Моя по праву (СИ) - Волкова Виктория Борисовна. Страница 30

Нет! Ни один для Влады не годится!

«Надо было из Питера везти», – усмехаюсь криво. И сам себя ругаю последними словами.

О чем ты думал, жеваный крот?

– Какие пахнут? – киваю на розы, стоящие в высоких пластиковых вазах. Эти отпадают сразу в полуфинале. У Влады аллергия. Я помню.

– Ой, это только местные пахнут… А у нас голландские… Они без запаха.

– Давайте эти, – показываю на бело-кремовые цветы.

– Сколько штук?

Смешной вопрос.

– Если свежие, то все и заберу, – бросаю весело.

– Как же! Как же… – всплескивает руками продавщица. – Самые свежие. Или хотите, возьмите прям из упаковки…

Кошусь на примятые растения, лежащие в пачке. Да ну не фиг! Владе только самое лучшее.

– И эти подойдут, – киваю улыбаясь. – Сколько тут?

– Двадцать пять, – рапортует тетка.

«По каждому году Владиной жизни», – проскакивает в голове шальная мысль. А дальше цитата из классики.

«Бабе – цветы, детям – мороженое!»

– Теперь в магазин игрушек, – приказываю Михе, аккуратно положив букет на бежевое кожаное сиденье. Не скрывая насмешки, наблюдаю, как втискивается в салон Гриша. Плюхается напротив.

Если честно, я никогда не обращал на помощника внимания. Считал его кем- то сродни биороботу, созданному для моего удобства. Никогда не интересовался его семьей или личной жизнью. Да и сам Гриша обычно не многословен. Ни о чем не просит, никуда не отпрашивается. Сосредоточен на службе. Слился с антуражем и помалкивает. Пингвин, блин.

– Может, у ювелирного остановимся? – останавливаясь на светофоре, кивает на яркую вывеску Миха.

– Нет необходимости, – мотаю головой и тут же замечаю огромный книжный магазин. – Здесь притормози, – велю резко.

Сразу прохожу в антикварный отдел.

– Ноты какие есть? – спрашиваю продавщицу. Маленькую сухонькую бабульку в очках. Она смотрит на меня внимательно. Будто узнает. Вполне возможно, старинная фанатка брата или маменькина поклонница.

Но нет… Видимо строгий учительский взгляд относится ко всем покупателям.

– Ноты? – переспрашивает требовательно. – А что именно вы хотите, молодой человек?

Что я хочу?

Смешной вопрос.

Заслужить прощение и любовь Влады. Найти крысу. Стать собственному сыну отцом…

– Мне бы какое-нибудь редкое издание. В хорошем качестве… На подарок.

– Самое дорогое? – насмешливо смотрит на меня старушка и тянет руки к закрытой стеклянной витрине. – Вот могу предложить вашему вниманию… – твердит она, доставая мало приметную книгу. Серо-коричневый кожаный переплет. Вытесненные лентами узоры. И золотые буквы, игриво разбежавшиеся по обложке.

Михаил Иванович Глинка. Руслан и Людмила. 1856 год.

«Охренеть, твою ж мать! Вот это повезло», – выдыхаю отрывисто. А вслух тяну небрежно.

– Пожизненное издание, получается?

– Да, вы правы, – радостно кивает старушка, моментально превращаясь в моего союзника. – Очень редкое издание. Раритетное…

– Догадываюсь, – улыбаюсь бабульке.

– А вы кому берете? – интересуется она вкрадчиво.

– Жене, – роняю коротко. И даже сам удивляюсь собственной уверенности.

– Ей должно понравится, – с видом знатока замечает старушка и добавляет чуть понизив голос. – У нас многие девочки из консерватории заходят. И преподаватели. Посмотрят и идут дальше. Цены-то кусаются…

– Эти ноты ждали меня, – соглашаюсь довольно. Наблюдаю, как бабулька бережно упаковывает книгу в белую тонкую бумагу и чувствую дикое смятение в душе.

Понравятся ли мои подарки Владе не самое главное. Важнее, примет ли она их? Простит ли меня…

А тут хоть башкой об стенку бейся. Никакие ноты и букеты не помогут.

35. Дом. Милый дом

Ростислав

Дом. Милый дом.

Особняк Марка встречает меня тишиной. Немного странной и от того зловещей.

Не хлопочет на кухне Юлия. Хотя я сам собирался ее уволить. Непонятно чем накормила мою Владу.

Навстречу не выходит Леха. Хотя я б ему сейчас самому врезал бы, чтоб не махал кулаками.

Володя тоже куда-то запропастился.

Но самое ужасное, я не слышу ребенка. Малыша не заставишь сидеть тихо.

Сумрачно кошусь на брошенные в коридоре шлепанцы. Бледно-розовые с меховым помпоном. Кажется, Влады.

А сама она где?

На секунду застываю на пороге. Кажется или на самом деле слышу стук сердца?

– Эй, есть кто живой? – зову в темноту коридора. Положив на комод ноты и букет, оглядываюсь по сторонам.

Тишина, гребаный экибастуз…

Никакого движения.

Сзади с ноги на ногу переминается Гриша. Шебуршит коробками с игрушками. Кажется, я скупил половину Детского мира. И все навесил на помощника. Ему не привыкать…

Морщась, прохожу на кухню. Пусто и очень чисто. Как будто нежилая вовсе. Так не бывает! Особенно когда в доме маленький ребенок.

Вон пару дней назад ждали Измайлова и навели марафет. Так все равно Санькины бутылочки стояли на кухне. А сейчас их нет.

Уехала она что ли? Не дождалась, как обещала?

– Влада-а! – ору, разворачиваясь круто. И чуть не сбиваю с ног Гришу. Мой ручной пингвин вместе с коробками шарахается в сторону.

– Да поставь ты их, – приказываю на ходу. – И цветы в воду! Леху найди! Узнай, куда мои делись. Быстро!

Голос предательски срывается.

Влада, девочка, как ты могла так поступить со мной!

Устремляюсь наверх.

– Где же ты, вероломная? – шепчу, врываясь в пустую спальню.

Затем рывком открываю дверь в детскую, где еще вчера нянька играла с моим сыном.

И сбившись с шага, превращаюсь в статую. На огромном темно-синем ковре, присланном моей матери из Самарканда, спят обнявшись Влада и малыш.

Мой сын и моя жена.

Охреневаю от эмоций, разрывающих душу. Смотрю как баран на самых дорогих людей и только одно слово могу вымолвить.

Мои!

Больше ничего на ум не приходит. Голова идет кругом. Ни одной мысли там не наблюдается. Это сумасшествие какое-то! Влада спит, свернувшись калачиком. Обнимает сына, держа его в кольце рук. И нет картины совершенней.

Повинуясь инстинкту, оглядываюсь назад. Натыкаюсь на Гришу, дышащего куда-то в район моих лопаток.

Вот же пингвин проворный, твою мать!

– Кажется, я дал тебе поручения, – рычу, закрывая дверь перед носом помощника. И последнее, что вижу, это обалдело-обиженный взгляд.

«Здоровый мужик, а повадки как у малолетки», – успеваю подумать, стягивая мокасины.

Пристально осматриваю босые ноги. Вроде чистые… И по старой привычке обтерев одну ступню о другую, ступаю на мягкий, чуть щекочущий ворс.

Опустившись на колени, застываю как вкопанный.

Влада, Владочка!

Ладонь так и тянется к русым волосам, разметавшимся по синей глади ковра. Одергиваю себя, боясь побеспокоить.

И тут же на автомате решительно сдвигаю в сторону разбросанные рядом пирамидки и кубики.

«Я должен быть с ними рядом», – заявляю самому себе, укладываясь рядом. Осторожно опускаю руку рядом со светлой головкой любимой. Ощущаю, как маленькая ножка, отталкивая, упирается мне под ребра.

«Вот же поросенок!» – думаю усмехаясь. Прикрываю глаза. Я немножко полежу, пока Влада спит. Поохраняю сон. Ее и нашего сына.

Вдыхаю такой знакомый до боли запах. Немножко сандаловых нот и цитрусовых. И сам никак понять не могу, почему доверился посторонним людям, а родному человеку даже на дал шанса на объяснения.

И девок нагнал в бассейн! Додумался же сам! Тут уж точно некого винить. Хотел побольнее ударить.

Ударил, твою мать!

Пятка сына упирается в бок посильнее. А дальше следует сильный толчок ногой. Приоткрыв глаза, осторожно приподнимаюсь на локте. Боюсь побеспокоить Владу. Но любопытство перевешивает.

Губы сами по себе растягиваются в улыбке. А взгляд упирается в синие глазища сына. Как у меня. Один в один.

Малыш смотрит возмущенно и уже норовит заплакать, как я в порыве чувств подхватываю его. И перевернувшись на спину, укладываю себе на грудь.