Егерь (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич. Страница 20

В дальнем углу виднеется манекен, целиком покрытый слизью и поваленный на стену. Сбоку от него ещё один. Так. Стоп. Какой нахер манекен в магазине корма? Я оглядываюсь и фиксирую, что по краям комнаты к стене прилеплено полдюжины… людей?

В коконах.

Рывком сближаюсь с одним и подхватываю со стенда грязную щётку. Ей и провожу по лицу. Руками как-то не хочется. От контакта с поверхностью кокона щетина начинает дымиться и шипеть, но всё же стирает слизь.

Под ней выступает серое мясо, когда-то бывшее румяными щеками. Кожа, как и солидная часть мышц исчезла, растворившись. Даже веки отсутствуют, но это не страшно, поскольку глаза бедняги также растаяли.

Я не могу определить ни пол, ни возраст, но комплекция тела намекает, что это либо девушка, либо подросток. Хочу подойти к следующему кокону, но худая фигура дёргается и пытается вдохнуть. Пытается закричать. Вместо этого еле слышное сипение раздаётся из частично разложившегося горла.

Во мне бушует целое море эмоций, но толку сейчас от них нет. Это никак не поможет ей? Ему? Могу лишь избавить бедолагу от боли. Один удар ножом, и остриё пробивает хрупкую височную кость. Фигура обмякает — арканы нет, такое ощущение, что её уже откачали.

Я иду по комнате, проверяя остальные коконы. Ещё в четырёх обнаруживаются такие же полуживые мертвецы. Им я дарю покой. Зато в последнем…

Я стираю слизь и вижу мужика неопределённого возраста. Белый, жилистый, одет в обноски, когда-то бывшие джинсами и кофтой. Его волосы растаяли, потихоньку начал исчезать и скальп.

Чтобы освободить его, приходится обрезать все липкие нити, и под конец армейский нож Говнюка напоминает оплывший обмылок. Я заматываю руки тряпьём, найденным здесь же, и пытаюсь очистить спасённого. Тот мотает башкой, кашляет и хрипит. В какой-то момент переворачивается на живот и опорожняет содержимое желудка.

Его рука судорожно хлопает по моей и скребёт по доскам.

— Нужно… нужно валить! Они… — раздирающий горло кашель, — повсюду!

Мои уши улавливают отдалённое жужжание.

Земля под нами начинает греметь.

[1] Джинго (от англ. Jingo) — настроенный воинственно по отношению к иностранцам американец или англичанин; самохвал и нетерпимый, то же, что русский «квасной патриот».

[2] Секрет — вещество, вырабатываемое железами организма.

Глава 12

К дрожащему полу добавляется и крыша. Она гремит от удара, словно что-то упало на неё всем весом. Спасённый дёргается и судорожно шарит в горе мусора. В поисках оружия?

— Держи, — я вытаскиваю из кольца дробовик и коробку патронов.

Обернувшись, мужик раскрывает в удивлении рот, но сразу же принимает оружие.

— Откуда? — только и спрашивает он.

— Потом, — отрезаю я. — Ты кто?

— Дон, друзья зовут Донни. А ты?

— Егерь, — не спуская глаз со входа, отвечаю я.

— В заднице мы, Егерь. Этих сраных тараканов тут, как… тараканов.

— А у тебя язык подвешен, — сарказм в моём голосе так и рвётся наружу.

Успеваю просканировать нового знакомого.

Дональд “Фламинго” Рэмзи

Класс: Боец

Редкость: Железо

Ранг: Ноль

РБМ: 14.4 единиц

Статус: Паникует

А вот задать новые вопросы, а их сразу появляется масса, не успеваю. Грохочет сминаемая дверь, и в помещение залетает юркая сухощавая фигура. Двигается так быстро, что глаз почти не поспевает. Громко жужжат крылья, свистит разрезаемый воздух.

Дважды рявкает кольт.

Донни запоздало реагирует, пытаясь нацелить ружьё на противника, но тот уже вяло подрагивает у дальней стенки. Выглядит он… своеобразно. Чисто ожившая мечта инсектофоба.

Отдалённо человекоподобный[1]. Зелёно-жёлтое угловатое тело с острыми лапками. Две пары сверху заканчиваются изогнутыми лезвиями — те самые крюки, приголубившие ксарида. Пара снизу — ноги или лапы, хрен знает — тонкие и изгибаются дважды. Словно у него два колена. Или как там это у насекомых называется? За спиной четыре тонких полупрозрачных крыла. Харя жуткая. Широкий череп. Провалы множества глаз. Торчащие наружу клыки. Увидишь такого ночью, поседеешь и станешь заикой.

Роящийся врилл

Ранг: Ноль

РБМ: 106 единиц

Статус: Мёртв

— А Рейд-то с собой и не взял, — философски выдаю я, рассматривая повреждения на убитой твари.

Дырки от Анаконды в жучаре остались солидные. Аж хитин всмятку.

— Какой Рейд? — чуть заикаясь, уточняет Донни.

— От насекомых, вестимо.

— Ты ваще нормальный?! — его голос даёт петуха. — Эти херни тут всех переубивали, а кого схватили, в эти коконы сунули! На шум сейчас вся стая слетится!

— Уже, — спокойно замечаю я, досылая патроны в барабан, и щелчком отправляю тлеющую сигарету в угол комнаты.

— Что?

— Не слышишь?

Донни замирает и навостряет уши.

Снаружи стоит такое гудение, будто вокруг здания кружит смерч.

Крыша начинает снова трещать, и в окно врывается новая пчёлка. Пуля 44-го калибра объясняет ей, почему стоит уважать неприкосновенность частной собственности. С дыркой в башке врилл замирает, наполовину свесившись через подоконник. В дверь уже ломятся его друзья.

Донни разряжает картечь, превращая самых нетерпеливых в решето. Количество слизи в комнате резко увеличивается. А из дальнего угла комнаты напротив двери поднимается дымок, через миг, сменившись языками пламени. Вспыхнула чёртова промасленная ветошь. Как-то неудачно я окурок бросил.

Острый крюк пробивает крышу, и в дыру проникает визжащая харя. Рефлекторно дёргаю вверх ствол и посылаю в неё пулю. Влажное чавканье, и сквозь отверстие стекает липкий водопад.

Мне бы парочку оборонительных гранат…

Кто-то настойчиво долбится в пол снизу, но, похоже, фундамент в магазине залили крепкий. Потому, что отдалённые удары звучат глухо.

Я смещаюсь к первому трупу и забираю свой трофей, стараясь держаться подальше от открытого огня.

Получено 1 964 единицы арканы.

— Только пожара нам не хватало! — в панике орёт Донни.

Успеваю коснуться и того жука, что застрял в окне. А потом с нами начинают играть по-взрослому.

Вриллы синхронно пробивают крышу в десятке мест. Влетают в дверь целой пачкой. Звенит стекло в оставшихся окнах.

Во мне должен бушевать страх. Это логично. Это нормально. Но его нет. Потому что откуда-то из глубины чужих жизней и чужого опыта приходит уверенность. Стрелки Гилеада встречают смерть с улыбкой на губах.

Спурт.

И тело, и мысли разгоняются.

Что такое пять секунд? В умелых руках — это чертовски много. А мои руки в этой комнате сейчас самые умелые.

Кольт опустошает барабан за один удар сердца. Я трачу не больше патрона на каждую цель. Висящая на боку кобура позволяет произвести рокировку. Анаконда ныряет в чехол. На свет появляется Миротворец. Левая рука размывается в движении, взводя курок, а правая раз за разом жмёт спусковой крючок.

Грохот беспрестанной стрельбы сливается в фон. Пороховые газы затрудняют видимость.

И всё же я бью без промаха.

Потому что за моей спиной целая вереница Стрелков, рождавшихся и умиравших с оружием в руках. Не такого трусливого дерьма, как покойный Клетус. Настоящих полнокровных Стрелков.

Головы вриллов взрываются осколками хитина. Их верещание заглушает даже треск стрельбы. А ещё они буквально на миг другой отвлекаются на горящий стул в углу. Ветошь умудрилась поджечь его. Отвлекаются и чуть теряют темп.

Повторно врубаю Спурт, снова рокировка оружия, и я вгоняю спидлоадер в Анаконду. Ещё шесть выстрелов ловят остатки тех, кто пробивается сквозь крышу. Мне приходится работать на близкой дистанции, и опыт того рыжеволосого юнца весьма пригождается. Я ускользаю и уклоняюсь от смерти. Не сегодня, старуха. Уворачиваюсь от взмаха крючковатой лапы и последнюю пулю кладу в упор. Башка жука разлетается в клочья.