Классный час (СИ) - Тамбовский Сергей. Страница 30

— Там, судя по всему, не только о кассетах речь шла. Короче говоря, Антон Палыч, — перебила она меня, — сведения самые нехорошие, так что готовься к худшему.

— А в какой больнице этот Жменя лежит? — зачем-то спросил я.

— Ни в какой, — отрезала она, — выписали его вчера вечером.

— Это с проломленной головой-то и выписали? — изумился я.

— Голова оказалась целой, — сжав губы, ответила Оксана.

— И из-за такой ерунды наши доблестные милиционеры людям нервы мотают? — продолжил изумляться я. — Других что ли забот у них нету?

— Это я не знаю, про другие их заботы, — сказала директорша, — а ты будь поаккуратнее…

Буду конечно, мысленно ответил я, выходя из её кабинета, куда мне теперь деваться, буду максимально осторожным и бдительным. Урок геометрии в восьмом-Б провёл на автопилоте, если спросят, так и не вспомню, что там в эти 45 минут было. Вопросов мне никто никаких не задавал. А по окончании урока, когда я спускался по лестнице на свой второй этаж, за мной увязался Вася Дубин.

— Антон Палыч, — сказал он мне, — разговор есть. Давайте на улицу выйдем.

— Чего ж не выйти-то, — кивнул я, — пошли выйдем, если надо.

И мы спустились до самого низа, в тёплое время года, в сентябре и в мае в основном, у нас открывали парадную дверь на улицу, мы через неё и вышли в садик с яблонями-дичками, вишнями и терносливом, на котором никогда не было слив.

— Ну говори, чего хотел, — остановился я в паре десятков метров от входа.

— Я знаю, кто этого хера стукнул, — ответил Вася, смотря в сторону…

Павлики

Павлики

— И кто же это? — остолбенело переспросил я. — Ты давай уже выкладывай информацию полностью, а не тяни кота за яйца, скоро новый урок.

— Никто и не тянет, — огрызнулся Вася, — а стукнул его самый главный из той делегации, что с утра приехала.

— Это Сергей Олегович который?

— Не знаю я, как его зовут, но именно с ним директорша носилась, как с писаной торбой.

— Так… — почесал в затылке я, — а откуда ты это знаешь?

— Так я же в сортире был как раз в это время…

— Во время урока?

— Ну да, меня географичка выгнала за неправильное поведение, вот я и ходил туда-сюда по коридорам. Зашёл в сортир второго этажа, а там есть вентиляционная дыра, я так понимаю, что общая она у школьного и учительского…

— Ясно, давай жми дальше.

— А дальше я и услышал через эту дыру ссору двух мужиков…

— Что они говорили, расслышал?

— С трудом… пару раз повторялось слово «гнида», остальное не очень…

— И как же ты определил, что это был глава комиссии? Через вент-отверстие?

— Не, я же не полный идиот — вышел в коридор, сделал вид, что иду себе по своим делам, а тут он и выскочил… Олегович который.

— Подожди, когда ко мне пришла завуч и я вызвал скорую из учительской, я потом заглянул в свой кабинет, этот Олегович там сидел…

— Ну значит успел добежать, — уныло закончил свою речь Дубин.

— Спасибо тебе, Василий, — пожал я ему руку, размышляя, как этот факт можно будет обыграть… и можно ли его обыграть в принципе, — теперь я твой должник.

Но когда он дёрнулся идти обратно, я вдруг вспомнил ещё об одном деле.

— Подожди, — остановил я его, — раз уж ты такой наблюдательный, то, может, заодно знаешь, кто разжёг костёр в кабинете начальной военной подготовки? Ну это когда у нас линейка по хоккейным делам случилась?

— Знаю, конечно, — ответил Вася на ходу, — но извините, не скажу. Это не только мой секрет.

— Тогда ещё маленький вопросик, что там у тебя с гели… то есть с квадрокоптером-то? — напоследок спросил я.

— Всё зашибись, Антон Палыч, каркас и плата управления готовы, дело за моторчиками, это уже ваш вопрос.

— Обещаю, что решу его в ближайшее время, — вспомнил о недоделанном я, и в самом деле нехорошо, обещал дитяте конфетку и зажал.

А Вася тем временем скрылся за парадным входом в школу. Я же собрался с мыслями и тоже вернулся к своим баранам… к ученикам в смысле. Если кто-то забыл, то нагрузка в виде уроков литературы у меня никуда не делась, и сейчас мне предстояло поведать десятому-В классу о богатом внутреннем мире героев романа Горького «Мать».

Если по чесноку, то никогда мне эта вещь у Максимыча не нравилась — голая же пропаганда, причём написанная, как сейчас принято говорить, на отъ..бись. Ну Павлик, ну рабочий на Сормовском заводе. Ну поначалу пьёт горькую и бегает по бабам, а потом перековывается и перестаёт пить и бегать, а взамен занимается политикой. Мухи же будут на лету дохнуть. От безграничной, как нарьян-марская тундра, тоски. Но в программе эта штука имеется, значит что? Правильно, значит надо…

— И снова здравствуйте, — сказал я, зайдя в кабинет литературы с суровыми Львами Николаичами и Фёдор Михалычами. — Сегодня мы начинаем изучение романа Максима Горького «Мать». Знаете, кстати, что по нему поставили оперу?

— Не, не знаем, Антон Палыч — расскажите, — попросил Половинкин.

Из всей оперы я помнил только момент с речитативом «Павел, мать твою, мать твою, арестовали», но упоминать его было явно непедагогично, поэтому зашёл с другой стороны.

— Слова Файко, музыка Хренникова, 4 действия, 8 картин, премьера состоялась в Большом театре где-то лет 15 назад…

— А пел кто? — спросила отличница Зоя.

— Об этом история умалчивает, — дипломатично заметил я, — но сами посудите — абы что в Большом театре ставить не будут. Так что вещь стоящая…

— Я один раз была в Большом театре, — высказалась с первой парты красавица Зоя.

— И что смотрела? — поинтересовался я.

— Оперу «Декабристы».

— Здорово, — похвалил её я, — я вот только собираюсь туда сходить, да всё никак не соберусь. И что тебе запомнилось из «Декабристов»? Как жёны за ними в Сибирь поехали наверно?

— Это тоже, — пояснила Зоя, — но гораздо больше лошадь…

— Какая лошадь? — не понял я.

— Живая. На ней генерал Милорадович на сцену выезжал.

— Класс, — восхищённо сформулировали свои впечатления остальные.

— Ну ладно, ребята, об опере мы поговорили, давайте теперь про Мать и про Павлика Власова, — остановил обсуждение я.

— А почему он Павлик? — спросил Половинкин. — Павлик это Морозов.

— Пока молодой, пусть будет Павликом, — махнул рукой я, — а вырастет и в тюрьму сядет, тогда переименуем в Павла.

Урок я закончил как обычно, диктуя методические наработки из хрестоматии для десятого класса… бред там написан был, конечно, собачий, но против системы не попрёшь… тем более, когда у тебя над головой две статьи из уголовного кодекса висят. А после уроков я опять заглянул к директорше и напомнил про обещанную встречу с начальником цеха сборки.

— Забыла я совсем про это дело, — призналась та, — в горячке последних дней. Договорилась я с ним. Вот тебе его координаты (и она протянула мне бумажку с адресом и телефоном), звони или заходи и решай свои вопросы. А с инспектором как-то по-дурацки всё вышло, — опять вернулась она к наболевшему.

— И не говорите, Оксана Алексеевна, — подтвердил эту мысль я, — более дурацкой ситуации и придумать нельзя. Вот вы мне скажите, зачем и когда я мог сделать то, что мне мент… ой, милиция на шею вешает?

— Ну допустим зачем, более-менее ясно, — строго посмотрела она на меня из-под очков, — пояснить?

— Не надо, давайте ко второму пункту, — попросил я, — тем более, что шьют мне эти подозрения в нетрадиционности совершенно зря. Я более, чем традиционен.

— Допустим, — продолжила директорша, — тогда, значит, второй вопрос, когда…

— Я же постоянно на виду был у нескольких человек, а в сорт… ой, в туалет зашёл уже когда Жменя на полу лежал с травмой.

— Вот ты сам и ответил на свой вопрос — в туалете кроме вас двоих никого не было, тогда ты его и стукнул… это я логику милиции передаю, а не свою.

— А вот и был, — решил раскрыть карты я, — учительский и мальчиковый туалеты имеют один вентиляционный канал, увидеть через него, конечно, ничего не увидишь, но слышимость хорошая…