Комсомол против гегемона капитализма (СИ) - Федотов Александр Викторович. Страница 22

Как раз в этот момент в комнату вошло несколько мужчин. Из их разговора с ребятами Алина узнала что это оказывается представители ветеранов Афганистана. Само слово “Ветераны” у неё ассоциировалось с убеленным сединами мужчинами пенсионного возраста, типа её дяди или деда, а вот эти парни годящиеся ей в старшие братья вызывали у неё смешанные чувства. Но то что они действительно не понаслышке знают что такое война выдавал их взгляд — на девушку словно смотрел дикий и безжалостный зверь, и кроме этого каждый из них имел какое либо увечье — у одного из них отсутствовала рука, у другого нога, а третий смотрел на мир бельмами слепых глаз из покрытых рубцами и шрамами глазниц. Хотя калеками в классическом представлении они не являлись, отсутствие руки у первого компенсировалось механическим протезом из полированной стали (кусок его девушка разглядела когда он приветственно поднял руки и обшлага рубашки сползли вниз), искусственную ногу у второго Алина разглядела в мелькнувшем промежутке между штаниной и ботинком. А “слепой”, так ловко ориентировался на местности и совсем не использовал белую трость, судя по всему благодаря странной шапке-ушанке на голове из которой торчало несколько поблёскивающих объективов, плоховато замаскированных под абстрактные украшения.

Слушая горячие обсуждения собравшихся и провожая глазами вновь прибывающих, девушка с удивлением узнавала, что оказывается Даня был в городе довольно известной личностью. Казалось представители любой организации хорошо его знают и очень ему благодарны за решение их проблем. При всём при этом Шеповалов не являлся ни гениальным изобретателем, ни сверх харизматичным лидером, просто как-то так получалось что он мог заставить людей поверить в себя, не опускать руки в любой даже самой сложной ситуации, а его пытливый ум подсказывал необычайные идеи и изящные решения даже в самых тупиковых случаях. Именно благодаря Дане ветераны афганистана, как и городское общество инвалидов из обузы для общества превратились в один из самых сильных социальных институтов. Искалеченные войной парни получив новые части тел активно влились в обычную жизнь став инструкторами в автошколах, учителями физкультуры и трудов, а бывшие ранее обузой для родных и государства инвалиды теперь активно поднимал промышленности в городе и целину на районе выходя в передовики производства. Про одного такого мужчину из-за автоаварии потерявшего ноги, а теперь благодаря механическим протезам управляемыми с помощью считывателя нервных импульсов спинного мозга и теперь работавшего комбайнером говорили, что если ему и руки отрезать и заменить механическими то он не то что две нормы, он три нормы делать будет.

Постепенно у собравшихся стал вырисовываться план по освобождению Дани из застенков спецслужб. Так как силовой вариант был исключен — это ничто иное как мятеж против действующей власти и никто разбираться с мятежниками не будет, какими бы благородными ни были их мотивы, когда дело дойдет до верха, не будет. А то что происходит в городе обязательно дойдет до высших чинов, тем более что весь город уже бурлил как кастрюля с перезрелым тестом. Как оказалось телевизионные приставки миниЭВМ благодоря усилию местной пионерской организации и любителям домашней электроники были почти в каждом доме и каждой квартире, где имелись дети школьного возраста. Школьники рассказывали своим родителям последние известия, которые узнавали в сетевой коммуне “ВШколе”, так что по всем квартирам уже шептались о беспределе соответствующих органов, а множество диванных теоретиков и критиков изливало в межЭВМную систему связи (её уже окрестили “Неводом” по аналогии с тем как сетка из грубой лески гребёт в себя как речную рыбу, так всякий мусор и дрянь) свои “гениальные” идеи.

Одну из таких идей и решили взять за основу плана по вызволению Дани.

Когда у ощетинившегося стволами и запертому на засовы зданию начала съезжаться строительная техника сидящие за баррикадами комитетчики только покрепче сжали в руках оружие ожидая что сидящие за рычагами грозно пофыркивающих машин люди, ринутся на прорыв. Но строители абсолютно не обращали на них никакого внимания, они принялись огораживать участок улицы сигнальными верёвками с привязанными к ним красными флажками, а затем принялись вгрызаться в асфальт дорожного покрытия. Когда один из сотрудников госбезопасности осмелился приоткрыто окно и крикнуть проходящему мимо рабочему вопрос о происходящем, то ему ответили что проводятся работы по устранению протечки магистрального водопровода. На резонное возражение о том что тут вода не бежит и вообще никаких магистралей рядом со зданием отродясь не было, ему вежливо ответили что прорыв произошел на другой улице, а тут будет проложен участок временного водопровода до устранения аварии. Так как никто агрессии не проявлял то инициативный сотрудник окончательно осмелев сообщил что вообще то для проведения таких работ вблизи режимных объектов требуется специальное разрешение, на что рабочий пожав плечами сообщил что оно конечно имеется и если кто то желает его проверить, то добро пожаловать к прорабу он как раз находится на другом конце быстро растущего котлована.

***

Я держался из последних сил когда в камере обвалился потолок и через пролом внутрь начали заскакивать люди в странной спецодежде. Заплывшими глазами я с трудом различал что происходит вокруг, но вдруг один из вновь прибывших наклонился надо мной и я узнал в нём Павла Синицина — брата моей одноклассницы, он что-то говорил, но я почему-то ничего не понимал. Видя что я не отвечаю он принялся разрезать удерживающие меня ремни, в то время как в пролом спускались всё новые и новые люди. Они выволокли из соседнего помещения моих мучителей и уложили их на пол обмотав каким-то верёвками.

Когда Павел закончил с моим освобождением, то к нему подошли ещё несколько человек и аккуратно обвязав меня текстильными стропами, прицепили к опустившемуся в пролом крановому крюку.

Подъём сквозь перекрытия подземелья я запомнил смутно — несмотря на то что я мог довольно неплохо контролировать тело реципиента на уровне физиологии всё равно состояние его ухудшалось с каждой минутой, так что то как меня клали в носилки и запихивали внутрь воющей сиреной машины скорой помощи я не запомнил, единственное что четко отложилось у меня в голове, что мне не отсидеться в тени. И если сейчас мне просто невероятно повезло, то дальше так везти не будет, и мне волей-неволей придется принимать более активные шаги по изменению ситуации и выходить на оперативный простор.

***

Борт сухогруза Генри В.Корберт

Ребекка Блэкхоуп шла по длинному коридору пронизывающим всё судно. По всей правой стороне коридора было множество дверей с маленьким смотровыми окошками — над каждой дверью горел фонарь одним из цветов зелёный — постоялец внутри, жёлтый — находится на операции, и красный проводятся “воспитательные” мероприятия. К диким крикам из кают с красным огнем над дверью она привыкла уже в первую неделю пребывания на плавучей базе подготовки специального отряда, но вот к чему она до сих пор не могла привыкнуть так это к неожиданному появлению своего заместителя по работе с кадрами — сухонького старичка с насмешливым взглядом и заметным немецким акцентом, представившегося при их первой встречи Энрике Волльманом. Несмотря на то что на вид ему было лет семьдесят он был необычайно подвижен и имел раздражающую привычку появляться у неё на пути совершенно неожиданно. Так что когда она услышала у себя под ухом его надтреснутый старческий голос она с трудом удержала себя в руках и не выронила из рук бумаги с последними отчетами о набранном континенте.

— Фройляйн Ребекка, — как всегда, вкрадчиво обратился он к ней, — нам необходимы ещё люди…

— В камере предварительного содержания оставалось ещё полсотни новичков, а через два дня придёт очередная партия из главной психиатрической лечебницы Орегона, — отмахнулась женщина от него.

— Вы меня не так поняли, фройляйн, — не отставал старичок в белом халате, — у нас заканчивается младший медицинский персонал. Последняя партия медсестёр была в полном составе списана и бедных девушек пришлось перевести в бараки к “полуфабрикатам”, а я уже настолько стар, чтобы заниматься их работой.