан поёт.
— Давай послушаем, — и она вставила кассету обратно и врубила кнопку «Пуск», я даже и предпринять ничего не успел… ну и из динамика донеслось «Ехали медведи на велосипеде».
— Это что, шутка такая? — спросила она.
— Да, мы тут все шутим, — невесело ответил я. — Сплошные юмористы собрались. Попробуй другую сторону.
Она молча перемотала плёнку до конца и перевернула её другим боком. Понеслись гитарные запилы Блэкмора.
— Это совсем другое дело, — довольно сказала Марина, — ты ужинал?
— Времени не было, — похоронным голосом ответил я, — всё дела да заботы.
— Я сейчас что-нибудь приготовлю, — оживилась она, — что тут у тебя в холодильнике есть?
Она ушла на кухню, но тут гитарные перезвоны прервались и пошёл сплошной Жменя — «ну пойдём скорей в ванную» и так далее…
— А это ещё что такое? — возникло из кухни недоумённое лицо Марины.
Андриано Челентано и Лужники
Андриано Челентано и Лужники
— Давай я тебе всё расскажу что ли, — сказал я, выключая магнитофон, — а ты уж там сама определишь, что это…
— Может поедим сначала? — предложила она.
— Ага, совместим полезное с приятным, — согласился я.
Она быстренько соорудила салат из того, что нашла в холодильнике, добавила сверху пару бутербродов и мы уселись за столик на кухне. Я подумал и ещё украсил всё это бутылкой Киндзмараули. Зарычала труба с холодной водой, опять наверно кто-то зажёг колонку сверху или снизу по стояку. И под это неумолкаемое рычание и под вкусное грузинское вино я и начал излагать свою горестную историю.