Звезды царской эстрады - Кравчинский Максим Эдуардович. Страница 33

Одесса кишмя кишела превосходительствами, высокопревосходительствами и сиятельствами. Все самое блестящее, самое сановное с крушением гетманского Киева откатилось сюда, и повторилась та же киевская пляска на вулкане, только вместо германских офицеров в касках с орлами были французы в расшитых золотом кепи.

Как грибы в дождь, росли рестораны и клубы, и всё это в лучших особняках, с лучшими поварами. Флигель-адъютанты и камергеры заведовали кухней, буфетом, игорным залом и так ловко орудовали гибкою лопаточкою крупье, словно всю свою жизнь только этим и занимались.

Попробовал я счастье и тоже в роскошном особняке открыл ресторан. Для этого пришлось заложить в банке часть уцелевших у меня драгоценностей. Дела с места в карьер пошли великолепно. Оставалось только радоваться, но полной радости не было – ее отравлял червячок сомнения. Не было веры в прочность положения. Таких скептиков, как я, было много. Наш скептицизм оправдывался наперекор «видимости». А видимость была внушительная: сорокатысячный французский корпус, снабженный последним словом военной техники, две греческие дивизии и добровольческая бригада – все это являло собою внушительную силу…Казалось бы, никакие большевики не страшны. А между тем гром грянул поистине среди ясных небес.

Антракт

Морфесси-ресторатор

Морфесси не раз участвовал в «ресторанных» коммерческих проектах. И, судя по фактам, его заведения были вполне успешны. Правда, долго ни одно из них не продержалось. Причиной тому всякий раз становились разные обстоятельства, но только не ошибки самого Юрия Спиридоновича. Скорее, недостаток благоволения Фортуны к маэстро.

Задолго до одесского предприятия, в феврале 1915-го, Морфесси & Co. осведомляли светское общество об открытие элитарного клуба «Уголок».

«Петроградский листок», 10 февраля 1915 года:

«На Итальянской улице, в доме № 19, вы найдете дубовую дверь, ведущую в подземелье. Дверь мрачновата. Но чуть растворите вы ее, как попадете в царство света и уюта – “Уголок”.

Над входной дверью надпись: “Талантам и поклонникам”, ибо “Уголок” учрежден во имя служения артисту и ради единения его с поклонником. Для артистов вход бесплатный и цены в буфете самые “венские”. Для поклонников же нужна, во-первых, рекомендация двух членов общества “Уголок”. Во-вторых, входная плата в 5 рублей и, в-третьих, свободная наличность на сумму не свыше 300 рублей.

Цены буфета весьма и весьма кусательные. Но, кроме добра, от этого ничего не получается: входная плата и цены буфета отгораживают “Уголок” от наплыва улицы, а рекомендация членов оберегает честь и спокойствие учреждения от таких прожигателей жизни, которые прославились своими эксцессами, и от таких особ, которые прославились чересчур веселым поведением. Вот почему публика “Уголка” – исключительная публика: умеет и веселиться и в самом разгаре веселья оставаться приличной, европейски внимательной и благодарной артистам, по-семейному, за столиками исполняющим свои номера.

Артисты все первоклассные. Тут Ф. И. Шаляпин пел, пригорюнившись за столиком, свою знаменитую “Ноченьку” и любовался на “Русскую”, которую лихо отплясывал артист Императорского балета А. Орлов. Тут и Липковская пела цыганские песни…

Тут и сам В. Н. Давыдов – почетный член “Уголка” – пел грустные, за сердце хватающие романсы. Тут и французский артист Императорского театра в книге почетных посетителей написал: “Мы нашли в “Уголке” то, что забыли в Париже, – непринужденное веселье и уют”.

Тут и приятный баритон Морфесси и могучий бас Макаров (два энергичных учредителя “Уголка”) спаивают посетителей своими шутками и песнями.

…Тут поет русско-французские шансонетки Поль-Барон и итальянские – Ксендзовский. В прошлый раз Ксендзовскому за песню какой-то посетитель вынул 100 рублей:

“Пожертвуйте от своего имени на воинов”. Тут под неслыханный хохот рассказывает еврейские анекдоты Мамонт Дальский…

Да разве перечислишь, что тут без программки, экспромтом может вспыхнуть за столиками: и песня, и пляска, и рассказ. И все это прилично и непринужденно.

Ну разве подумает кто-нибудь, что тут несколько недель назад был… дровяной склад.

Серым камнем, разрисованным розовым темным дубом, облицованы своды и арки подвала. Весь он чистенький, уютный и жизнерадостный.

Строитель “Уголка” К. Карпович с большим вкусом и знанием дела совершил за короткий срок невероятную метаморфозу. А учредители “Уголка” Макаров и Морфесси разрушили предрассудок, будто немыслимо в Петрограде веселье без вина и клуб без карт и лото».

Но что-то пошло не так… Не прошло и года, в том же «Петербургском листке» появилось объявление о закрытии «Уголка» «по распоряжению администрации». А вслед – новое сообщение: «Премьер

Александринского театра В. Н. Давыдов просил исключить его из числа членов-учредителей общества».

Публика изнемогала от любопытства, гадая о причинах закрытия модного места. Весной 1916 года были расставлены все точки над i.

Журнал «Обозрение театров», Н. Г. Шебуев, март – апрель 1916 года:

«О закрытии “Уголка” пожалеют те, кто читал ему дифирамбы в газетах, которые мечтали туда попасть, но еще не попали. Газеты имели полное основание и право приветствовать появление нового артистического клуба без карт и вина. Медовая неделя сулила долгие дни беззаботных песен Шаляпина, Давыдова, Морфесси…

Все пели и плясали, думая, что народилась новое театральное учреждение. Но вот в один прекрасный день почуялось, что и это – антреприза. Диктатор-антрепренер Макаров (известный бас) впускал и не впускал в зал по собственному усмотрению. Со всех сторон посыпались жалобы на небывалую дороговизну буфета и небывалую пустоту программы. Поужинать вдвоем – меньше 100 рублей нельзя. Опьянев от успеха буфета, антреприза дошла до того, что открыто тяготилась артистами, желающими посетить клуб, зная, что артист не прокутит сотни. “Уголок” наполнился кутящей публикой и стал рестораном дурного тона. На моих глазах не впустили балетмейстера Императорских театров.

Надо гордиться таким гостем!

Как оказалось, В. Н. Давыдову предложили… 300 рублей в месяц за то, что он своим именем прикроет действия антрепризы. Давыдов возмутился и покинул общество. Подлинные художники ушли из кабаре. Макаров – остался…

Между тем за продажу крепких спиртных напитков Макарова осудили на 3 тысячи рублей штрафа или 3 месяца тюрьмы… Вскоре к тому же была запрещена музыка и выступления артистов на эстраде. Так и окончил свои недолгие дни и ночи, блеснув фейерверком, “Уголок”».

Кипучая и авантажная натура «правнука греческого пирата» не давала ему ждать «у моря погоды», тем более когда море это Черное. В Одессе, охваченной лихорадкой Гражданской войны, певец открывает кабаре класса люкс.

Жаль, в мемуарах об этой затее сказано мимоходом.

К счастью, легенда советской песни Леонид Осипович Утесов – в ту пору юный куплетист – сохранил и донес до нас атмосферу «Города у Черного моря».

«…У белых “Дом артиста” в девятнадцатом году в Одессе представлял собой следующее: первый этаж – бар Юрия Морфесси, знаменитого исполнителя песен и цыганских романсов; второй этаж – кабаре при столиках, с программой в стиле все той же “Летучей мыши”; третий этаж – карточный клуб, где буржуазия, хлынувшая с севера к портам Черного моря и осевшая в Одессе, пускалась в последний разгул на родной земле. Как они это делали, я наблюдал не раз, ибо участвовал в программе кабаре вместе с Изой Кремер, Липковской, Вертинским, Троицким и Морфесси. Все это было частным коммерческим предприятием, приносившим хозяевам солидные доходы.

Кремер выступала со своими песенками “Черный Том” и “Если розы расцветают”. Она пришла на эстраду тогда, когда в драматургии царил Леонид Андреев, в литературе – Соллогуб, а салонные оркестры играли фурлану и танго. Песни Изы Кремер об Аргентине и Бразилии – она сама их и сочиняла – были искусственны. Ее спасали только талант и темперамент.