Крушение России. 1917 - Никонов Вячеслав. Страница 17

Царский долг он понимал так, как тот был сформулирован в пастырском напутствии Московского митрополита Сергия в день его коронования в Успенском соборе Московского Кремля: «Твой прародительский венец принадлежит Тебе Единому, как Царю Единодержавному… Как нет выше, так нет и труднее на земле Царской власти, нет бремени тяжелее Царского служения… Через помазание видимое да подастся Тебе невидимая сила, свыше действующая к возвышению твоих царских добродетелей, озаряющая Твою самодержавную деятельность ко благу и счастью Твоих верных подданных» [155]. Историк монархии и биограф российских царей Александр Боханов подчеркивал: «Душевный склад личности тут играл определяющую роль, и для Николая II долг христианина был не просто первее других приоритетов, но абсолютно значим» [156].

К горю от потери самого близкого человека добавлялся груз огромной ответственности перед Богом и людьми за огромную страну: «Что будет теперь с Россией. Я еще не подготовлен быть царем! Я даже не знаю, как разговаривать с министрами…» [157]. Начало царствования было действительно исключительно тяжелым и запомнилось оно людям не хозяйственными и финансовыми реформами, запустившими «русское экономическое чудо», а событиями трагическими, которые приобрели символическое и даже мистическое значение. Коронация, которая состоялась 14 мая 1896 года в Успенском соборе Кремля, сопровождалась трагедией Ходынки, которая преследовала императорскую чету до конца их дней. На Ходынском поле, где раздавали народу праздничные подарки, в результате нечеловеческой давки погибли 1282 человека, среди них множество женщин и детей. Николай и Александра, растерявшиеся от церемониальной круговерти, обрядов, ритуалов, приемов депутаций, не сразу прервали торжества и выразили соболезнования, а дали еще обед волостным старшинам и отправились на бал к французскому послу. Кличка «царь Ходынский» навсегда прилепилась к императору. Есть сведения, что из-за коронационных потрясений Александра Федоровна потеряла их первого, не родившегося ребенка [158]. Императрицу с первых дней стали считать «приносящей горе».

В 1899 году еще одна трагедия — на Кавказе, лечась от туберкулеза, скончался брат Николая, наследник-цесаревич Георгий Александрович. Династия осталась без наследника. Первенцы царской четы были девочки, ждали сына, не провозглашая наследником еще одного младшего брата — Михаила Александровича. В 1900 году это чуть было не имело роковых последствий — сам Николай II в крымской Ливадии заболел тяжелой формой сыпного тифа. «Императрица охраняла комнату больного, словно цербер, — сокрушался заведующий канцелярией Министерства Императорского двора генерал-лейтенант Александр Мосолов. — Она не пропускала даже тех лиц, за которыми посылал сам царь… Именно на этом этапе императрица взяла за практику отдавать «приказы», касающиеся государственных дел» [159]. Конечно, это преувеличение, Николай держал в руках бразды государственного правления.

Что за человек был Николай II, какими были его человеческие качества и управленческий стиль?

В его внешнем виде современники отмечали простоту и некоторую отстраненность, которая проявлялась во взгляде, в манере говорить, в привычках. Генерал-квартирмейстер при Верховном главнокомандующем Юрий Данилов так опишет Николая: «Государь был невысокого роста, плотного сложения, с несколько непропорционально развитою верхнею половиной туловища. Довольно полная шея придавала ему не вполне поворотливый вид, и вся его фигура при движении подавалась как-то особенно, правым плечом вперед. Император Николай II носил небольшую светлую овальную бороду, отливавшую рыжеватым цветом, и имел серо-зеленые спокойные глаза, отличавшиеся какой-то особой непроницаемостью, которая внутренне отдаляла его от собеседника… Все жесты и движения императора Николая были очень размеренны, даже медленны. Эта особенность была ему присуща, и люди, близко знавшие его, говорили, что государь никогда не спешил, но никогда и не опаздывал… Государь очень любил физический труд на свежем воздухе, рубил для моциона дрова и много работал у себя в Царском Селе в парке. Верховой езды он не любил, но зато много и неутомимо ходил, приводя этой своей способностью в отчаяние своих флигель-адъютантов… В простой суконной рубахе с мягким воротником, в высоких шагреневых сапогах, подпоясанный кожаным ремнем, император… подавал пример скромности и простоты среди всех тех, кто окружал его или приходил с ним в более близкое соприкосновение» [160].

Царь был первоклассным спортсменом. Он прекрасно играл в теннис, обыгрывая всех лиц свиты, но уступая, правда, чемпиону России графу Николаю Сумарокову-Эльстону. Может, он и не очень любил верховую езду, но был отменным всадником. Очень метко стрелял. Император даже выступал организатором спорта, снарядив первую в истории российскую команду на Олимпийские игры — в 1912 году в Стокгольм. Николай II стал также инициатором физкультурного движения, назначив близкого ему генерала Владимира Воейкова главно-наблюдающим за физическим развитием народонаселения Российской империи. Внимание к спорту, который в свете считался блажью, общественность тоже поставит царю в вину. Как отмечал Воейков, «русское общество считало спорт только развлечением, а некоторые даже смотрели на лиц, им руководивших, как на людей, желающих устроить себе видное служебное положение и угодить Государю» [161]. Царь был исключительно вынослив и закален, даже зимой он почти никогда не надевал верхней одежды. Распространенные разговоры о его запойном пьянстве в компании с Воейковым были ложью, тем более что последний был трезвенником.

Николай был человеком обаятельным, мало кто мог устоять перед магией общения с ним. Причем, как подчеркивал Владимир Гурко, «это не было обаяние царственного величия и силы, наоборот, оно состояло как раз в обратном — в той совершенно неожиданной для властителя 180-миллионного народа врожденной демократичности. Николай II каким-то неопределенным способом во всем своем общении давал понять своим собеседникам, что он отнюдь не ставит себя выше их, не почитает, что он чем-то отличает себя от них» [162]. Флаг-капитан Морского штаба при Верховном главнокомандующем в годы Первой мировой войны Александр Бубнов также отмечал, что император был по своему нравственному облику из тех, «кого в общении называют хорошим и скромным человеком. По природе своей деликатный, он был приветлив и благосклонен в общении с людьми, особенно со своими приближенными и со всеми, в ком не чувствовал резко оппозиционного настроения или стремления воздействовать на его слабую волю. Никто никогда не слыхал от него грубого или обидного слова» [163].

По своим интеллектуальным качествам Николай II соответствовал занимаемому посту. Сергей Витте, человек весьма самолюбивый и имевший много оснований для недовольства императором, признавал, что он — человек «несомненно, очень быстрого ума и быстрых способностей; он вообще все быстро схватывает и быстро понимает» [164]. Вместе с тем, наверное, стоит согласиться — например, с тем же Гурко, — кто не замечал у царя широкого стратегического видения: «Вообще синтез по природе был ему недоступен… Отдельные мелкие черты и факты он усваивал быстро и верно, но широкие образы и общая картина оставались как бы вне поля его зрения» [165].

Однако гораздо больше вопросов, чем интеллект, у современников и историков вызывали волевые качества Николая. «В его нецарской нерешительности главный порок его для русского трона» [166], — был уверен Солженицын. Что ж, с этим, пожалуй, можно согласиться: действительно волевые, не перед чем не останавливающиеся люди не теряют власть, а тем более не отдают ее добровольно. По природе Николай был совестливым и не жестоким, что и предполагала его глубокая религиозность. «По натуре царь был застенчивым и сдержанным человеком, — отмечал учитель его детей швейцарец Пьер Жильяр. — Он принадлежал к категории людей, которые все время сомневаются, потому, что слишком робки, и которые не могут навязывать другим свои решения, потому что слишком мягки и чувствительны. Он не верил в себя и считал себя неудачником» [167]. Император не обладал даром повелевать. Ему было проще уволить министра, чем заставить его сделать то, что считал необходимым, или просто повысить не него голос. Его жена, знавшая Николая лучше всех, неоднократно наставляла его на путь истинный: «Извини меня, мой дорогой, но ты сам знаешь, что ты слишком добр и мягок — громкий голос и строгий взгляд могут иногда творить чудеса. Будь более решительным и уверенным в себе, ты отлично знаешь, что правильно, и когда ты прав и не согласен с остальными, настой на своем мнении и заставь остальных его принять… Смирение — высочайший божий дар, но монарх должен чаще проявлять свою волю» [168].