Возрождение Феникса. Том 6 (СИ) - Володин Григорий. Страница 53

Голос следователя спокойный, но в нем чувствуется угроза. В его глазах пляшут молнии. Скользкие щупальца Бабушкина покрываются мурашками. Чудо-Юдо понимает — сейчас он в смертельной опасности.

— Нет, просто развлекся, — ищет уголовник достоверное оправдание своим действиям. — Давно никого не убивал. Соскучился, не выдержал…Не осуждайте…

— Попытайтесь держать себя в руках, — хмуро говорит офицер. — Еще одна подобная оплошность с вашей стороны — и вы будете немедленно ликвидированы.

Чудо-Юдо щерит пасть в оскале и шипит. Это инстинкт самосохранения. Но зэк не смеет рискнуть и наброситься. Слишком опасен следователь, от него прямо исходят эманации силы. Своим животным чутьем Чудо-Юдо ощущает ее. И это далеко не только жива. Есть что-то еще, что-то ужасное и неизвестное.

— Не слышу ответа, Бабушкин, — гремит следователь.

— Я понял, — выдыхает мутант и отбрасывает труп подальше, чтобы не бросался в глаза опасному следаку. — Давайте уже грохнем моего сынка и этого… как его? Орлова?

— Беркутова, — поправляет офицер и переходит к делу. — Двойное убийство вы совершите на стадионе, в разгар школьной игры. Сначала Беркутов, потом ваш сын.

— А почему не тайком? — спрашивает Чудо-Юдо. — Зачем светиться?

— Смерть Беркутова должны видеть как можно больше людей, — поясняет высокопоставленный следователь. — У этого аристократа есть вторая тайная личность — светоч для одних и смертельная угроза для других. Когда Беркутов умрет на глазах огромного количества свидетелей, кто-то отчается, а кто-то, наоборот, воспрянет духом.

— Ничего не понял… — Чудо-Юдо чешет тентаклем монстряшный подбородок.

— Вам и не нужно понимать. Убьете Беркутова на поле и точка.

— А как я… — Бабушкин поднимает вверх ворох пупырчатых щупалец.

— Не проблема. Мой сотрудник-демоник накроет вас иллюзией. Для окружающих вы будете выглядеть, как обычный человек. Когда убьете Беркутова и вашего сына, ворветесь в толпу зрителей, и иллюзия сменится. Под ней и скроетесь.

— Ясно-ясно, — размышляет Бабушкин. — Есть в этом что-то пикантное — грохнуть сыночка, когда он только-только почувствовал себя в безопасности. А не скажешь, служилый, кто этот Беркутов на самом деле?

Глаза офицера наливаются ненавистью.

— Враг Первопорядка, вот кто, — неожиданно рычит Герал Ленор, лорд-командор легиона Воронов. Из-под его тонких губ вырастают острые как сабли клыки. — Когда-то он сиял и вел нас вперед, непоколебимый и прекрасный. Но не захотел обрести истину, как все мы. Поэтому наша задача — убить его.

«Э-э-э…и зачем я только спросил, — охреневает Бабушкин, разглядывая пенящуюся пасть следователя. — Оказывается, кругом шкерятся настоящие черти. Или вурдалаки, один батон. Надеюсь, меня не грохнут потом, как только я грохну сынка».

Полный стадион — теперь это неизменно. Ведь начался плей-офф, играют лучшие из лучших, и матчи проходят навылет. Если проиграл, то не жди реванша минимум до следующего года. И то только в случае первокурсников-второкурсников. Выпускным классам только останется попытать удачу во взрослой Лиге.

Как всегда, Симона провела в раздевалке бодрящую напутственную речь. А потом глядит на меня своими голубыми очами:

— Сеня, скажи тоже что-нибудь. Первый матч в плей-оффе как-никак.

— Да, скажи, Огонек, — томно произносит Истома, обняв за шею Истислава. — Зажги наши сердца.

Другие ребята тоже смотрят выжидательно, и я поднимаюсь со скамейки.

— Сегодня мы сражаемся с серьезным противником, — обвожу взглядом соратников. — Непоколебимым. Мощным. Молдавские «камни» хороши в атаке и сильны в защите. Вроде как, — усмехаюсь. — Так показывают старые записанные матчи, так говорят спортивные аналитики. Но всё это неважно. Новые свершения творятся только здесь и сейчас. Прошлое неважно, репутация не приносит голы. Вчера ты был на земле, а сегодня воспарил в небо. И ни один комментатор не знает о твоем взлете, пока он вдруг не случится. Как не знает, что «золотые фениксы» выиграют Кубок!

Ватага яростно поддерживает мою речь, и мы вслед за атманом выходим на поле.

Трибуны разрывает от ободряющих криков. Болельщики разделены примерно пополам, и кричалки в поддержку ватаг сливаются в один слитный гул. «Боевые подруги» танцуют потрясно, демонстрируя акробатические трюки.

Стартовые составы выстраиваются друг напротив друга. Напротив меня оказывается Стефан Сальваторе.

— Я всё узнал про тебя, — мрачно говорит молдаванин.

— Так уже всё? — усмехаюсь.

— Ты полон сюрпризов, Беркутов, — Стефан совсем не рад открытиям. — Победы во множестве дуэлей, свидания с княжнами, концерты на скрипках и виолончелях, шоу с роботами, успехи в бизнес-среде, да еще, к тому же, гребаный Рыкарь Ярилы…

— Смотрю, вы впечатлились.

— Черт бы тебя побрал, Беркутов! — неожиданно рычит молдавский княжич. — Будь хоть сотню раз гением, княжна Астерия тебе не достанется!

— Похвальный настрой, — я убираю улыбку. — Мне очень нравится ваше рвение. Обязательно выпью за него, когда после игры принесете мое победное вино.

— А-р-р-р! Не видать тебе вина! — княжич сжимает кулаки. — Как и победы!

Я протягиваю руку:

— Вот очень скоро и увидим, Стефан Джузеппович.

Он с промедлением отвечает рукопожатием, и ватаги расходятся по своим участкам поля. Только атаманов вызывают в центр поля. Судья бросает жребий. Нападение выпадает «камням».

Свисток о начале розыгрыша.

Первые линии сшибаются, и наши авангардники почти сразу сдают, откатываются назад, как морские волны от скал. Только гранитнокожая Медуза пробивается вперед, но ее со всех сторон окружает вражеская первая линия, и она долго будет там возиться, так что атаман «камней» уже успеет пасануть. Что ж, авангард — по-прежнему наше слабое звено. Это уже не ахиллесова пята, но никто не помешает атаману противников произвести розыгрыш.

Мяч ловит Стефан, и княжич несется вперед на приличной скорости. Ему наперерез срывается Харлам Агаркин, который давно уже Бабушкин Василий, но мы все зовем его по-старому. Нашего ловца сносит с ног каменная стрела. Стефан — Кмет, и мяч в руках дает ему право пользоваться техниками. Только вот по нему тоже можно стрелять. Что я и делаю — Багровый выстрел попадает по княжичу и он, споткнувшись, едва не падает.

Замедление противника дает мне шанс приблизиться. Сейчас главное в рукопашке забрать мяч, чтобы устроить контратаку.

Перекрываю собой путь к следующей разметке. Стефан смотрит на меня испуганным взглядом. Лицо бледнеет, губы дрожат. Хм, неужели я такой страшный?

— Сеня! Нет! — вдруг орет сзади Харлам.

Молдаванин роняет мяч и показывает пальцем куда-то мне за спину.

— Беркутов! — орет Стефан мне в затылок, потому что я уже обернулся.

Но слишком поздно.

Совсем рядом стоит огромный красный монстр с волчьим оскалом. Зеленый смог окутывает пупырчатые щупальца. Эти тентакли вытягиваются и качаются, с острых концов капает кровь.

У ног чудовища лежит Харлам. Повсюду на его теле раскрылись страшные колотые раны. Доспех не выдержал мощных ударов щупалец.

— Сына, ну куда ты влез? — скалится тварь. — Зачем закрыл блондина? Ты же был второй на очереди. Ну ладно, будь первым… А теперь ты, блонд!

С хриплым смешком тварь шагает навстречу, десятки тентаклей кружатся вокруг ее жирного туловища.

Меня охватывает ярость. Времени мало. Харлам закрыл собой мою спину, поймал предначертанную мне пулю и теперь серьёзно ранен. Я обязан оплатить товарищу единственным, что достойно его благородного поступка. Я обязан спасти друга.

На моих руках вспыхивают Когти-Огневики. Длинные лезвия горят чистым золотым пламенем — таким же чистым и праведным, как мой гнев.

Быстрый взмах Когтей и вокруг нас вспыхивают гигантские огненные полукольца. Теперь зрители видят лишь пляску багровых языков и дымящиеся клубы, устремленные в небо

Бабушкин удивленно крутится по сторонам, лысая багровая голова выглядывает из-под щупалец. А я озвучиваю приговор мутанту: