Муссолини и его время - Меркулов Роман Сергеевич. Страница 105

Просматривая в личном кинозале немецкую военную кинохронику, дуче вновь и вновь повторял, что Германия не может потерпеть поражения. Его уверенность в этом укрепилась еще сильнее после того, как 18 марта он встретился с Гитлером на границе двух держав, неподалеку от австрийского Бреннера. Демонстрируемые фюрером решительность и убежденность в собственных силах передались и дуче, который снова заверил немцев в неизбежности выступления Италии на стороне Германии. Гитлер, ни единым словом не обмолвившийся грядущих операциях германских вооруженных сил в Скандинавии и Западной Европе, отвечал, что он никогда не сомневался в итальянской поддержке.

Вернувшись в Рим, Муссолини определил стратегические цели Италии в секретном меморандуме, предназначенном для короля, начальников штабов вооруженных сил и министра иностранных дел. Фашистский режим, писал дуче, обязан поддержать национал-социалистическую Германию в ее борьбе с западными демократиями и вступить в войну, победа в которой позволит Италии «вырваться из Средиземноморской тюрьмы», вернуть себе Корсику, Ниццу, Тунис и занять на Балканах подобающее великой державе положение.

Муссолини совершенно справедливо утверждал, что добиться этих целей можно только силой оружия, но все еще не называл конкретной даты вступления Италии во Вторую мировую войну. Исходя из принципиальной неспособности союзников и немцев прорвать линию укреплений вдоль франко-германской границы, дуче собирался отмерить себе достаточное количество времени для того, чтобы итальянские вооруженные силы смогли подготовиться к боевым действиям. В своем военном планировании Муссолини был весьма осторожен – итальянской армии предстояло обороняться против французов в Альпах, а флоту – вести борьбу с англо-французскими эскадрами, не рискуя понапрасну кораблями. Дуче собирался наступать в африканских колониях и на Балканах – против Югославии и Греции. Следовало также увеличить запасы угля и других ресурсов и заблаговременно усилить итальянскую группировку в Восточной Африке, рискующую оказаться с началом войны отрезанной от метрополии.

После того как в апреле немцы добились новых военных успехов, оккупировав Данию и заняв почти всю Норвегию, итальянская пропаганда резко усилила свои нападки на англо-французов, но сам Муссолини все еще медлил, хотя и был вдохновлен неудачами союзных войск в Скандинавии.

Все изменилось после 10 мая 1940 года, когда начатое немцами наступление в считанные недели привело к разгрому бельгийской, голландской и доброй трети французской армий. Благодаря эвакуации из Дюнкерка британцам удалось спасти большую часть своих экспедиционных сил, но почти все тяжелое вооружение и другие военные припасы достались врагу. Потрясенные военными успехами Германии, пали правительства союзников: Чемберлен, заявивший накануне поражения в Норвегии, что «Гитлер опоздал на автобус», покинул свой пост, передав бремя власти Уинстону Черчиллю, а во Франции к руководству призвали «свежую кровь» – 80-летнего маршала Анри Петена.

Муссолини наблюдал за германским блицкригом со смесью неподдельного удивления и зависти: Гитлер выигрывал войну безо всякого участия Италии! Именно тогда дуче решил, что наступил поворотный момент, событие, которое «случается раз в тысячу лет», – если он хочет добиться своих целей, то откладывать больше нельзя.

В конце мая, после капитуляции Бельгии, Муссолини объявил своим маршалам, что итальянские вооруженные силы должны быть готовы атаковать союзников в течение десяти дней. Для начальника Генерального штаба Бадольо это стало неприятной неожиданностью – армия не успеет развернуть наступательную операцию против Франции к указанному сроку, заявил он, упомянув и о прискорбной нехватке обмундирования. Еще в 1939 г. во время частичной мобилизации обнаружилось, что войскам не хватает амуниции, в том числе и брюк. Привыкший к бравурным рапортам своих подчиненных диктатор был неприятно удивлен обнаружившимися недостатками. В 1940 г. положение с военными запасами обстояло не многим лучше прежнего, но теперь уверенный в скором завершении боевых действий Муссолини не слишком переживал о степени готовности своих войск: «кальсонами войны не выигрываются», сказал он маршалам, объявляя о своих намерениях. И все же, поддержанный маршалом Бальбо, начальник Генштаба сумел отсрочить вступление Италии в войну еще на пять дней, вызвав этим у нетерпеливого дуче приступ гнева.

В Италии энтузиазм диктатора разделяли далеко не все: наблюдавший за военными маневрами Виктор Эммануил язвительно спросил у собственного окружения: и с этими неуклюжими солдатами Муссолини собирается побеждать? Но впервые за последнее время объявление войны союзникам стало пользоваться определенной популярностью. Если в Германии непрерывные военные успехи воспринимались населением достаточно спокойно, то итальянцы, не слишком избалованные собственной военной историей, впали в эйфорию. В те дни очень многие поддались соблазну приобрести столь многое за столь малое, вступив в борьбу уже на завершающем этапе. Даже аполитичная Эдда, наслушавшись разговоров в светских гостиных, и та заявила отцу, что «вся Италия» желает объявления войны англо-французам. Чиано, как всегда точно уловивший момент для того, чтобы сказать вслух то, что его тесть хотел услышать, согласился с мнением своей супруги. Уговаривать Муссолини не пришлось – обращаясь к Бальбо на военном совещании, он сказал, что потребуется всего несколько тысяч убитых для того, «чтобы я мог восседать на мирной конференции как человек, который сражался». По мнению дуче, господство на Средиземном море стоило небольших потерь на войне, которая должна была завершиться не позднее сентября.

Гитлер приветствовал решение Муссолини, но военными планами своего союзника не впечатлился. Итальянские войска во Франции ему были не нужны, а вот наступление в Африке против англичан могло бы значительно ускорить конец войны, считал фюрер. Но переубедить итальянца ему не удалось – дуче горел желанием сразиться с французами. 10 июня 1940 года он выступил перед ревущей от восторга римской толпой. Эта была, пожалуй, самая важная речь в жизни Муссолини – она хорошо передает и ораторский стиль диктатора, и питаемые им надежды в тот момент, когда он отправлял итальянскую нацию на войну:

«Бойцы на земле, на море и в воздухе! Черные рубашки революции и легионов! Мужчины и женщины Италии, империи и королевства Албания! Слушайте!

Назначенный судьбой час пробил в небесах нашей родины. Это время бесповоротных решений.

Объявление войны уже передано послам Великобритании и Франции.

Мы начинаем борьбу против реакционных и плутократических демократий Запада, которые постоянно вставали у нас на пути, нередко угрожая самому существованию итальянского народа.

Недавние исторические события можно выразить словами: обещания, угрозы, шантаж и наконец вершина всего – позорная осада нас пятьюдесятью двумя государствами Лиги Наций. Наша совесть абсолютно спокойна. Вы показали всему миру: фашистская Италия сделала все возможное, чтобы избегнуть бури, опрокинувшей Европу. Но это не помогло. Можно было пересмотреть договоры, приспособив их к изменившимся условиям жизни народов, а не считать их вечно незыблемыми. Можно было отказаться от бессмысленной политики гарантий, пагубной в первую очередь для тех, кто с ней согласился. Можно было не отвергать предложение фюрера, сделанное 6 октября прошлого года по окончании польской кампании. Все это теперь уже в прошлом.

Нам хватит решимости встретить лицом к лицу опасности и лишения войны, которой требуют наша честь, наши интересы и наше будущее, потому что великий народ чтит свой священный долг и не боится серьезных испытаний, определяющих ход истории.

Мы вступаем в бой, чтобы разобраться с нашими границами на суше и на море. Мы хотим разрушить оковы территориального и военного порядка, которые душат нас в море, потому что сорока-пятимиллионный народ не может быть по-настоящему свободен, не имея свободного выхода к океану.

Эта суровая борьба – лишь логический этап на пути нашей революции. Это борьба многих трудящихся бедных народов против звериной жадности угнетателей, монополизировавших все богатства и все золото земли. Это борьба плодоносных молодых народов против народов бесплодных и угасающих. Это борьба двух веков и двух идей.