Щуки в море (СИ) - Ворон Ярослав. Страница 45

— Добрый вечер! — мягко улыбнулся мужчина — представительного вида, в хорошем костюме. — Пекарчик Кирилл Алексеевич. Адвокат, — добавил он.

— Отец Лёни? — машинально уточнила женщина и лишь после этого среагировала на слово «адвокат». — Вы по поводу… этого?

— Да, — серьёзно кивнул Пекарчик. — И мы очень просим вас уделить нам хотя бы десять минут внимания.

— Да проходите, что уж там… — безнадёжно вздохнула Елена Петровна. — Теперь-то что после драки кулаками махать? — она всё же провела всех троих на кухню.

— Кристина Викторовна, — отрекомендовалась вторая гостья, тоже в недешёвом деловом костюме. Прямо с работы она, что ли? — Мама Беллы Скаченко из первого «А».

— Белка? Первоклассница, рыженькая такая? — женщина наконец вспомнила девочку, с которой, по рассказам Ксюши, очень дружил Лёня.

— Да, — лицо Кристины тронула тёплая улыбка, но всё равно было заметно, какая она сейчас злая — того и гляди зашипит и когти выпустит. «И Оксана тоже», — Елена Петровна перевела взгляд на Лёнину маму. — «Раздерут ведь — в четыре-то лапы!»

Как раз в этот момент дверь кухни приоткрылась, и ещё четыре лапы поздоровались по-кошачьи, то есть молча потёрлись о брюки Кирилла Алексеевича, а затем, почуяв когтистых сестёр, запрыгнули на колени к Кристине, мурлыкнули и подставили спину под руки сидевшей рядом Оксаны, которая, тоже будто примурлыкивая, начала поглаживать дымчатый мех.

* * *

Вероника Владимировна Парушкина обычно возвращалась домой около восьми — зарплаты ей последние несколько лет не хватало, и бывшая начальница начала ходить по домам всаживать уколы. Именно «всаживать» — делала она их вполне профессионально, но никогда не пыталась улыбнуться пациенту или уколоть хоть чуть-чуть не так больно.

Впрочем, не хватало ей не столько денег, сколько — власти, но как раз властолюбие и довело некогда зажиточного гинеколога до безденежья, ибо ни в каких коммерческих структурах Парушкина больше месяца не задерживалась. Какой начальник и вообще какой человек потерпит сотрудницу, всем своим поведением показывающую, что главная здесь она, а все остальные — так, грязь под её ногами? И какой клиент, как бы он ни назывался — «покупателем», «посетителем» или «пациентом» — захочет иметь дело с менеджершей, для которой он не источник дохода и даже не «просто человек», а только очередной объект для вахтёрствования? Уделом Вероники Владимировны оставались лишь казённые заведения типа «других всё равно нет» или «больно, зато бесплатно», поэтому за должность медсестры в государственной школе она ухватилась с голодным наслаждением.

«Ну что за люди пошли!» — раздражённо размышляла Парушкина, поднимаясь в лифте. — «Раньше врачу «при исполнении» никто слова не смел поперёк сказать! А сейчас — законы какие-то, отказы… Да один только в медицине закон — что врач скажет, то и закон! А тут соплячка какая-то мало того, что права качает, так ещё и кусается! На взрослого руку поднимает! На медицинского работника! Ну уж я тебе покажу! Укол побольнее да поглубже всадила — а вот знай, чья тут власть! И на педсовете ещё вопрос подниму! И психиатрической экспертизы потребую — пусть на учёт поставят!»

Она действительно могла это сделать — в течение ещё нескольких секунд.

Но её последняя власть кончилась с выходом из лифта — перед двадцатипятилетней перворазрядницей по дзюдо рыхлая немолодая тётка была столь же беззащитна, как девятилетняя девочка — перед ней самой.

— За Ксюшу Златову! — прошелестел женский голос. — И за дурака этого, который без работы останется и под суд пойдёт! — она начала падать вперёд, и сильные руки с хрустом впечатали её лицо в стену.

* * *

— Елена Петровна! — убеждал адвокат тихую безответную женщину, от которой требовалось сделать нечто доселе непредставимое для неё, а именно — обратиться в официальные инстанции, чтобы приструнить инстанции не столь официальные. — Ну что значит «уже случилось, ничего не поправишь»? Вы же не уголовник какой-нибудь, у которых если «опустили», то это навсегда! Я знаю, некоторые и к прививкам в таком же духе относятся — чтобы строго ни одной, а если всё-таки не смогли один раз уберечь, то «сгорел сарай — гори и хата». Но это уже не забота о здоровье, а сектантство какое-то.

— Да нет, есть у Ксюши пара прививок, — тускло отозвалась Елена Петровна. — Я не сразу отказываться начала.

«Роддомовские», — поняла Кристина. — «У Белки, кстати, клеймо исчезло!» — торжествующе усмехнулась она про себя. — «И мне заодно Люся сибирская убрала, такой вот у неё дар».

— Ну нельзя оставлять это просто так! — продолжал Кирилл Алексеевич. — Опять же — это не случайный дебошир на улице в морду заехал! Это должностные лица, которые так и будут продолжать в том же духе, если их не остановить! Ладно, проиграли из-за судейского произвола один матч, но чемпионат-то продолжается! И между прочим, хоть матчи и не переигрываются, но если выяснится, что судья не просто ошибся, а соперник подкупил, то этому сопернику как минимум техническое поражение в вашу пользу засчитают!

— Лена! — подключилась Оксана. — Тебе что, наплевать, что Ксюша и дальше будет в опасности? А нам на наших детей не наплевать! Мы вот не хотим, чтобы в школе работал этот придурок, который с третьеклассницами воюет! И медсестра эта оборзевшая!

— Ты же вроде не против прививок? — Елена Петровна вновь отмахнулась, но уже совсем вяло. — И Ксюшу вроде пронесло, я ей гомеопатию дала.

— «Пронесло»? А если в следующий раз не пронесёт? Опять будешь блеять: «Ну что ж тепе-ерь де-лать, после дра-аки кулаками не ма-ашут»? А кому-то, может быть, и одного раза хватит! Я не против прививок, я против того, чтобы всякие белохалатные вахтёрши решали за меня!

— Не во вреде здоровью дело, — поддержал и Кирилл Алексеевич. — Дело в произволе! Знаете, если вы на митинге кинете в милиционера пластмассовый стаканчик, вас как минимум оштрафуют. Что, здоровенному мужику можно так травму нанести? Нет, конечно! Вы на власть гавкнули, а себя любимую она в обиду не даст.

— Ну да, — вздохнула женщина. — Государство себя защищает, но ведь только себя, нас-то — нет!

— А как, по-вашему, оно могло бы защищать? Приставить к каждой школьнице по милиционеру, что ли? Государство даёт нам законы, но закон — это всего лишь инструмент, он не может работать сам по себе, пока человек не решит им воспользоваться и не возьмёт в руки.

— Ну вот я и не решаюсь… Затравят же Ксюшу, если я против школы пойду!

— Кто — учителя? А мы разве к ним имеем претензии? Их всё это вообще не затронет, только директору, может быть, прилетит за то, что из его школы поступил сигнал, то есть «то ли он нарушил спокойствие, то ли у него нарушили, главное, что оно нарушено», но такие уж правила у чиновничьих игр.

— Знаешь, за что папаши с мамашами детей бьют? — добавила Кристина. — По большому счёту — за связанные с ними неприятные эмоции. Даже не «доставленные ими», а именно что «связанные с ними»! — наблюдение было, понятно, Артура, сама она на эту тему как-то не задумывалась. — Вот так и здесь. Но директор же не ребёнок, он знал, на что подписывается, разве не так?

— Да понимаю, только ни сил, ни желания нет, — устало прикрыла глаза Елена Петровна. — Без меня — никак? Не буду я с государством судиться, бесполезно! Одного хочу — чтобы в покое нас с дочкой оставили.

— Э, нет, — возразил адвокат. — Не с «государством»! С частным охранником, который грубо превысил свои должностные полномочия. Уволить-то его и без вас уволят, это да, но нужно ещё и осуждение подобных эксцессов! Вдолбить этим типусам в головы, что произвол — недопустим!

— Нам-то это чем поможет? Всё уже случилось! — женщина отчаянно не хотела смотреть вперёд, упиваясь своей безответностью. — Просто «за справедливость», что ли? Не боец я, мне бы только в норку забиться с Ксюшей, и чтобы никто не трогал.