Служу Советскому Союзу 2 (СИ) - Высоцкий Василий. Страница 19

Мужчина вздрогнул, взглянул на меня полубезумными глазами, а после зажал рот и кинулся внутрь квартиры. Через несколько секунд из туалета послышались звуки рвоты.

На пороге появилась его жена. Она недоуменно посмотрела на меня, на дверь туалета.

— Не беспокойтесь, — сказал я. — С ним всё будет нормально. Только не позволяйте ему больше пить. И не держите дома ничего спиртного.

— Кто вы? — спросила она дрожащим голосом.

— Не важно, — отмахнулся я в ответ. — Просто запомните то, что я сказал. И ещё, он любит вас и ради вас готов на многое. Помните об этом и никогда не пилите его. Ах да… у вас соли не найдется?

Она также удивленно посмотрела на меня. Потом прошла в кухню и вынесла коробку соли. Я отсыпал себе горсть и вернул коробку обратно.

— Всего вам доброго, — попрощался и ушел в свою квартиру.

— Чего так долго? — встретил меня вопросом Зинчуков. — Соли не мог допроситься?

— Да так, поговорили по душам, — пожал я плечами. — Можно было просто поговорить и не надо было никакую милицию вызывать.

— А я и не вызывал, — хмыкнул Зинчуков. — Вот ещё… беспокоить органы по пустякам…

Я посмотрел на него, но в стальных глазах не нашел ни капли сожаления.

Вот как… Очередная проверка. Я ухмыльнулся в ответ. Думаю, что проверку прошел на отлично.

— Чего улыбаешься? Всё понял? Вот и я всё понял. Ты правильно сделал, Боря-Сеня, но тем самым подвел себя под узнавание. Через месяц-два тебя тут будут искать жены мужей-пьяниц, чтобы молодой волшебник и с их мужем провел сеанс терапии. Но сделал всё верно… Из двух зол выбрал меньшее. И эта забота показывает, что ты неравнодушен к окружению. А это здорово мотивирует.

— Мотивирует?

— Да, всё так… Вот когда придет гример Марина Ковалова, то присмотрись к ней. Только забота помогла ей выжить в послевоенные годы.

— Какая забота?

— Да вот такая… Она же из блокадного Ленинграда. Эвакуировали её оттуда, как освободили город. Она потеряла мать, бабушку, старшую сестру. Мелкая, худющая. Была похожа на худого гнома с большой головой на тонкой шее. Есть не хотела — дистрофия развилась в полной мере. Даже думали, что умрет. Много тогда похожих детей умерло…

Зинчуков вздохнул, помолчал, а потом продолжил:

— Так бы и померла, если бы их сторож не сделал из поленца куклу. Страшную, уродливую, но чем-то похожую на человека. Обернул «голову» куклы дерюжкой, нарисовал на полене рожицу, да и отдал Марине со словами: «Вот теперь это твой ребенок, Мариночка. Ты учи её кушать, улыбаться. Слабенькая она, даже не хнычет. Ты теперь мама её, так что заботься…»

Я молчал. Перед глазами вставала комната с худыми детьми в полуразрушенном доме.

— И она начала заботиться! Начала подкармливать куклу, начала показывать, как нужно есть, да и сама есть стала. Хлопотала о поленце, заботилась, нянькалась, спала с ней. И выжила. Выжила, потому что нельзя было ей умереть, потому что она мама и должна была заботиться о кукле, понимаешь?

Я проглотил ком в горле, кивнул в ответ.

— Вот так вот, Боря, как оно бывает, — сказал Зинчуков.

— Снова проверка?

— Нет, брат, это ты сам можешь у Марины спросить. Тут никакой проверки. Я привел этот пример к тому, что вижу, как ты беспокоишься про объект операции. Там всё будет нормально — какому-то русскому из низшей расы не дадут встречаться с дочерью фюрера. А как только начнут ставить препоны, так мы и выйдем потихоньку на всю цепочку.

— Я буду подсадной уткой, — вздохнул я в ответ.

— Нет, ты будешь подсадным орлом, — хохотнул Зинчуков, а потом посерьезнел. — Это только маленькая деталь из всего того, что планируется сделать против СССР. Поэтому надо учитывать все детали, Борис. Ведь против нашей страны никогда не заканчивалась война. Она лишь откладывалась на время.

— Не совсем понимаю, — ответил я. — Вроде бы сейчас только холодная война идет. И то, движется к потеплению...

— К потеплению, — вздохнул Зинчуков. — Знаешь, чтобы в одном месте потеплело, нужно, чтобы в другом месте кто-то стал холодным.

— Не совсем понимаю...

— А что тут понимать? Ты же новости читал? Так вот, чтобы Вьетнамская война начала подходить к концу, пришлось ускорить отправку на тот свет одного из бывших президентов Америки. Того самого, который настолько ненавидел "узкоглазых", что без раздумий шарахнул по ним атомными бомбами. Прикинь — по мирному населению? Лишь бы боялись.

— Вы про Трумэна говорите?

— Да, про этого гребаного масона, — покачал головой Зинчуков. — Пришлось ему устроить простуду с осложнениями... Пневмонию, проще говоря. Вот такой вот подарочек американцам на Рождество.

— Но как?

— Всего лишь не закрытое окно. Забывчивость сиделки, влажное белье, температура ниже нуля. Все эти факторы сыграли ради одной цели. И ведь не подкопаешься. Ничего умышленного — всё произошло нечаянно. Для официальной версии...

— И это...

— И это лишает препятствия на пути к подписанию мирного соглашения. Скоро у Никсона вторая инаугурация и на волне заключения мира он хочет набрать себе популярности. А Трумэн не давал этого делать. Его влияния хватало на то, чтобы заставить молодых политиков придерживаться стратегии войны. Пришлось поторопить масона...

— Помогут ли эти соглашения? — вздохнул я, вспомнив о соглашениях с участием Америки в своем времени.

— Помогут, не помогут — это уже шаг к тому, чтобы признать поражение. А дальше пойдет по накатанной.

Глава 16

— Выходим, не толпимся, сдаем бельё и стаканы! — послышался бодрый голос штурмана.

В ответ послышался хохот. Похоже, что эта шутка летчиков, пародирующая проводников из поезда, была дежурной и всегда находила благодарных слушателей.

Мы приземлились...

В той республике, где создавались вестерны про завоевание Америки, а югославский актер Гойко Митич был самым индеистым индейцем Чингачгуком изо всех мною виденных в последствии. И если шел по телевизору фильм про индейцев, то на улице сразу пустело. А потом появлялись луки, копья, поцарапанные руки.

В той республике, которая являлась сердцем холодной войны...

До этого был день с инструктором, день с гримершей и день с Зинчуковым. Всё это время я находился в состоянии открытых ушей, полного внимания и концентрации. От Зинчукова я получил последние важные инструкции, чтобы мог себя нормально вести в демократической республике.

Пароли, явки, обращения. Самый минимум, чтобы при раскрытии не мог выдать очень многих. А так… пара адресов, в которые я мог пойти в самом крайнем случае. Но и то эти люди могли отвертеться. Их репутация была безупречной, а то, что показывает какой-то солдат… Да нет, он просто ошибся… Он пытается замести следы и лепит всё подряд.

Что я научился делать за целый день консультации с конструктором? Мы с ним вместе рано утром выехали в аэропорт Дубровицы, он же Кузнечики. В моё время на его месте раскинулся жилой комплекс, а вот пятьдесят лет назад тут ещё бороздили бетонные дорожки колеса самолетов. Тут же стоял две недели на ремонте СУ-7Б. Сдается мне, что его специально ради меня и пригнали...

А может просто совпадение. Слишком уж много чести для одного мальчишки. Пусть даже и такого важного, как я. Всё-таки для Зинчукова и Вягилева я был всего лишь пацаном, талантливым, упертым, хорошо умеющим драться, но пацаном.

Я научился проводить замену колес; замену тормозов; замену аварийно-спасательного оборудования; замену системы внутреннего и внешнего освещения, ламп накаливания и люминесцентных ламп; замену щеток стеклоочистителей ветровых стёкол; закрытие обтекателей и смотровых панелей быстрого доступа; замену компонентов туалетной системы, кроме образующих наддуваемый объём фюзеляжа; несложный ремонт и замену дверец верхних отсеков для хранения и оснащения салона; замену разрядников статического электричества; замену основных, аварийных батарей и батарей вспомогательных силовых установок воздушных судов; замену компонентов полетной радио музыкальной системы, кроме системы громкой связи; повседневную смазку и заправку всех систем жидкостями и газами.