Невеста по контракту, или Избранница герцога (СИ) - Синичкина Мила. Страница 14
— Не так все плохо в моей семье, — хмурится Клемондский, — не знаю, что ты успела себе придумать, но не надо, брось, — он качает головой, — не путай эмоции с реальными проблемами.
— Я и не путаю, — не реагирую на его выпад. — Ты мне лучше скажи, откуда твоя мать узнала, когда мы прибудем? Мы явно выбились из первоначального графика.
Герцог крепко задумывается и отвечает не сразу.
— Хм, не зря ты мне понравилась, не только внешность, но и голова на месте, — произносит он в итоге. — Что ж, не буду задерживать, отдыхай! — разворачивается на пятках и уходит к себе, плотно закрывая дверь.
Наверняка начал кого–то подозревать, пошел выяснять, а со мной предположениями не делится. И ладно, крепче спать буду. Вот только вещей–то моих по–прежнему нет, так и ложиться в дорожном платье?
Сон одолевает меня практически мгновенно, не замечаю, как проваливаюсь в благостную дрему, а ведь в планах было хотя бы ослабить корсаж и разобрать прическу. Да и дверь подпереть не помешало бы, не от Артура, а от его прислуги. Такие матери, как мадам Клемондская, своего сыночка просто так не отпустят, пусть даже и сами с ребенком не в самых радужных отношениях.
Тем не менее я благополучно просыпаюсь утром от яркого света, навязчиво бьющего по глазам. Занавеси я тоже не закрыла перед сном.
Потягиваюсь на кровати и подхожу к зеркалу, ткань платья помята, волосы растрепаны, но лицо счастливо, что выспалось. Оборачиваюсь назад, а мои чемоданы уже здесь вместе с развешанными в шкаф платьями.
Неприятное чувство приходится подавить. Я благородная леди, невеста одного из самых влиятельных аристократов королевства, я не должна заниматься бытовыми мелочами и должна нормально относиться к прислуге. Но все же насколько лучше и приятнее жить без нее. Я по родительскому дому помню, слуги — это шпионы, никуда от них не спрятаться и не скрыться. Причем, они с легкостью могут играть за две стороны.
Раздаётся стук, а затем приоткрывается дверь.
— Завтрак принесли, я распорядился, чтобы мы с тобой смогли вдвоем без лишних волнений принять пищу, — сообщает герцог, заглядывая внутрь.
— Хорошо, спасибо. Я быстро переоденусь, освежусь и приду.
— Жду, — говорит Клемондский и исчезает.
Практически не глядя, снимаю платье с вешалки и надеваю на себя, волосы оставляю распущенными, они и так прекрасны. Теперь можно и в свет.
— Я не знаю, насколько напыщенно у вас принято одеваться к завтраку, но если тебе не понравится, я переоденусь, спорить не буду.
— Нет, не надо, ты чудесно выглядишь, — отвечает герцог, глядя куда–то сквозь меня, — присаживайся и поешь.
Он очень рассеян, смотрит вдаль, словно пребывает мыслями далеко отсюда. Интересно, о чем он думает?
Ка бы там ни было, еда прекрасна, я вдоволь наслаждаюсь ею, беря уже вторую порцию. Без посторонних глаз можно и расслабиться немного. А герцог тем временем поднимается на ноги и подходит к окну все с тем же задумчивым видом.
— Как спалось? — решаю нарушить тишину.
— Нормально, спасибо, тебе? — отвечает Клемондский. — Странный цветок, никогда такой не видел, и зачем он только здесь? — герцог вдруг обращает внимание на ярко–красное растение в горшке, стоящее на окне.
Присматриваюсь, цветок кажется мне смутно знакомым, словно я когда–то его видела, но не вживую, а на картинке. Пытаюсь вспомнить, что это за растение, а Клемондский в это время наклоняется вплотную к нему. Тут моя фигурка девы и дракона внезапно нагревается, заставляя меня дернуться от неожиданности, и я наконец–то вспоминаю.
— Артур, нет! Отойди от него и не трогай ни в коем случае! — кричу, подскакивая на ноги и опрокидывая поднос с едой, но поздно.
Клемондский уже падает на пол, вдохнув ядовитую пыльцу.
Глава 23
Подбегаю в панике к герцогу, не сильна я в реанимационных мероприятиях. Вот совсем не сильна, действую скорее по наитию, чем по науке. Подкладываю небольшую подушку под голову Клемондского, расстёгиваю верхние пуговицы на его рубашке и прижимаю ухо к груди.
Дышит, кажется, все не так плохо. Да и растение вроде бы не фатально к смерти приводит, его вред зависит от фазы цветения, раз Артур сразу не покинул этот бренный мир, значит, жить будет.
— На помощь! Кто–нибудь! — почему–то догадываюсь закричать лишь сейчас, хотя это было бы логично сделать сразу. — Эй!
Бесполезно. В таких огромных поместьях нужно рупор при себе иметь, чтобы услышали в другой части дома.
Снова возвращаю свое внимание к герцогу, лихорадочно бегая по нему глазами. Температура его тела явно повышается, а дыхание затрудняется. Мне становится очень страшно, и не только потому, что мать Клемондского обвинит меня, но и просто по–человечески страшно. Не желаю я Артуру ничего плохого.
Дотягиваюсь до графина с водой, мочу руки и обтираю ими кожу герцога, особенно уделяя внимание району груди. В этой области он почему–то нагревается по–особенному быстро, и сердце стучит, как бешенное.
— Давай же, Артур, очнись, ты должен, — шепчу в панике. — На помощь! — параллельно не оставляю попыток докричаться до кого–нибудь.
Побежать за помощью мне кажется неправильным, ведь может что–то случиться с герцогом, пока я буду отсутствовать, хотя, конечно, вряд ли, но и ядовитой цветок в его покоях появился неслучайно.
Постепенно температура тела Клемондского выравнивается и уже не пугает меня своим жаром, но радоваться рано. Поддаюсь очередному наитию, достаю свой амулет и кладу его на грудь Артура. Затем лихорадочно оглаживаю его лицо, слегка похлопывая по щекам и причитаю.
— Давай же, миленький, я уверена, ты очнешься, все будет хорошо. Но лекарь нам не помешал бы, — бормочу, роняя слезы прямо на Клемондского. Прижимаю его голову к себе и баюкаю, как маленького. — Да есть в этом ужасном доме хоть кто–нибудь живой! — кричу, что есть мочи.
— Госпожа? — в покои осторожно заглядывает Эдмонд. — Все хорошо?
— Нет! — продолжаю истерить. — Твоего хозяина отравили! Срочно лекаря сюда!
— О, — только и может, что вымолвить слуга при виде герцога, лежащего на полу, — я мигом.
И убегает, надеюсь, за помощью, а не просто панику по поместью поднять. Уж кого бы мне не хотелось сейчас видеть, так это матушку Клемондского, она же никакие лечебные мероприятия не даст провести, сразу накинется на меня.
Внезапно герцог начинает кашлять, все сильнее и сильнее.
— Все хорошо, Артур, я тут, я помогу, — приподнимаю его голову и пытаюсь наклонить слегка набок. Выходит не очень, ведь Клемондский крупный мужчина, а я щуплая девушка, но я не сдаюсь. — Что у тебя во рту? — восклицаю, заметив нечто яркое на его языке.
Пыльца! Осеняет меня. Организм пытается от нее избавиться, не все попало в кровь, какое счастье. Но нужно ее как–то вытащить из него, помочь.
Перекладываю голову Клемондского себе на колени и трясущимися руками пытаюсь налить воды в стакан. Кое–как мне это удается, уже подношу ко рту Артура воду, но понимаю, что он сейчас либо поперхнется, либо наглотается воды с пыльцой. В сознание–то герцог так и не пришел, да и порция ядовитого растения в желудке ни к чему.
И тогда я делаю, возможно, самую глупую вещь на свете, а, быть может, наоборот, самую умную. Отставляю стакан в сторону, а сама припадаю губами ко рту Клемондского, тщательно забирая весь удар на себя.
Отстраняюсь и быстро полощу рот, отплевываясь, затем снова наклоняюсь к герцогу. Процедура повторяется несколько раз, на нервах я не могу объективно оценить, возможно, уже хватит, опять склоняюсь над Клемондским, но тут кое–что меняется.
Я не сразу это понимаю, но губы Артура больше не неподвижны, они отвечают мне. Его руки ложатся мне на талию, заставляя неприлично разместиться сверху Клемондского. Температура моего тела повышается, но что–то подсказывает, что это не из–за отравления цветком.