Крушение России. 1917 - Никонов Вячеслав. Страница 26

Думская оппозиция ненавидела Столыпина всеми фибрами души. Причины хорошо объясняла вездесущая Тыркова, неизменно присутствовавшая в журналистской ложе Таврического дворца: «Высокий, статный, с красивым, мужественным лицом, это был барин по осанке, и по манерам, и интонациям. Говорил он ясно и горячо. Дума сразу насторожилась. В первый раз из министерской ложи на думскую трибуну поднялся министр, который не уступал в умении выражать свои мысли думским ораторам… Крупность Столыпина раздражала оппозицию… Одно появление Столыпина на трибуне вызывало кипение враждебных чувств, отметало всякую возможность соглашения. Его решительность, уверенность в правоте правительственной политики бесили оппозицию, которая привыкла считать себя всегда правой, правительство всегда виноватым» [241]. Стоит ли удивляться, что даже умеренные оппозиционеры оттолкнули протянутую руку Столыпина, когда он впервые в российской истории предложил фактически создать ответственное правительство, предложив министерские портфели видным лидерам земского движения и Думы. Конкретные предложения войти в правительство получили лично князь Георгий Львов и Дмитрий Шипов. Однако те решительно и публично отказались, заявив, что «совершенно различно» со Столыпиным понимают задачи правительственной власти, а он, «хотя человек очень самоуверенный и смелый, тем не менее, опасается общественного противодействия своим начинаниям, и в нашем участии в кабинете видит только средство для примирения возбужденного общественного настроения с правительством» [242]. Отказ стал пощечиной не только Столыпину. Очевидно, что он не мог делать свои предложения без санкции на то императора.

В 1911 году торжественно отмечали 50-летие отмены крепостного права. Центром празднований был выбран Киев, где к памятной дате приурочили открытие памятника царю-освободителю Александру II. В Киеве были все, включая царскую семью. 1 сентября 1911 года в антракте спектакля в опере Столыпин погиб от руки террориста эсера Богрова, который одновременно был осведомителем охранного отделения. Вспоминал Коковцов: «Раздались два глухих выстрела, точно от хлопушки… Раздались крики о помощи, я побежал к Столыпину, стоящему еще на ногах, в первом же ряду у своего места у самого прохода, с бледным лицом, на кителе показалось в нижней части груди небольшое пятно крови… Столыпин шатаясь обернулся к царской ложе, совершив крестное знамение в ее сторону и стал спускаться на кресло» [243]. Коковцов после гибели Столыпина и возглавит правительство.

В молодые годы он состоял одним из руководителей Главного тюремного управления, а затем пошел по карьерной лестнице министерства финансов вплоть до верхней ступени, которую занимал и будучи премьером. Коковцов демонстрировал весьма неплохие результаты в социально-экономической политике, в наращивании оборонной мощи, но и у него не сложились отношения с аристократическим придворным кругом и с представительными органами. Рассказывает министр иностранных дел в его кабинете Сергей Сазонов: «У Коковцова была масса врагов из-за его малоуживчивого нрава, отсутствия гибкости и вкорененной долгой бюрократической службой привычки поступать по своим убеждениям, не принимая во внимание мнений своих противников. Названные просчеты этого незаурядного государственного человека не замедлили отозваться на его отношениях с Государственной Думой. Как учреждение молодое, она грешила преувеличенным самолюбием, которого Коковцов не умел щадить. При дворе у него не было поддержки, хотя Государь отдавал должное его качествам» [244]. О причинах недовольства Коковцовым в Думе не могла не написать Тыркова-Вильямс: «Не было у него внушительной красоты, сановитой уверенности премьера. Маленький, седенькая борода лопаточкой, голос глуховатый, однообразный, но неутомимый. Коковцов мог говорить час, два, три, ровно, без интонаций, без переходов. Нас, журналистов, он приводил в отчаяние, в ярость» [245]. Оппозиции не угодишь.

В январе 1914 года царь дал отставку Коковцову. Поводом к отставке послужило письмо царю, в котором премьер резко возражал против инициированного царем антиалкогольного законодательства, которое могло «подорвать наше финансовое положение и лишить государство всяческой возможности удовлетворять его многообразные потребности, не исключая и государственной обороны». В тот же день Николай направил рескрипт преемнику Коковцова на посту министра финансов Петру Барку с прямым осуждением позиции теперь уже экс-премьера и повелением «принять меры к сокращению потребления водки» [246]. Как видим и еще увидим, существует неразрывная связь между крушениями России и антиалкогольными кампаниями. Причем не только хронологическая.

Император вновь призвал на премьерство Горемыкина, которому тогда уже исполнилось 75 лет. Именно с ним Россия встретит Первую мировую войну. Горемыкин вызвал своим возвращением необычайное возмущение не только со стороны прогрессивной общественности, но и многих собственных подчиненных по Совету министров. Внутри правительства не замедлило возникнуть оппозиционное течение, представлявшее премьера «дряхлым и беспомощным стариком» и ставленником императрицы и Распутина, чье имя стало все шире разлетаться по коридорам власти и светским салонам. Группу либеральных оппозиционеров возглавили Сазонов, Барк, государственный контролер Петр Харитонов и ставший к тому времени министром земледелия Александр Кривошеин. Они намеревались убедить царя убрать из правительства не только премьера, но также главу МВД Николая Маклакова, министра юстиции Ивана Щегловитова, обер-прокурора Священного Синода Владимира Саблера, военного министра Владимира Сухомлинова. «С каждым днем во мне крепло убеждение, что пока не будут отдалены от дел Горемыкин и поддерживающие его столпы реакции, между которыми я считал министра юстиции Щегловитова наиболее опасным ввиду его дарований, правительство не приобретет в стране доверия, без которого оно не может успешно выполнять своих задач» [247], — напишет Сазонов. В результате произошедшего раскола правительство накануне войны оказалось совершенно парализованным. Английский посол с грустью констатировал «отсутствие какой-либо солидарности или коллективной ответственности среди членов русского кабинета» [248]. Вместо принятия решений его члены занялись сведением счетов и подковерной борьбой. А Дума боролась со всеми ними. Время для этого они нашли не лучшее.

Законодательная власть

Российский парламент по конституции 1906 года был двухпалатным, причем обе палаты пользовались практически одинаковыми правами. Государственная дума рассматривала акты, предусматривающие издание или отмену законов, отчеты финансовых учреждений, сметы раскладки повинностей в губерниях, финансовые субсидии земствам, бюджеты ведомств, государственную роспись доходов и расходов, внебюджетные ассигнования. Государственный совет не только одобрял или не одобрял принятый Думой закон, но тоже обладал законодательной инициативой по всем перечисленным вопросам.

При этом между палатами существовала большая социальная и идеологическая разница. Но была ли между ними пропасть, которая парализовала процесс законотворчества и делала российский государственный механизм фатально неэффективным, как полагали критики российской разновидности парламентаризма и революционеры? И да, и нет.

Нижняя и верхняя палаты имели разные источники легитимности. Дума формировалась на непрямых выборах подавляющим большинством мужского населения, Госсовет в своем составе отражал монаршую волю и обеспечивал представительство привилегированных сословий.