Посох Мерлина (СИ) - "Любимчик Мориарти". Страница 43

— И кто же там учился?

— Слышал новую рок-группу «Тринадцатый Меч»? Тот барабанщик, Джордж, учился в мюридхау. Я общался с ним — очень приятный парень, очень честный и добрый. А ещё многие из Парламента тоже мюридхаудцы.

— Папа говорит, что все, у кого есть власть в Парламенте — газафоновы морды.

— Смотри так Фосети и его друзьям не скажи, — рассмеялся Себастиан, усаживаясь у стены. — Ты же знаешь, что это ругательство?

— Знаю, конечно. Но газафон ведь ещё животное, помимо ругательства.

— Очень склизкое и противное, а ещё больших размеров. Не самое лучшее, что можно сказать о власти, так что лучше не повторяй слова отца. Надеюсь, ты никому не скажешь, что я закурил?

Брендон живо заверил, что не расскажет, но всё же поморщил нос, когда в руках учителя рассмотрел сигарету, которую мужчина тут же зажал меж губ. Он щёлкнул пальцами, из-за чего на них возник огонь, и блаженно затянулся сигаретой, откинув голову.

— Никогда не кури, — обворожительно улыбнулся Себастиан, стряхивая пепел на пол. — Во рту потом отвратительное послевкусие остаётся.

— Ты же куришь, — сказал мальчик, наблюдая, как дым растворяется в воздухе причудливым рисунком.

— Я начал в старших классах баловаться с друзьями, но я определенно счастливо бы прожил и без этого.

Себастиан сделал ещё одну затяжку, слегка наклонив голову, от чего его челюсть стала выпирать так сильно, что создавалось ощущение, что кожа там непременно порвётся. Эванс выпустил дым, прикрыв глаза, пока кончиками пальцев отбивал такт последней песни «Тринадцатого Меча», и улыбаясь уголками губ своим знаниям о молодёжных группах.

— Знаешь, Брендон, — внезапно сказал он, пристально взглянув на скучающего мальчика, который уселся напротив, — магия делится на несколько видов. Самый простой из них — когда ты представляешь результат в голове, а он потом претворяется в жизнь. То пудинговое заклинание сработало именно так, и всё, что вы сейчас проходите на артаиосе, тоже построено на этом принципе. То, что получится, не имеет должного запаха или вкуса. Когда вы научитесь более-менее работать со своей фантазией, то перейдёте к следующему этапу. Это когда на твоё представление результата в голове накладывается точное требование к нему. То есть, ты не сможешь с современными знаниями наколдовать глянцевую бумагу — она будет просто обычной бумагой. То есть… хм, не знаю, как сказать лучше, но ты подчиняешь предмет своей воле, своему воображению. Такие заклинания, как пудинговое или с потолком, — да-да, я помню о потолке — может изобрести любой человек, но не каждый точно додумывается, как.

— Дядя Джер сказал, что это легко.

— Ну, давай рассмотрим то заклинание с потолком. Представить, как падают с потолка цветы, достаточно просто, так? Сложность данного этапа для тебя была в его масштабности, так что ты наверняка попросил помощи. Потом идёт следующий этап, и, видит Минерва, я не представляю, насколько гениальной семьёй надо быть, чтобы достичь такого результата. Следующий этап в магии — психология. Ты задействовал свою психологию, свои суждения о том, кто хороший, а кто плохой, поэтому ты управлял теми пауками и цветами. Воображением легко управлять, а вот эмоциями, своим собственным умом — нет. Заклинания на этом этапе сложнее изобрести. Те, кто их придумывает, задействует весь свой мозг для того, чтобы сфокусироваться на результате вплоть до атомов, поэтому у тестировщиков часто возникают огрехи. Чем сложнее заклинание, тем больше ты должен концентрироваться на результате и на желании, чтобы это заклинание сработало.

— А что потом?

— Потом люди учатся второму этапу сначала, но без слов. Проговаривать проблему — значит понимать и принимать её. Проговаривать заклинание означает то же самое. Так что целый семестр мы отводим для того, чтобы дети научились осознанию заклинания без слов.

— А кто умеет пользоваться магией без солтора? — резко поменял тему Брендон. — Мне кажется, ты точно должен.

— Ты прав. Ещё мистер Конноли и мистер Бойд. Мы способны только на самые простые заклинания, такие же, какие ты сейчас проходишь. Но это, наверное, наследственное, а бешеное желание — это уже вторично. Поэтому Верморы и стараются сохранять чистоту крови.

— А я смогу колдовать без солтора, если очень сильно захочу и буду стараться?

— В этом мире нет ничего невозможного, Брендон. Надо лишь прикладывать усилия и не спешить. Но сначала освой первые два пункта. И это как минимум. А сейчас, судя по времени, твой отец уже здесь. Так что надо идти.

***

Гринчвилд был таким же величественным и красивым, каким Скотт запомнил его ещё в своё время, когда выпускался. Острые башни упирались в небо и словно удерживали груз многотонных облаков на себе, не давая им упасть на землю. Каменные стены хоть и были старыми, но создавали впечатление, что они защитят от чего угодно, что никогда не разрушатся и будут стоять до конца времён, укрывая в себе сотни учеников от подстерегающих их во взрослом мире опасностей. Зелёный лес дополнительным барьером окружал Гринчвилд, удерживая меж крон деревьев приятную прохладу и какую-то особенную магию, неподвластную никому, даже волшебникам. Среди ещё зелёной травы, которая местами сменяла свой цвет на жёлтый, виднелась извилистая дорога, которая вела прямо в Гринхолл, маленький, но шумный город. Скотт втайне от всех, даже от Джереми, мечтал жить в нём ещё когда был школьником, хотел иметь там свой небольшой дом напротив симпатичной кофейни, где делали лучший в Англии пунш.

Отец Брендона вдохнул свежий, несколько солоноватый воздух полной грудью, но сразу же закашлял, когда по его хребту ударила тяжёлая ладонь Джереми. Батлер оценивающе, но быстро провёл взглядом по зелёным верхушкам деревьев и слегка улыбнулся, когда услышал лошадиное ржание.

— Помнится, я именно в этом месте свалился с пегаса и сломал себе руку, — сказал он, поправляя ворот своей косухи.

— Здесь я свалился с пегаса, — поправил брата Скотт. — А ты полез под копыта и сломал руку.

— Ты же присобачил ему к груди мой рюкзак, естественно я полез за своим добром, пока он не улетел в замок.

— Будто ты не мог забрать свои вещи у замка, — усмехнулся мужчина, идя по аккуратной дорожке вдоль перелеска. Он помнил эту дорогу так хорошо, словно сам её прокладывал: ещё поворот — и Гринчвилд предстанет перед ним во всей красе. Чуть слева покажется тропа к конюшням, справа тихая речка скроется от его глаз в кустах, а чуть дальше обогнёт величественный дуб и убежит в лес, затем взору откроется когда-то крутой обрыв с шаткой каменной лестницей, которая приведёт прямо к пляжу с шумными волнами. На памяти Скотта туда спускались лишь парочки под покровом ночи, пока остальные ученики предпочитали смотреть на синее море из-за надёжных стен замка.

— Чтоб какой-нибудь ребёнок или учитель нашёл там бренди? Даже сейчас я готов пожертвовать лучевой костью, лишь бы спасти бутылочку виски от лишнего рта.

— Знаешь, Джер, мне кажется, ты никогда не поменяешься! Скорее снег в пустыне выпадет!

Глухо рассмеявшись от толчка в плечо, Скотт и Джереми пошли к Гринчвилду, наслаждаясь в тишине своими воспоминаниями об атенеуме и гадая, о чём станет говорить Миранда.

— Выглядите так же шикарно, как и десять лет назад, миссис Брадберри, — сказал Батлер, отвесив директрисе шутливо галантный поклон, как только завидел её в коридоре.

— То есть, либо в пятьдесят я выглядела на шестьдесят, либо в шестьдесят на пятьдесят? — улыбнулась уголками губ женщина, пропуская мужчин в кабинет. — Я очень рада видеть вас в добром здравии, — Миранда искренне улыбнулась бывшим ученикам, слегка пожав им руки. — Как успехи с иллюстрациями, Скотт? Как родители? Хотите кофе?

— Всё просто замечательно, заканчиваю крупную работу на будущей неделе. Мама тоже здорова, сейчас гостит у тётушки Батлер. А от чего-нибудь тёплого мы точно не откажемся.

— О да, — усмехнулся Джереми, — две старушки поставили весь Странрар на уши. У них там что не человек, то старый знакомый. Но когда миссис Картер успела со всеми перезнакомиться, ума не приложу.