Крушение России. 1917 - Никонов Вячеслав. Страница 20

«Императрица, нежно любящая мать, страдала вдвойне: ее терзали и постоянные опасения за жизнь цесаревича, и мучительное сознание того, что она сама передала ему эту болезнь, — писал князь Феликс Юсупов. — Болезнь наследника старались скрыть. Скрыть до конца ее было нельзя, и скрытность только увеличивала всевозможные слухи, которые вообще порождались в обществе уединенной жизнью Государя. Казалось, какой-то таинственный покров был наброшен на царскую семью. Он разжигал любопытство, подстрекал недоброжелательство и меньше всего заставлял думать и догадываться о том, как мучились отец и мать за своего ребенка, в какой постоянной тревоге они жили» [189]. У Александры Федоровны обострились проблемы с сердцем и нервной системой, она часто болела.

«С этого момента жизнь матери превратилась в мучительную агонию, — подтверждал ежедневно находившийся в семье Жильяр. — Она знала, что это за страшная болезнь: от нее умерли ее дядя, один из братьев и двое племянников. С детства она слышала об этой ужасной болезни, против которой люди бессильны… Когда несчастная мать поняла, что люди бессильны ей помочь, она обратилась к Богу. Только он мог сотворить чудо!» [190] Но милость Господа еще надо было заслужить. Надо было вести образ жизни, угодный Богу, и избегать мирской суеты. Николай все больше времени старался проводить в семье, избегая развлечений и удовольствий. Александра, и раньше не любившая торжественные церемонии, после рождения сына их просто возненавидела. Царская семья стала жить очень уединенно, в непарадном Александровском дворце Царского Села, сведя к минимуму демонстрации роскоши и величия императорского двора. Были прекращены грандиозные царские балы.

Английский посол Джордж Бьюкенен, замечал, что царская семья выезжала в Петербург «только в тех случаях, когда государственные дела или религиозные церемонии требовали их присутствия. Двор также не принимал участия в светской жизни столицы, и пышные балы, которыми славился Зимний дворец, отошли в область предания». Зимний открывали для приемов только на новый год и крещенское водосвятие, но и в этом случае, по авторитетному мнению Бьюкенена, подаваемый обед «ни по внешности, ни с гастрономической точки зрения нельзя сравнить с банкетами в Букингемском дворце» [191]. А уж тем более с балами времен Александра III. А что это все означало? Для огромного количества людей, представлявших высшую элиту Российской империи, жизнь просто потеряла смысл! Ведь традиционно жизнь аристократического Петербурга проходила от одного крупного торжества, когда можно было и на царя посмотреть, и себя показать, до другого И это вдруг кончилось. Последний костюмированный бал в Российской империи состоялся в 1903 году. Такого не прощают.

Обвинения посыпались, в первую очередь, на Александру Федоровну. «Злоязыкий и беспощадный аристократический свет скорее бы простил ей адюльтер, чем пренебрежение к себе, — замечал Александр Боханов. — Он платил ей фабрикацией слухов и сплетен, к чему постепенно подключились и либеральные круги, где критические суждения, а потом и осуждения Романовых, и в первую очередь Александры Федоровны, сделались как бы «хорошим тоном» [192]. Обратим внимание на то, что все это происходило еще до появления в столице Григория Распутина, о котором речь пойдет ниже.

По салонам и министерским кабинетам начали раздаваться возмущенные голоса о том, что Александра Федоровна «монополизирует» царя, воздействует на его умонастроение. Некоторые основания для разговоров были. Как справедливо замечал американский биограф венценосной семьи Роберт Масси, императрица «была обеспокоена тем, что ее мягкому мужу, которого она любила за его доброту и обаяние, не достает монаршего величия», и пыталась восполнить недостаток его решимости [193]. В политических кругах ее стали считать реакционеркой, сторонницей «закручивания гаек», которая держала Николая под своим контролем. «Императрица была бесспорной вдохновительницей принципа сильной, или как принято тогда было выражаться, «крепкой власти», и в ней находил Император как бы обоснование и оправдание своих собственных взглядов…» [194], — отметит опять же опальный премьер Владимир Коковцов. Конечно, каждая жена так или иначе влияет на мужа. Но считать Николая II несамостоятельным лидером страны, как мы еще неоднократно увидим, не было оснований.

У Николая и Александры оказалось очень немного по-настоящему близких друзей в высших кругах, даже в собственной семье. Царь часто виделся и обсуждал политические вопросы лишь с двоюродным дедом Михаилом (братом Александра II), двоюродным дядей Николаем Николаевичем (младшим) — внуком Николая I, братьями отца — Сергеем и Павлом Александровичами. Остальные члены фамилии виделись с императором не чаще двух-трех раз в год, причем в форматах, когда и пообщаться наедине было невозможно, что вызвало дополнительные обиды. Кирилл Владимирович сокрушался, что со смертью Александра III «канули в Лету дух взаимопонимания, непринужденность и веселье, царившие в нашей семье» [195]. Еще больше был возмущен великий князь Николай Михайлович, становившийся главным критиком царя внутри собственно фамилии: «Император Александр III и его супруга имели около себя кружок лиц, которых они любили и которым оказывали свое доверие… Ничего похожего не было у преемников этих Государей. Никогда никакой интимности с кем бы то ни было, и даже была определенная оппозиция против идеи создания такого кружка преданных и приближенных лиц» [196]. Естественно, вина возлагалась, в первую очередь, на императрицу.

Ничуть не шире был круг общения у Александры Федоровны. «Я не помню ни одного случая приглашения императрицей кого-либо помимо ее ограниченного двора и ближайшей свиты, — писал всезнающий глава дворцовой канцелярии Мосолов. — Ни один художник, писатель или ученый, даже знаменитый, никогда не допускался в близкий царице круг. Она считала, что чем меньше людей видит, тем лучше!.. Вскоре Александра Федоровна оказалась почти совсем без друзей, и каждое личное унижение императрицы вызывало ликование светского общества» [197].

Широчайшее поле для внутрисемейного конфликта открывала бурная личная жизнь великих князей, в которую император, по закону, обязан был вмешиваться. Тайные браки членов фамилии, за которые Николай просто обязан был наказывать, в том числе и морганатические (не с представителями царствующих домов) оказались весьма популярными. Так было не только в упоминавшемся случае с Кириллом Владимировичем, но и с браками великих князей Николая Константиновича, Михаила Михайловича, Павла Александровича и, наконец, младшего брата царя Михаила.

Великий князь Михаил Александрович, которому судьба уготовила участь формально последнего российского императора, был на десять лет моложе Николая II. Высокий, стройный, голубоглазый, обаятельный, Михаил был большим жизнелюбом и человеком множества дарований, среди которых, впрочем, не было политического. Он любил загородную жизнь, псовую охоту, тяжелые виды спорта, включая бокс, веселые розыгрыши. Командир кавалерийского эскадрона синих кирасир элитного лейб-гвардейского полка, Михаил Александрович был блестящим наездником, неоднократно побеждавшим на скачках, прекрасно стрелял и фехтовал. При этом обожал театральное искусство во всех его проявлениях, сочинял музыку, играл на фортепиано, флейте, балалайке, гитаре. Не случайно, что Михаил, который к тому же был одним из богатейших молодых людей на планете, пользовался огромным успехом у женщин. Несколько раз он был на грани женитьбы, но всякий раз дело заканчивалось скандалом, нелегкими объяснениями со старшим братом, с обманутыми европейскими дворами, а также нервными срывами неудавшихся избранниц.