Муссолини и его время - Меркулов Роман Сергеевич. Страница 134

Между тем вспышка гнева сменилась привычными для дуче пространными рассуждениями об Италии и текущей войне. Адмирал Маугери приводит слова Муссолини, много рассказывавшего о стратегических ошибках Гитлера, но говорил ли дуче все это на самом деле – неизвестно. Маугери, засевший за описание своей миссии в 1944 году, был сторонником итальянской монархии и антифашистом, а потому вполне мог «интерпретировать» слова свергнутого диктатора в нужном ключе.

Муссолини встретил на острове свое шестидесятилетие – единственной новостью из внешнего мира стала приветственная телеграмма рейхсмаршала Геринга, поздравившего дуче с юбилеем. Немногим позже ему вручили еще несколько писем – от жены и старшей дочери, но никакой иной информации о происходящих в мире событиях он не имел. Постепенно настроение дуче портилось все больше – он выглядел подавленным и безучастным. Впоследствии он напишет, что коротал дни за чтением «Жизни Иисуса» Джузеппе Риччиотти и, вспомнив молодость, занялся переводом «Варварских од» Джозуэ Кардуччи на немецкий язык. Одиночество дуче разделяли только сменявшие друг друга карабинеры и несколько местных рыбаков, ненадолго допущенных к пленнику.

Но хотя Муссолини и переносил положение пленника намного лучше Наполеона, изводившего на Святой Елене свое окружение и английскую охрану постоянными придирками и вспышками раздражительности, он явно держался из последних сил. Внутреннее напряжение спровоцировало новое обострение язвенной болезни, и охране пришлось прибегнуть к помощи врача с материка. К началу августа в Риме решили, что местонахождение Муссолини уже известно слишком многим, и дуче отправили на более удаленный от Италии остров Ла-Маддалена, расположенный у побережья Сардинии.

Там он провел весь август, но, несмотря на то что на этот раз власти сумели разместить своего пленника с большим комфортом, нежели прежде, его настроение ничуть не улучшилось. Заточение оставалось заточением, а будущее Муссолини представлялось ему самому совершенно неопределенным:

«Я оставался на Ла-Маддалене довольно долго, и одиночество переносилось тяжело. На острове находились только военные. Все гражданское население было эвакуировано после майского налета, который нанес самой базе тяжелейший ущерб, а два морских судна среднего тоннажа были потоплены. Это был странный налет, когда нападавшим были известны точные цели. Все еще виднелись остовы затонувших кораблей.

С балкона дома открывался вид на гавань, на ровные пики Галлурских гор, которые немного напоминали Доломитовые Альпы. Мне разрешили писать. Я делал ежедневные записи философского, литературного и политического характера, но мне не удалось сохранить этот дневник».

Вспоминал ли дуче в эти дни о тех, кто, обвиненный в антифашистской и антигосударственной деятельности, годами томился на таких же островах? Вряд ли. Муссолини всегда легко прощал себе любые ошибки. Зато дуче вновь ощутил тягу к политике и, получив возможность узнавать официальные новости по радио, жадно вслушивался в военные сводки. Он вновь стал разговорчивым и охотно выслушивал охранников, передававших ему имевшуюся у них информацию. Сопровождавший его на Ла-Маддалену адмирал Маугери отметил возросшую активность своего пленника – дуче явно перестал считать себя «политическим трупом».

Тем временем, поскольку переговоры с союзниками уже подходили к концу, а поиски дуче немцами становились все явственней, в Риме решили перевести Муссолини в другое место – на этот раз поближе к столице. Выбор пал на гостиницу «Кампо Императоре», построенную на одном из плато в горном массиве Гран-Сассо, к северо-востоку от Рима. 28 августа Муссолини на самолете покинул Ла-Маддалену, чтобы затем на санитарной машине в сопровождении карабинеров отправиться к фуникулеру, ведущему к гостинице. В своих воспоминаниях дуче не без удовольствия напоминает, что и прекрасные горные дороги, и фуникулер, и гостиница были построены в годы его правления. В то же время он с явным презрением описывает увиденные в пути сцены:

«Эскадрилья вражеских бомбардировщиков летела так высоко, что их едва было видно. Но то, что происходило во время воздушной тревоги, производило полное впечатление, что армия была на грани распада. Группы солдат в рубашках бежали с криками во всех направлениях, и толпа следовала их примеру. Жалкое зрелище! Когда дали отбой тревоги, машина вновь тронулась, но вблизи Л›Акуилы нам пришлось остановиться из-за небольшой неполадки с мотором».

Спустя несколько дней, проведенных в небольшой гостинице «Ла Виллетта», Муссолини и его спутники проделали километровый путь на фуникулере, чтобы подняться к «Кампо Императоре». Узнав, что гостиница расположена на высоте более чем 2000 метров, дуче не без гордости заметил, что это будет одна из самых высоких тюрем в мире. Но после того, как путешествие закончилось, для Муссолини опять началась череда похожих друг на друга дней жизни важного, но все же пленника. Флавия Иурато, занимавшая тогда в гостинице должность управляющей, вспоминала:

«…Его поселили в номер на втором этаже, апартаменты состояли из холла, гостиной, спальни и ванной комнаты. Номер был роскошно обставлен, а гостиная превращена в кабинет… Муссолини считал, что если он содержится в качестве пленника, то такой комфорт излишен. Он собственными руками скатал ковры, лежавшие на полу в кабинете».

Иурато писала, что свергнутый диктатор держался мужественно и не падал духом – легко общался с окружающими, а по вечерам охотно играл в карты в компании нескольких офицеров и сержантов. Все выглядело так, будто и Муссолини, и его охранники настроены на длительное и безмятежное пребывание в Гран-Сассо. Но шло время, и мысли дуче мрачнели:

«Все это начинало казаться подозрительным. Это напоминало хорошее обращение с человеком, приговоренным к смертной казни».

Его опасения подтвердились, когда после первых известий о десантных операциях союзников в Южной Италии он узнал о капитуляции Италии и о том, что союзники потребовали выдать им арестованного диктатора. Муссолини чрезвычайно разволновался и написал письмо командовавшему карабинерами лейтенанту Альберто Файоле, в котором обещал, что не дастся англичанам живым, и просил дать ему револьвер. Встревоженный Файола бросился в номер Муссолини, застав дуче с бритвой в руках. Лейтенант с трудом успокоил своего пленника обещанием ни в коем случае не отдавать его в руки врага:

«Убрав из моей комнаты все металлические или другие острые объекты (в частности, мои лезвия), лейтенант Файола повторил мне: «Я попал в плен в Тобруке, где меня тяжело ранили. Я был свидетелем жестокости англичан по отношению к итальянцам, и я никогда не передам итальянца в руки англичан». И он разрыдался».

Но что в действительности собирался делать командир назначенной Бадольо охраны? Иурато пишет, что лейтенант рассказал о приказе маршала Бадольо не оставлять дуче живым в случае попытки его освобождения немцами. Бравый карабинер похвалялся, что сумеет отбить любую атаку, и казался настроенным очень решительно. Однако, когда в тот же день парашютисты люфтваффе и эсэсовцы начали штурм «Кампо Императоре», решимость Файолы сражаться тут же испарилась. Немцы высадились на плато в два часа дня 12 сентября 1943 года, и к этому времени история розысков местонахождения Муссолини уже тянулась более месяца.

Еще на следующий день после смещения и ареста дуче Гитлер начал принимать меры к вызволению своего друга и союзника. Не слишком полагаясь на войска вермахта в Италии, фюрер втайне от своих генералов и дипломатов организовал поисковую группу, передав под командование австрийского эсэсовца Отто Скорцени профессиональных диверсантов, которые должны были найти и освободить Муссолини. Обнаружить ниточки, ведущие к месту содержания итальянского диктатора, было не так уж и сложно, но частые перемещения дуче и его охранников сделали свое дело, затянув поиски до начала сентября. Наконец, когда из Франции прибыли планеры, а к людям Скорцени присоединились солдаты немецкой воздушно-десантной дивизии, расположившейся в окрестностях Рима, операцию «Дуб» можно было начинать.