Черный день. Книги 1-8 (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич. Страница 124

Она дернула сильнее. Бесполезно, не сдвинуть и на сантиметр. Закрыта на засов.

Внезапно остатки сна схлынули, и она вспомнила, увидела так ясно, будто все случилось минуту назад. Плохой человек поймал ее, загнал в угол. Она не знала, сколько дней назад стала его пленницей, время здесь можно было узнавать только по внутренним часам, а те безбожно врали. И даже ударам сердца нельзя было верить — пульс скакал и сбивался с ритма.

Но времени прошло много. И до сих пор она не могла взять в толк, чего он добивается. Вначале думала, что он видит в ней мясо… но дни проходили, а она была жива. Должна быть другая причина держать ее при себе.

От него можно было ожидать чего угодно, и именно это пугало ее, хотя напугать человека, пережившего то, что случилось с ней, было непросто. Побывав на дне черного колодца, она перестала бояться смерти, поняв, что смерти нет — есть долгий путь через миры и пространства. Существуют вещи гораздо страшнее, и все они здесь, на земле. Совсем рядом.

С момента своего заточения она не видела его ни разу. Он приходил только, когда она спала. Он мог сделать с ней все, что угодно, но вместо этого, наверное, просто смотрел. Значит, и другие объяснения не годились.

По «утрам», просыпаясь от гулкого удара по трубе снаружи чем-то металлическим, она находила в углу пакет чипсов, хлебную корку, половину шоколадки и двухлитровую бутылку воды — еще теплой, растопленной изо льда и, видимо, кипяченой. Он отдавал ей остатки человеческой пищи, а сам питался тем, о чем не хотелось думать. Он мог отравить ее, подсыпав в воду какой-нибудь дряни из медпункта. Но она достаточно хорошо знала его и понимала, что он не станет. Она нужна ему живая и в сознании.

Однажды она попыталась бороться со сном, не спать всю «ночь». План побега был безумным и наивным: броситься на него, когда он склонится к ней или повернется спиной. Причем просто оттолкнуть его и кинуться к выходу нельзя. Нужно было убить или обездвижить, иначе в тоннеле он догонит ее в два счета.

Но в ту «ночь» дверь отворилась лишь на секунду и тут же захлопнулась. Как ни пыталась она притвориться спящей, он ее раскусил. Он не боялся ее, скорее просто решил наказать за своеволие. Ушел и оставил без еды, словно Санта-Клаус, который дарит подарки только детям, которые вовремя ложатся спать.

Это случилось не меньше пяти дней назад, и с тех пор он приходил регулярно. До сегодняшнего дня. Судя по спазмам в желудке, сутки уже прошли. Конечно, те крохи, которые он ей приносил, только притупляли голод, но теперь не было и их — лишь остатки вчерашнего приношения.

Она снова погрузилась в сон. Но долго поспать не удалось — разбудила режущая боль в желудке и правом боку. Она приподняла потяжелевшие веки. В углу по-прежнему было пусто.

Что же это… Оставил умирать? Или хочет помучить ожиданием, наказать? Оба варианта укладывались в его нечеловеческую логику.

Она протянула руку, нащупала в углу углубление в неровном полу, присыпанное пылью и сором. Ее пальцы сжали холодный металл — она достала из ямки двадцатисантиметровый железный костыль. Либо он не нашел эту железяку, обыскивая комнату, либо не придал значения. А может, оставил специально, чтоб соблазнить ее ложной надеждой. Он забрал у нее все, с помощью чего можно было уйти из жизни. Но даже если броситься грудью на эту штуку, только поломаешь ребра.

В тот же день она начала терзать дверь с упорством одержимой — к счастью, та не была обшита металлом, — хоть и знала, что, даже если выберется из сбойки, вряд ли избежит встречи с ним, не говоря уж о том, чтобы выбраться на поверхность. Доски сопротивлялись ее попыткам, хоть и разбухли от влаги… а влага успела замерзнуть. Слетала незаметная глазу стружка, но сосновая древесина поддавалась по миллиметру. Когда инструмент выскользнул из ослабевших пальцев, она сделала перерыв, выпила воды, съела горсть чипсов. Позволила себе передохнуть минут пять и снова принялась за работу. Через два часа голова у нее кружилась, но выбоину на двери было почти не разглядеть. Она поняла, что с ее женскими силами на это потребуется неделя каторжного труда. Даже если бы хватило сил, где взять столько терпения? Руки опустились. Легче было ждать и надеяться, что когда-нибудь он склонится над ней, и она вобьет эту штуку ему в висок. Если доберется до него.

Она подошла к двери.

— Куда ты пропал, скотина? — Эхо трижды повторило за ней. — Я есть хочу, ублюдок! Это ты можешь жрать покойников, а я хочу нормальной еды… Где ты?

Она ударила дверь, отбив себе руку. В отчаянии рванула ее на себя, повиснув всем телом. И чуть не упала, когда та распахнулась с негромким скрипом. Из темного проема потянуло могильным холодом. Не помня себя от радости, она остановилась на пороге. Не давала волю надежде. Потом осторожно, стараясь не шуметь, снова прикрыла дверь. Рано радоваться, он может ждать снаружи, чтобы схватить ее в тот момент, когда она поверит, что вырвалась. У него хватит на это воображения.

Чушь. Он человек, а не демон. Если бы он караулил ее полдня в сыром тоннеле, то умер бы от воспаления легких. Нет, он сидит в теплой подсобке на станции и доедает свою отбивную с кровью. Знает, ублюдок, что ей придется пройти мимо, к выходу. Единственному выходу.

Она снова потянула за ручку, и на этот раз дверь открылась легко, будто приглашая продолжить путешествие. В лицо пахнуло ледяной сыростью, в нос ударил тяжелый, густой запах плесени. Это на материальном плане. На тонких уровнях гамма дополнялась запахами страха, боли и звериной злобы, которые не скоро выветрятся из этих коридоров.

Она смотрела на лед в тоннеле так, будто видела впервые в жизни. С потолка спускались ледяные сталактиты, иней блестел на трубах и кабель-трассах. Так, кажется, эти толстенные провода назвал Машинист.

Лед выдержал ее вес, даже не прогнулся. До станции было не больше ста метров, она хорошо помнила. Теперь этот путь дался ей куда легче, чем тогда, когда он вел ее в каморку.

Направо… В другой стороне тупик; сплошной завал, который намертво закупорил перегон «Золотая Нива» — «Доватора».

Неизвестно, на сколько хватит сил, но надо успеть.

Она привыкла обходиться без света. Здесь, в тоннеле, это было нетрудно — надо всего лишь двигаться вдоль стены, касаясь рукой зернистого бетона. Она неплохо научилась ориентироваться в пространстве вслепую. Полтора месяца во мраке не прошли даром.

Костыль она захватила с собой. Заставить человека заплатить за то, что не дал ей уйти. Может, его височная кость окажется мягче, чем дерево.

Она вспоминала.

…Щель была узкой, как крысиная нора. Она едва могла повернуть голову, холодный камень царапал лоб и уши.

Чудовищная сила близкого взрыва заставила твердые породы «поплыть», как зыбучий песок, и бетонированный короб аварийного выхода смялся, как картонный, превратился в узкую щель.

Она долго колебалась, прежде чем поставить ногу на первый уступ. Изломанные плиты нависали, грозя раздавить человеческое существо, как таракана. Пересилив себя, она начала подниматься. Стенки были почти отвесными, но вверху, насколько хватало глаз, в них было много выщербин, куда можно поставить ногу.

Она наполовину скрылась в темной дыре и хотела двигаться дальше, когда цепкие руки стиснули ее щиколотки. Прикосновение холодных пальцев к голой коже заставило вздрогнуть и вскрикнуть. Голос внизу, такой спокойный и ровный, нараспев произнес:

— Нет, дорогая, так не пойдет.

— Отпусти… Я пролезу.

— А я нет. Поэтому и ты остаешься. Все равно наверху не лучше.

— Хочешь, чтоб я тут с тобой?..

Человек не ответил. Просто схватил за ноги и потянул к себе, не обращая внимания на крики. Даже не заметил, что она рассекла руку об острую арматуру.

Наверно, на его лице в этот момент была грустная улыбка.

Потом она убежала в тоннель. Но другого выхода из лабиринта не было, и он это знал. Остался там, караулить как пес, уверенный, что рано или поздно она выйдет.