Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ночь Ева. Страница 47

— Это Вуг делает такое чудо, — доверительно шептала Офа, — у него золотые руки.

— Ну да. И руки, и ноги, и вообще у него всё золотое, — бормотала я, любуясь филигранной красотой.

Офа делала большие глаза, закрывала рот руками и тихонько хихикала. Они никак не могли привыкнуть разговаривать громко, смеяться, шутить. И каждое моё слово воспринимали вначале с испугом: слишком уж я смелой им казалась, а затем либо тихонько хихикали, либо убегали от греха подальше. Похихикать без лишних глаз, я так понимаю.

Каждый день мы ездили в долину: коровы активно сбрасывали шкуры, ткачики, как заведённые, ваяли дома, меданы и детишки научились такие украшения создавать, что дух захватывало.

Вначале женское население обвешалось браслетами, бусами, ожерельями. Затем настал черёд ушей. Буквально за пару дней вся деревня, не моргнув глазом, проколола уши, полюбовавшись всего раз на серьги в моих мочках. Возможно, украшательная истерия приобрела бы катастрофические размеры, но вчера большая часть бабского населения "сдала оружие".

Выяснилось, что украшения из мимей не так уж и безобидны: они усиливали способности, но атака на организм была такой мощной, что большинство, особенно дети, от изобилия побрякушек отказалось. Однако, это не остудило пыл: украшения продолжили создавать. Более того: появились новые "бусины", женское население с маниакальным упорством начало стягивать семена, которые походили на драгоценные камни и вполне годились для нового повального увлечения.

Сегодня я решила тихонько удрать от всех. Давно мечтала смотаться на озеро, пока не наступили настоящие холода. В долине все негласно опекали меня. Никуда нельзя было ступить и шагу, чтобы кто-то не увязался следом, поэтому задумала я побег. Не из противности, а чисто из желания побыть наедине. Спозаранку напялила я тёплые вещички, стянула какую-то еду прямо из кухни, пробралась на конюшню, оседлала Ушана — и только меня и видели.

Впервые ехала я по невидимой небесной тропе одна. Как вам сказать? Ни страха, ни замирания от дерзости своей, ни опасения свалиться или встретить чужака какого-нибудь. Тихо, сумрачно, морозно.

Выехала я ещё до восхода солнца, поэтому радовалась тишине, клубящимся облакам, первым лучам солнца, что прорывались сквозь горы и толщу тумана. Ушан вышагивал бодро, тряс мордой, мотал ушами. Вообще, может, ослы и упрямые животные, но мой то ли радовался своей новой роли, то ли приберёг козни на потом, а пока жаловаться грех: вёз, слушался и вообще был весь такой няшный, хотелось его без конца тискать и баловать.

Мы въехали в долину незаметно, к домам приближаться не стали, а по тропке отправились к озеру. Я побывала здесь всего лишь раз, меданы, как всегда, горланили, поэтому ни осмотреться, ни насладиться красотой не смогла.

Глазея по сторонам, задумалась, засмотрелась, а Ушан всё топал и топал, поэтому мы заехали дальше, чем я планировала. Низко к земле склонились деревья, похожие на ивы: тонкие ветви ползли по земле, стелились ковром, устремляясь к водной глади.

— Надеюсь, они не захотят нас слопать, — пробормотала я, немного забеспокоившись, но ослик мой брёл спокойно. — Вся надежда только на тебя, Ушан. А не то Геллан пустит тебя на колбасу, ежели вдруг чего…

Ушан презрительно фыркнул. Ну да, чего бояться-то… Удерёт — и весь с него спрос. Вскоре тропа пошла круто вниз, и мой послушный транспорт впервые встал, как вкопанный. Как говорится, ни туда, и ни сюда. Вздохнув, я слезла и посмотрела, почему это он так заупрямился.

Тропка еле виднелась, поросшая травой, мелкими кустиками, но опасной мне не показалась. Зато внизу такая красота виднелась, что я аж затанцевала от нетерпения.

— Ладно, ты тогда тут подожди, ага? — пробурчала я. — Тебе, понятно, ноги переломать не фиг делать, а я потихоньку спущусь. Красотища — видишь какая?.. Там ведь не опасно, нет?

Я посмотрела на Ушана, морда у него беспокойства не выражала, он лишь уныло склонил голову и свесил уши до земли. Видон у него виноватый такой был.

— Не грусти, старичок, я ж понимаю… Скоро вернусь, а ты пока травку пощипай.

Я погладила его по тёплой мордахе, он ткнулся в ладонь носом и, отвернувшись, начал деловито обгрызать кусты с ядовито-зелёными блестящими листьями. А я, прихватив сумку с едой, поскакала вприпрыжку вниз.

Тропа оказалась малость круче, чем я думала, однако спуск показался мне больше весёлым, чем опасным. Правда, я пару раз спотыкалась о корни, но слегка. Больше думала о том, как же я потом наверх выберусь. Вот уж попыхтеть придётся…

На берег влетела пулей и, как положено, растянулась во весь рост, напоровшись на выступающий из земли корень.

— Вот зараза! — выругалась, взвыв и отплёвывая песок: левую коленку разбила в кровь и ободрала ладони. — Геллан меня убьёт… — уж не знаю, зачем я разговаривала сама с собой. Наверное, от боли и испуга: на грязных джинсах выступило красное пятно.

— Ну и фиг с ним, — это была чистой воды бравада.

Из сумки я достала полотенце, стыренное вместе с едой, и туго примотала его к колену. Ну уж нет. Раз я сюда попала — только вперёд! Я похромала вдоль берега и вскоре напрочь забыла о разбитой коленке и ободранных руках.

Белый песок. Белый-белый, как чистый снег. Крупный, зернистый блестящий, он походил на каменную соль. Доползшие ветви "ив" устремлялись к воде. Страшно даже подумать, в скольких метрах исчисляется их длина! На берегу пригрелись валуны. Белые, гладкие, холодные на ощупь. Некоторые покрыты разноцветными извилинами, как слоёный пирог. Я водила пальцами по этим неровным кольцам и улыбалась.

На водную гладь смотрела издали, не решаясь приблизиться и посмотреть в спокойные воды. Случай с ухайлой научил меня избегать отражательных поверхностей: как бы не засмотреться по старой привычке и не вызвать снова какую-нибудь тварь…

Я брела и брела, трогала всё подряд, набрала полсумки каких-то камешков, которые показались мне интересными: по идее, их можно приспособить для рукоделия. Или украсить шкуры… толком не придумала, мысли в голове лишь крутились, как пропеллеры…

Второй раз я упала, зацепившись большим пальцем за неприметный камень. Упала, в общем, удачно, не повезло лишь пальцу. От боли потемнело в глазах. Хорошо, никто не слышал, что я несла, подвывая, сквозь сцепленные зубы. Меня даже не остановили странные звуки. Меня, наверное, в это мгновение никто не мог остановить, потому что я ничего не видела, ничего не слышала, а только выла дурным голосом, ругалась, баюкая зажатый прямо с сапогом палец-страдалец…

А когда увидела и услышала — уже было поздно…

Глава 36. Кто такой Дирмарр. Дара

Он пёр прямо на меня, царапая песок когтями, извивался шеей, хвостом и мелко подёргивал тушей, как недовольный чем-то кот. Разинутая пасть изрыгнула хриплое шипение, а я немедленно начала отползать на пятой точке назад.

Вскочить на ноги не успевала, понимала, что мне каюк, но инстинкт самосохранения заставлял двигаться. Тварь скребла когтями — я двигала задницей, помогая себе ногами. Расстояние катастрофически уменьшалось.

Хотелось закрыть глаза, тявкнуть жалобное: "Мама!" и прикрыть голову руками. Вместо этого я продолжала протирать гляделки о чешуйчатого рептилоида и пятиться. Такого позорного отступления ещё не знала история Зеосса, хотя это спорный момент.

— Что ты от меня хочешь? — взвизгнула я, ни на что особо не надеясь, но тварь остановилась и повела ухом, будто прислушиваясь. И тогда меня прорвало:

— И вообще, что за манера — пугать гостей? Сидишь тут, мхом зарос, тебе даже поговорить не с кем! Радовался бы, но нет, прёшь танком, чешуя безмозглая, так и раздавить недолго! А если сожрать надумал, то жри, жри, скотина! Только учти: я несъедобная, и у тебя обязательно будет изжога, несварение, понос, золотуха и аллергия!