«Пассажир» из Сан-Франциско - Бальчев Анатолий. Страница 39

— Здравствуйте, Наташа, все ваши коллеги, во главе с Борисом Семеновичем, желают вам скорейшего выздоровления, — начал разговор один из них, тот, что повыше и поплотнее.

— К сожалению, они просто завалены работой, поэтому мы с удовольствием выполняем их поручения, — тот, что пониже, передал ей корзину.

Ребят этих Наташа не помнила, но мало ли кто в управлении работает. Всех не запомнишь.

— Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, хорошо.

— Вот здорово! — с энтузиазмом сказал высокий. — А то Борис Семенович так беспокоится, переживает…

Другой достал из кармана телефон, набрал номер.

— Может быть, сами его успокоите, он так обрадуется.

Наташа с улыбкой взяла трубку:

— Алло, это я. Спасибо за подарки, не стоило беспокоить лю…

Договорить она не успела, в бок ей уткнулось что-то круглое и холодное. Она не сразу сообразила, что это «что-то» было дулом пистолета. Она не успела даже испугаться — это было скорее шоковое состояние, накрывающее человека, когда происходит что-то настолько неожиданное и невероятное, что просто не укладывается в сознании. Второй рукой парень зажал ей рот, хотя мог бы и не стараться — она все равно была не в состоянии вымолвить ни слова.

— Сиди тихо, не дергайся.

Второй из пришельцев, все еще держащий в руках роскошный букет, сейчас его отбросил и выхватил у Наташи трубку.

— Слушай меня внимательно. У тебя есть пять минут. Ты знаешь, кто ждет твоего звонка?… Молодец… Звони Тимуру или найдешь свою девочку в морге. Время пошло.

Он нажал отбой.

— Подождем. Благо недолго, — он посмотрел на Наташу с ухмылкой и демонстративно поднес к ее лицу запястье с огромными часами. По циферблату медленно ползла секундная стрелка. Наташа смотрела на нее, как зачарованная. Рука того, который зажимал ей рот, несколько ослабла, но она даже не подумала этим воспользоваться.

— Смотри, минутка уже прошла.

Секундная стрелка отсчитала еще минуту, потом еще, и наконец-то телефон зазвонил.

— Да, понял, — парень сосредоточенно кивнул, хотя собеседник явно не мог его видеть. Потом отключил трубку и сунул ее в карман.

— Тебе повезло… Посиди еще минут пять и не рыпайся.

Его напарник убрал пистолет, и они оба поднялись со скамейки.

— И не делай глупостей, — предостерегающе произнес тот, что разговаривал по телефону. — Не забывай, что ты все-таки мать…

Они ушли, а Наташа так и осталась сидеть на скамейке с огромной корзинкой фруктов на коленях и букетом, валяющимся у ног. Лицо у нее было совершенно белым и неподвижным, и прошло куда более пяти минут, прежде чем она смогла двигаться.

А Волков тем временем стоял у окна в своем кабинете, обреченно уставившись в одну точку где-то там, на горизонте. Точка оказалась самолетом, который становился все ближе, пока не заполнил полнеба, а потом с адским ревом обрушился на взлетно-посадочную полосу. Проводив его глазами, Волков наконец отошел от окна и сел за стол. Порывшись в ящике, он извлек из-под кипы бумаг бутылку марочного коньяка. Открыл, отхлебнул прямо из горла. На столе зазвонил телефон, но Борис Семенович даже не подумал поднять трубку. В кармане противным визгом надрывался мобильный, но тоже совершенно напрасно.

Когда на улице стало темнеть, бутылка была пуста уже наполовину. Волков отставил ее в сторону и взял уже с полчаса молчащую телефонную трубку. Медленно набрал номер.

— Говорит полковник Волков из УБК. Я совершил два государственных преступления. Одно — 21 января 1984 года и другое сегодня — 13 июля…

Честно говоря, русскую баню Сатаров не любил. Финская сауна была ему больше по душе. Цивилизованней как-то казалась, что ли… Никаких тебе веников, сиди себе на полочке, грейся. А вот Барин, наоборот, русскую парную очень уважал. Поэтому и Сатарову приходилось делать вид, что нахождение во влажном, душном, наполненном паром помещении доставляет ему настоящее удовольствие.

— Душенькаты мой, Тимурчик, Тамерлан ты мой Азиатский, — приговаривал Барин, разлегшись на полатях. Сатаров хлестал его веником, стараясь изо всех сил. — Батыйчик, Ханчик ты мой Тохтамыш! Копье так держат, а не веник! Что ты в одно место его тычешь? Веничком надо широко работать, масштабно. Как мозгами. Ложись-ка, я покажу.

— Может, в другой раз, Игорь Иваныч? — опасливо спросил Сатаров, опуская веник.

— Давай-давай, — Барин слез с полки. — Другого раза, если так будешь себя вести, может и не быть.

— А что такое? — Сатаров неохотно забрался на Бариново место.

— А то, — Барин хлестнул веником так яростно, что Тимурчик даже охнул. — Сколько тебе говорено — дохапаешься. А ну, перевернись!

Сатаров подчинился команде, и тут же его ароматный свежий веник зажал его рот. Барин присел рядом, держа веник двумя руками, так, что Сатаров едва мог дышать.

— Что, воздуха не хватает? Не бойся, не задушу, ты сам себе петлю затянешь. Я тебе хоть и крыша, но не железная. Тоже мне, Золотая Орда, — Барин презрительно скривился. — Одни деньги в башке.

Сатаров, который уже почти задохнулся под веником, наконец-то проявил волю к жизни, рванулся, отшвырнул веник и сел на полке, с трудом переводя дыхание.

— А вам, выходит, они не нужны? — со злостью спросил он.

— Мне, мой дорогой, — наставительно ответил Барин, — деньги нужны только для власти, а ты эту власть облизываешь ради денег. Вот так и существуем. Ложись, через задницу быстрее усвоишь, — он поддал пару, намочил веник в холодной воде и с увлечением принялся охаживать Сатарова, опять покорно распластавшегося на полке.

— Ну, держись, турка! — Барин в очередной раз занес веник и вдруг схватился за сердце.

— Ой-е…

Сатаров, поднявший голову с досок, увидел, как его мучитель начинает медленно оседать на пол.

— Блин, да что же это… — Сатаров испуганно соскочил со своего лежбища, присел на корточки перед лежащим Барином, пытаясь понять, что произошло. Вдруг начал растерянно озираться по сторонам, словно выискивая невидимого врага, завалившего его патрона. Потом, сообразив, что самое лучшее, что он может сейчас сделать, — позвать на помощь, вскочил и распахнул дверь.

— Петрович, «Скорую», живо! «Скорую»! Барину худо! Петрович, блин, звони скорей — он помрет сейчас!

Потом бросился обратно в парилку, вытащил барина в предбанник, с трудом уложил на диван. Бросился к его одежде, лихорадочно принялся рыться по карманам, бормоча:

— Да где ж они?! Да куда он их положил?! Блин, что же делать?

Найдя наконец таблетки, он дрожащими руками открыл флакончик и попробовал впихнуть пару штук Барину в рот. Ему это удалось, и несколько минут он просто сидел рядом, не зная, что еще можно сделать. Потом стал одеваться, но никак не мог застегнуть пуговицы на рубашке… В предбанник ворвались врачи, с ходу оценили ситуацию и уверенно принялись за работу. Сатаров суетился, путался под ногами, предлагая свою помощь, потом бежал за носилками.

— В машину нельзя, — сообщил ему врач. — Только родственники.

Сатаров порылся в кармане, извлек из бумажника несколько мятых зеленых бумажек, сунул в руку врачу. Ему разрешили сесть рядом с носилками, машина сорвалась с места и на бешеной скорости, разгоняя путающиеся под колесами автомобили воем сирены, понеслась в сторону ЦКБ.

Уже когда они въезжали в ворота, Барин на секунду открыл глаза, узнал склонившегося над ним Сатарова и неожиданно громко и внятно произнес:

— Еклмн, Тимурчик, это пипец!

Потом он опять потерял сознание.

В больнице Сатаров провел весь день. Когда, уже глубокой ночью, собрался уходить, ему позвонили на мобильный.

— Как там наш Барин? — раздался в трубке вкрадчивый голос Толстого. — выкарабкался?

— Не волнуйся. Такие не умирают.

На городском пляже яблоку негде было упасть. Фил с Машей огляделись вокруг и увиденное их не вдохновило.

— Может, поедем на наше место? — предложила девочка.

— Ладно, — покладисто согласился Фил.

Путь был не близкий, но, в конце-концов, не так-то уж часто он проводил время со своей дочерью. «Интересно, — думал Фил, — а что в это время делает Ирина? Встречается со своим фээсбэшником?»