Моя по праву (СИ) - Волкова Виктория Борисовна. Страница 30
Нет! Ни один для Влады не годится!
«Надо было из Питера везти», – усмехаюсь криво. И сам себя ругаю последними словами.
О чем ты думал, жеваный крот?
– Какие пахнут? – киваю на розы, стоящие в высоких пластиковых вазах. Эти отпадают сразу в полуфинале. У Влады аллергия. Я помню.
– Ой, это только местные пахнут… А у нас голландские… Они без запаха.
– Давайте эти, – показываю на бело-кремовые цветы.
– Сколько штук?
Смешной вопрос.
– Если свежие, то все и заберу, – бросаю весело.
– Как же! Как же… – всплескивает руками продавщица. – Самые свежие. Или хотите, возьмите прям из упаковки…
Кошусь на примятые растения, лежащие в пачке. Да ну не фиг! Владе только самое лучшее.
– И эти подойдут, – киваю улыбаясь. – Сколько тут?
– Двадцать пять, – рапортует тетка.
«По каждому году Владиной жизни», – проскакивает в голове шальная мысль. А дальше цитата из классики.
«Бабе – цветы, детям – мороженое!»
– Теперь в магазин игрушек, – приказываю Михе, аккуратно положив букет на бежевое кожаное сиденье. Не скрывая насмешки, наблюдаю, как втискивается в салон Гриша. Плюхается напротив.
Если честно, я никогда не обращал на помощника внимания. Считал его кем- то сродни биороботу, созданному для моего удобства. Никогда не интересовался его семьей или личной жизнью. Да и сам Гриша обычно не многословен. Ни о чем не просит, никуда не отпрашивается. Сосредоточен на службе. Слился с антуражем и помалкивает. Пингвин, блин.
– Может, у ювелирного остановимся? – останавливаясь на светофоре, кивает на яркую вывеску Миха.
– Нет необходимости, – мотаю головой и тут же замечаю огромный книжный магазин. – Здесь притормози, – велю резко.
Сразу прохожу в антикварный отдел.
– Ноты какие есть? – спрашиваю продавщицу. Маленькую сухонькую бабульку в очках. Она смотрит на меня внимательно. Будто узнает. Вполне возможно, старинная фанатка брата или маменькина поклонница.
Но нет… Видимо строгий учительский взгляд относится ко всем покупателям.
– Ноты? – переспрашивает требовательно. – А что именно вы хотите, молодой человек?
Что я хочу?
Смешной вопрос.
Заслужить прощение и любовь Влады. Найти крысу. Стать собственному сыну отцом…
– Мне бы какое-нибудь редкое издание. В хорошем качестве… На подарок.
– Самое дорогое? – насмешливо смотрит на меня старушка и тянет руки к закрытой стеклянной витрине. – Вот могу предложить вашему вниманию… – твердит она, доставая мало приметную книгу. Серо-коричневый кожаный переплет. Вытесненные лентами узоры. И золотые буквы, игриво разбежавшиеся по обложке.
Михаил Иванович Глинка. Руслан и Людмила. 1856 год.
«Охренеть, твою ж мать! Вот это повезло», – выдыхаю отрывисто. А вслух тяну небрежно.
– Пожизненное издание, получается?
– Да, вы правы, – радостно кивает старушка, моментально превращаясь в моего союзника. – Очень редкое издание. Раритетное…
– Догадываюсь, – улыбаюсь бабульке.
– А вы кому берете? – интересуется она вкрадчиво.
– Жене, – роняю коротко. И даже сам удивляюсь собственной уверенности.
– Ей должно понравится, – с видом знатока замечает старушка и добавляет чуть понизив голос. – У нас многие девочки из консерватории заходят. И преподаватели. Посмотрят и идут дальше. Цены-то кусаются…
– Эти ноты ждали меня, – соглашаюсь довольно. Наблюдаю, как бабулька бережно упаковывает книгу в белую тонкую бумагу и чувствую дикое смятение в душе.
Понравятся ли мои подарки Владе не самое главное. Важнее, примет ли она их? Простит ли меня…
А тут хоть башкой об стенку бейся. Никакие ноты и букеты не помогут.
35. Дом. Милый дом
Ростислав
Дом. Милый дом.
Особняк Марка встречает меня тишиной. Немного странной и от того зловещей.
Не хлопочет на кухне Юлия. Хотя я сам собирался ее уволить. Непонятно чем накормила мою Владу.
Навстречу не выходит Леха. Хотя я б ему сейчас самому врезал бы, чтоб не махал кулаками.
Володя тоже куда-то запропастился.
Но самое ужасное, я не слышу ребенка. Малыша не заставишь сидеть тихо.
Сумрачно кошусь на брошенные в коридоре шлепанцы. Бледно-розовые с меховым помпоном. Кажется, Влады.
А сама она где?
На секунду застываю на пороге. Кажется или на самом деле слышу стук сердца?
– Эй, есть кто живой? – зову в темноту коридора. Положив на комод ноты и букет, оглядываюсь по сторонам.
Тишина, гребаный экибастуз…
Никакого движения.
Сзади с ноги на ногу переминается Гриша. Шебуршит коробками с игрушками. Кажется, я скупил половину Детского мира. И все навесил на помощника. Ему не привыкать…
Морщась, прохожу на кухню. Пусто и очень чисто. Как будто нежилая вовсе. Так не бывает! Особенно когда в доме маленький ребенок.
Вон пару дней назад ждали Измайлова и навели марафет. Так все равно Санькины бутылочки стояли на кухне. А сейчас их нет.
Уехала она что ли? Не дождалась, как обещала?
– Влада-а! – ору, разворачиваясь круто. И чуть не сбиваю с ног Гришу. Мой ручной пингвин вместе с коробками шарахается в сторону.
– Да поставь ты их, – приказываю на ходу. – И цветы в воду! Леху найди! Узнай, куда мои делись. Быстро!
Голос предательски срывается.
Влада, девочка, как ты могла так поступить со мной!
Устремляюсь наверх.
– Где же ты, вероломная? – шепчу, врываясь в пустую спальню.
Затем рывком открываю дверь в детскую, где еще вчера нянька играла с моим сыном.
И сбившись с шага, превращаюсь в статую. На огромном темно-синем ковре, присланном моей матери из Самарканда, спят обнявшись Влада и малыш.
Мой сын и моя жена.
Охреневаю от эмоций, разрывающих душу. Смотрю как баран на самых дорогих людей и только одно слово могу вымолвить.
Мои!
Больше ничего на ум не приходит. Голова идет кругом. Ни одной мысли там не наблюдается. Это сумасшествие какое-то! Влада спит, свернувшись калачиком. Обнимает сына, держа его в кольце рук. И нет картины совершенней.
Повинуясь инстинкту, оглядываюсь назад. Натыкаюсь на Гришу, дышащего куда-то в район моих лопаток.
Вот же пингвин проворный, твою мать!
– Кажется, я дал тебе поручения, – рычу, закрывая дверь перед носом помощника. И последнее, что вижу, это обалдело-обиженный взгляд.
«Здоровый мужик, а повадки как у малолетки», – успеваю подумать, стягивая мокасины.
Пристально осматриваю босые ноги. Вроде чистые… И по старой привычке обтерев одну ступню о другую, ступаю на мягкий, чуть щекочущий ворс.
Опустившись на колени, застываю как вкопанный.
Влада, Владочка!
Ладонь так и тянется к русым волосам, разметавшимся по синей глади ковра. Одергиваю себя, боясь побеспокоить.
И тут же на автомате решительно сдвигаю в сторону разбросанные рядом пирамидки и кубики.
«Я должен быть с ними рядом», – заявляю самому себе, укладываясь рядом. Осторожно опускаю руку рядом со светлой головкой любимой. Ощущаю, как маленькая ножка, отталкивая, упирается мне под ребра.
«Вот же поросенок!» – думаю усмехаясь. Прикрываю глаза. Я немножко полежу, пока Влада спит. Поохраняю сон. Ее и нашего сына.
Вдыхаю такой знакомый до боли запах. Немножко сандаловых нот и цитрусовых. И сам никак понять не могу, почему доверился посторонним людям, а родному человеку даже на дал шанса на объяснения.
И девок нагнал в бассейн! Додумался же сам! Тут уж точно некого винить. Хотел побольнее ударить.
Ударил, твою мать!
Пятка сына упирается в бок посильнее. А дальше следует сильный толчок ногой. Приоткрыв глаза, осторожно приподнимаюсь на локте. Боюсь побеспокоить Владу. Но любопытство перевешивает.
Губы сами по себе растягиваются в улыбке. А взгляд упирается в синие глазища сына. Как у меня. Один в один.
Малыш смотрит возмущенно и уже норовит заплакать, как я в порыве чувств подхватываю его. И перевернувшись на спину, укладываю себе на грудь.