Чёрный феникс (СИ) - Росс Софи. Страница 29

Прожигает меня взглядом несколько секунд, а потом начинает очень мило щебетать с консультантом.

Я много думала на эту тему. Сопоставляла наши ситуации, но каждый раз приходила к одному и тому же выводу: Матвей никогда не бросит этого ребёнка.

Мальчик уже сейчас получает столько любви, что хватило бы на десятерых детей.

Меня беспокоит лишь одно.

Тест.

Прошло около месяца, а в генетическую лабораторию так и не были направлены материалы.

Я готова была смириться с тем, что Матвей будет помогать малышу даже в случае отрицательного результата — у него очень сильно развито чувство ответственности, я бы не стала препятствовать — но у меня никак не укладывалось в голове, что после появления мальчика на свет все автоматически записали его на моего мужчину.

Никита, конечно, был тем ещё маленьким ангелочком, но… Куда внезапно подевался здравый смысл?

— Надеюсь, ты всё-таки ко мне прислушаешься. Я желаю моему внуку счастья полной семьи, — коляску должны были доставить курьером, так что из магазина мы вышли с пустыми руками.

На очередной выпад я ничего не ответила — попрощалась с женщиной и отправилась бездумно бродить по городу, гоняя её слова в голове.

А если всё это правда? Вдруг Матвей действительно устал метаться, но просто не может сказать мне всё прямо?

В последнее время у нас проскальзывает некоторый холод в отношениях, но мы разговаривали на эту тему: решили, что нужно перетерпеть не слишком радужный период.

Хочется закрыть глаза и включить быструю перемотку. Скользнуть в будущее, где мы с таким же трепетом прижимаемся друг к другу по ночам.

Понимаю, что мне нужно отвлечься. Выдёргиваю подругу в уютную кофейню, где кусочек фисташкового торта исчезает с моей тарелки прежде, чем Манюня занимает свободный стул напротив.

— Ты чего такая грустная? Что-то мне совсем не нравятся твои глаза, — она ещё долго вглядывается, переключаясь на меню только после подошедшего официанта.

Маня в курсе всей ситуации, она поддерживала меня всё это время, буквально вытягивая по букве, когда в трубке мой голос казался ей каким-то не таким.

Мне не хотелось портить её эмоциональный жизненный подъём — подруга смогла сбросить свои цепи и теперь счастливо учится жить без навязанных шаблонов.

— Опять за своё, да? Грузишься, додумываешь и анализируешь? — я киваю. Всё именно так. — Слушай, когда мы собирались последний раз, Матвей не выглядел так, будто ты его силой удерживаешь возле себя. Что-то я прямо сейчас не вижу поводка в твоих руках, а под столом у нас исключительно наши ноги — никаких мужчин.

— Когда ты успела стать такой…

— Весёлой, открытой, интересной? Не стесняйся подбирать свои варианты, — она широко улыбается. — Я всегда такой была, просто меня ограничивали. А Стас помог мне стать собой, сильно помог. Ещё я поняла, что здоровый эгоизм никому не вредит. Какое тебе дело до мнения других людей? Всегда найдётся тот, кто будет против. Голова лопнет, если пытаться угодить всем. Проверено на мне, — вгрызается в ароматный кусочек пиццы и подмигивает всё тому же официанту, который интересуется мнением о блюде.

А это точно моя Маня? Вот та мышка, которая раньше краснела по любому поводу? Чудеса творятся.

— Живи, моя дорогая, просто живи. Это чертовски приятно, — я улыбаюсь, а подруга в знак одобрения показывает мне большие пальцы, один из которых заляпан томатной пастой.

Пожалуй, этим советом я хочу воспользоваться.

На несколько дней я успокаиваюсь.

Адресованную мне просьбу уйти с дороги я Матвею не передаю. Не стоит это того. Моему мужчине и без лишних проблем сейчас тяжело, добавились проблемы с главной студией: здание продано в руки администрации и теперь у всех есть месяц, чтобы съехать.

Необходимо найти новое помещение, сделать подходящий ремонт, оборудовать всем нужным… Заморочек хватает.

Новой неприятностью становится температура у маленького Никитки. Мы, конечно, сразу вызываем платную скорую и едем в больницу по настоянию врачей: Лора с ребёнком в карете, мы с Матвеем на его машине.

Мой мужчина сжимает руль, я впиваюсь ногтями в ладони.

— Не переживай, всё будет в порядке, — стараюсь хоть как-то подбодрить Матвея. — Это ведь дети, с ними постоянно что-то случается: то простынут, то синяк новый себе заработают.

Ответом мне становится тяжёлое молчание.

Нам достаётся чистая светлая палата. Никита постоянно плачет и никак не может успокоиться, Лора качает его на руках, но делает это слишком агрессивно, так что вскоре мой мужчина не выдерживает и забирает малыша себе в руки.

Девушка отлучается в туалет, мы остаёмся втроём в тот момент, когда приходит врач. Подрываюсь со своего места, а мужчина, кажется, думает, что мать здесь я, потому что обращается он именно ко мне.

— Тише, мамочка. Что ж Вы себя не бережете? — по пути я едва не влетела в пеленальный столик.

— Вы ошиблись, я не его мама.

— А кто? У нас здесь в такое время только родственники могут находиться, — хмурится и переводит взгляд на Матвея.

— Никто. Скажите, что с моим ребёнком?

Это просто слово, набор букв, но у меня ощущение, будто меня со всей силы ударили в грудь.

Я могу лишь хватать губами воздух.

Пячусь к выходу и оказываюсь в пустом коридоре, где шарю рукой по стене в поисках хоть какой-то опоры. Перед глазами плывёт от подступивших слёз, в ушах бьёт эхом.

«Никто».

Я — никто. Для меня здесь нет места.

Мама Матвея была права, я только мешаю своим присутствием.

Но как же больно от понимания. Кусаю губу, впиваюсь зубами до крови, но это не помогает. Из центра души огонь слишком быстро перекидывается на всю её сущность, уничтожает меня изнутри горячим пламенем, закручивает в тугой узел страх, обиды и непонимание, которые постепенно превращаются в леденящее опустошение.

Меня больше нет.

Не будет.

— Прости, малыш. Я не должен был так говорить. Навалилось всё, сорвался, — из больницы нас отпустили под утро. Всё это время я сидела на лавочке в приёмном покое, а Матвей, кажется, даже не заметил моего отсутствия. — Ты мне нужна.

А я дышу через раз и делаю вид, что уже уснула.

Утром я чувствую, как Матвей касается губами моей щеки перед уходом. Вылезаю из-под одеяла, собираю свои вещи в чемодан, извиняясь перед котом, когда его приходится засунуть в переноску, и оставляю ключи от квартиры в почтовом ящике.

Лишь дома я даю волю чувствам. За закрытой дверью сползаю по стенке и пытаюсь стереть с лица предательские слёзы, которые никак не хотят заканчиваться. Максик скребёт сетку, тянусь к нему и выпускаю — он сразу начинает виться вокруг меня и тыкаться мордой в бедро. Мой пушистый мужчина.

Нахожу смятую страницу блокнота в одном их кухонных шкафов, вывернув несколько до этого — помню ведь, что оставила где-то здесь. Набираю сначала один номер — он оказывается не в сети. После дрожащими пальцами стучу по цифрам на экране со второй попыткой.

Гудки.

Наконец, на том конце отвечают.

— Мамочка…

Часть вторая

Глава тридцать вторая. Рокси

Мне не нравилось в Германии.

Я жила в хорошем доме, просторном и светлом, имела возможность путешествовать на машине по окрестностям, нашла общий язык с мамой и её семьёй, но всё было какое-то…

Чужое.

Вроде голова отключилась, когда я приехала в Кёльн, но внутри всё равно ползал маленький прожорливый червячок — иначе я не могла объяснить резко возникающие боли в грудной клетке, когда голова касалась подушки.

Спасал меня только кот — я засыпала под монотонное урчание пушистого героя.

Он, кстати, был совсем не рад: не привыкла царская жопка к нахождению двадцать четыре часа в сутки в помещении с маленьким ребёнком. Алекс не зверствовал, он вообще был очень милым ребёнком, но на регулярной основе отлавливал Максика и катал его в своей большой машине.