Муссолини и его время - Меркулов Роман Сергеевич. Страница 119

Последовавшая затем череда японских побед на Тихом океане и в Юго-Восточной Азии, казалось бы, оправдывала оптимистические прогнозы дуче. Действуя с ошеломительной быстротой, императорские ВМС наносили морским силам союзников поражение за поражением, а на суше солдаты микадо захватывали один город за другим. Вслед за Гонконгом в феврале 1942 года пал Сингапур, безуспешно обороняемый стотысячной группировкой войск Британской империи, а в марте японцы закончили завоевание Филиппин, захватив в плен еще сотню тысяч человек. К весне 1942 года союзники с тревогой ожидали японского вторжения в Индию, Австралию или даже на тихоокеанское побережье США.

Успехи «непобедимой Японии» стали для фашистских пропагандистов прекрасным подспорьем – за неимением собственных побед итальянцы радовались японским. К январю 1942 года фронт в Ливии замер почти на тех же позициях, с которых Роммель начинал свое контрнаступление в марте прошлого года, а в СССР солдаты итальянского экспедиционного корпуса вели тяжелые зимние бои с наступающей Красной армией. Итальянцам вновь пришлось просить о помощи – положение на их участке Восточного фронта удалось стабилизировать только благодаря немецким подкреплениям. Настроение солдат экспедиционного корпуса было весьма далеким от демонстрируемого газетами энтузиазма, о чем свидетельствовали слова оказавшегося в советском плену солдата дивизии «Торино»:

«Я ничего не понимаю в политике, но я решительно против войны, ничего она нам не принесла и не принесет. Пусть воюют немцы. Меня заставили пойти на войну, но ничего хорошего я в ней не вижу. Я не за Муссолини и не против него. Если без его падения война не может кончиться, пусть он падет, лишь бы прекратилась война. Разговоров о победе у нас почти не слышно. Раз мы нигде не побеждаем, как мы победим здесь?»

В СССР солдаты и фашистские милиционеры жаловались на непривычно холодный климат, отсутствие союзнической лояльности со стороны немецких «товарищей» и равнодушие собственных командиров, редко появлявшихся на передовой. Летнее обмундирование и скудное снабжение продовольствием довершали безрадостную картину боевого упадка в частях корпуса. Однако это не помешало Муссолини отправить в конце декабря генералу Мессе приветственную телеграмму, в которой диктатор выражал «удовлетворение по поводу последнего тяжелого удара, который великолепные войска CSIR нанесли большевикам». «Пусть всем будет известно, что нация гордится вами», – заявил дуче. Но в действительности к этому времени итальянцы были сыты по горло и войной, и связанными с ней трудностями. В стране получила распространение мрачноватая шутка, прекрасно иллюстрирующая отношение жителей Италии к происходящему: эту войну нужно заканчивать как можно быстрее, если потребуется – даже выиграв ее, говорили итальянцы. Однако число в «несколько тысяч убитых», столь опрометчиво заявленное дуче весной 1940 года, уже давно во много раз было превышено, а война и не думала заканчиваться. Новости из далекой России или бравурные сводки о японских победах воспринимались населением как события на Луне, с апатичным безразличием – итальянцев куда больше тревожили цены на черном рынке, инфляция и ставшая хронической нехватка продовольствия.

Фашистский режим, уже показавший свою неэффективность в подготовке боеспособных вооруженных сил, оказался бессилен разрешить экономические и социальные проблемы военного времени. Несмотря на десятилетия разглагольствований об автаркии, дуче вступил во Вторую мировую войну в полной убежденности, что она закончится за считанные месяцы, если не недели. Теперь же расплачиваться за столь фатальную ошибку в прогнозах приходилось не только итальянским военным, но и всей стране. В первую очередь недовольство вызывало плохое снабжение основными видами продовольственных товаров: фактически, итальянцы питались ненамного лучше оккупированных поляков.

В 1941 году Муссолини попытался разрешить продовольственный кризис, введя хлебные карточки и установив твердые цены на сельскохозяйственную продукцию. Но эти меры ситуацию коренным образом не исправили, напротив – привели к отрицательным последствиям. Крестьяне и крупные землевладельцы, обозленные тем, что их вынуждают продавать зерно за бесценок, ответили на действия правительства привычным для Италии способом – саботажем. В результате государственные закупки проваливались, в то время как в стране образовался гигантский черный рынок, в свою очередь стимулировавший инфляцию. Образовался замкнутый круг, еще больше ухудшавший положение. Попытка бороться с черным рынком при помощи устрашающих нормативных актов вроде закона о «Преступлениях против дисциплины потребления» провалилась. В то время как полиция арестовывала мелких «спекулянтов», в незаконных «торговых операциях» оказались замешаны многие высокопоставленные партийные чиновники, ничуть не беспокоившиеся о несовместимости «черной коммерции» с «фашистской этикой». Италию наводнили миллионы поддельных продуктовых карточек, что окончательно хоронило все надежды на эффективное государственное вмешательство в продовольственную проблему.

Еще большее недовольство вызывала инфляция – Муссолини напрасно надеялся поправить финансовое положение Италии за счет запасов французского и английского золота, с лета 1940 года лира обесценивалась с огромной скоростью, что влекло за собой неуклонный рост цен. Крайне скудный рацион питания, установленный правительством, довершал картину: улицы итальянских городов заполнились очередями из недовольных женщин. Популярности режиму и дуче это не добавляло.

К 1942 году лояльные прежде крестьяне и землевладельцы в значительной степени разочаровались в фашизме – дуче не только забирал на войну их сыновей, но и засунул руку в их карман. Особенно ярко недовольство проявлялось в южной части страны, все еще остававшейся по большей части аграрной, – там диктатор получил обидное прозвище «дыра Муссолини». Но и в городах дела обстояли не лучше. С самого начала войны Италия столкнулась с нехваткой угля – немецкая помощь была очень существенной, но все же недостаточной, а кроме того, не слишком распорядительная фашистская бюрократия не сумела использовать поставки из Германии наилучшим образом.

Постепенно Северную Италию начало охватывать забастовочное движение – рабочие, недовольные несоответствием между заработной платой и фактически установившимися ценами, отказывались подходить к станкам. Вместе с нехваткой сырья и топлива это приводило к снижению объемов промышленного производства как для военных, так и для гражданских нужд.

Растерянные власти постарались удовлетворить требования рабочих при помощи печатного станка, что спровоцировало еще больший рост инфляции и цен. Тем не менее особого выбора у правительства не было: первые же попытки использовать полицию или армию против забастовщиков показали, что на этот раз ситуация куда серьезнее, чем прежде. Часто озвучиваемые дуче надежды на то, что суровые военные испытания «закалят нацию», оправдались не более, чем остальные его «гениальные озарения» – спустя два года после вступления режима в войну даже сервильная итальянская печать не могла скрывать охватившего страну кризиса. Это «война Муссолини» – так говорили на улицах и в светских салонах.

Дуче казалось, что решение большинства возникших во время войны проблем лежит в плоскости морального, а не материального порядка. Разве в 1935 году нация не сплотилась в ответ на международные санкции? Муссолини никак не желал признавать, что фашистский режим еще никогда не оказывался в столь критическом положении, а потому реакция дуче была крайне неуклюжей. Вопреки здравому смыслу он заявлял, что карточная система будет существовать и после окончания войны – якобы ради того, чтобы богачи питались не лучше простых рабочих, а холодные ночи в неотапливаемых домах должны были, по мнению Муссолини, приучить горожан к трудностям военного времени – равно как и воздушные налеты вражеской авиации. Проблема с падением промышленного производства и забастовками тоже разрешалась «очень просто» – следовало положиться на поставки из Германии, а Италия в свою очередь могла бы поделиться с немцами «излишками рабочей силы». К 1942 году сотни тысяч итальянцев были «мобилизованы» и отправлены на заводы и фабрики Третьего рейха. Подобная практика обостряла недовольство режимом не меньше, чем война или тяжелая социально-экономическая ситуация.