Камень, жнец и мандрагора (СИ) - Серина Гэлбрэйт. Страница 23

— Не понимаю, о чём ты.

— Болтают, что якобы есть парочка видов, коим не вредит прикосновение вашей братии. Сколь погляжу, не врут слухи-то…

И тут я тоже сообразила. Как Алессандро смог драться с кем-то — и этот кто-то горгульей вряд ли был, — и при том не ощущать отката от каждого удара? И ладно энергетические плети, но ведь мужчины и кулаки в ход пускали…

Я повнимательнее присмотрелась сначала к одному, затем к другому. Оба помяты, пропылились и чуть-чуть запыхались, но видимых повреждений нет, ни ссадин, ни намёка на будущие синяки. Даже одежда не порвана.

Чудеса, не иначе.

А потом вспомнилось появление Оливера и следом само собой всплыло вчерашнее странное поведение Алессандро. Кажется, вот она, причина внезапного щупанья стен.

— Не врут, — подтвердил жнец нарочито ровным тоном.

— А ещё слушок пошёл, будто ваша мертвецкая компашка выяснила-таки местоположение последнего потерянного камушка из ожерелья богини, — сообщил Оливер, понизив голос. — Интересное же совпадение, что камушек предположительно находится среди тех, кто не будет шипеть и браниться от вашего случайного прикосновения…

Аж любопытно стало, в каких-таких местах подобные слухи гуляют? Явно не там, где обычно доводилось бывать мне.

— Не всякой сплетне стоит верить, — лицо Алессандро непроницаемо как каменные стены вокруг.

— Я и не верил. Однако, как говаривали в наше с тобой время, — доверяй, но проверяй.

— Проверяешь, значит?

— Никогда прежде не бывал в Скарро. Представляешь, столько веков уже и ни разу не случалось заглянуть в легендарный город горгулий, а тут вдруг такая возможность подвернулась… как не воспользоваться? — Оливер заговорщицки мне подмигнул. — Только зашёл на огонёк, а тут ты и самый драгоценный камень во всём Скарро. Я и не удержался, дай, думаю, подойду поближе, спрошу, как имя этого сверкающего бриллианта, может, удача и мне улыбнётся…

— Арена в той стороне, — неопределённо указал Алессандро.

— Какая арена? — слегка растерялся Оливер.

— Одна из главных достопримечательностей Скарро. Если желаешь её осмотреть, то поспеши, пока горгульи не начали туда стекаться в преддверии праздничного вечера, — вокруг моей талии обвилась рука, и Алессандро повернулся, увлекая меня в неизвестность через болотистую зелень изнанки.

Шаг-другой, и мы стоим на верхней площадке одной из башен, между которыми тянулись рыжевато-зеленоватые отрезы крепостной стены. К счастью, на самой площадке никого и в знойном воздухе под безбрежным небом тоже. Я пару минут напряжённо смотрела по сторонам, ожидая неминуемого явления стражей, но, похоже, крепостная стена охранялась не так хорошо, как арена. Или стражу перебросили в центр города, предполагая, что в дни праздника никто точно не будет штурмовать стены Скарро. Да и кому в наше время нужен невесть где затерянный оплот каменного народа?

Отпустив меня, Алессандро обошёл площадку по периметру, оглядел открывающийся вид на город, затем сосредоточил внимание на пейзаже с внешней стороны стены. Смотреть толком не на что: внизу каменный ров, казавшийся огромной тёмной трещиной, змеящейся вдоль крепостной стены. Немного дальше начиналась площадка с валунами для перемещений, ещё дальше плато уходило под уклон в зыбкий, чуть подрагивающий воздух. Убедившись, что охрана не свалится на нас вот прямо сейчас, я приблизилась к зубчатому парапету, покосилась на хмурого жнеца.

— Вы знакомы? — решилась спросить.

— Кто и с кем? — отозвался Алессандро так, словно не догадывался, о чём, вернее, о ком может пойти речь.

— Ты и… этот Оливер Мэнникс.

— Можно и так сказать.

— Он не человек?

— Давно уже не человек.

— Он… жнец? — ткнула я пальцем в небо. А всё потому, что Алессандро коротко, сухо отвечал на мои вопросы и тут же умолкал, с повышенным вниманием вглядываясь в пыльную даль. Причём, уверена, ничего-то особенного он там не видел, просто ему надо смотреть хоть куда-то.

— Нет.

— А кто?

— Паразит.

Исчерпывающе.

— Это из-за него ты вчера стены на улице щупать полез?

— Да.

— И когда вы дрались, я не заметила, чтобы твои удары порождали у тебя эмпатический откат.

— Потому что человеком он был очень давно… примерно тогда же, когда и я.

— А потом он умер? — предположила я.

— Умер, — Алессандро помолчал и вдруг продолжил прежде, чем я выбрала следующий наводящий вопрос: — Наше прикосновение не причиняет боли тем, над кем Смерть более не властна.

— Разве не все мы смертны?

— Да — люди, нелюди, звери, птицы, каждое живое существо. Даже жнецами становятся только после своей гибели. Но порой случаются… казусы. Или парадоксы. Иногда тот, чей час настал, не хочет уходить. Его держат какие-то дела, неисполнившиеся желания или сильные эмоции, испытанные непосредственно перед кончиной. Именно они и становятся его якорем, он цепляется за них с упорством куда большим, нежели было при жизни, отказываясь идти по ожидающему его пути. Для многих смерть становится потрясением, и дела прошлого для них превращаются в идею-фикс, то, что должно быть обязательно исполнено. Худший вариант — привязка к живому существу, но и связь с каким-либо местом или предметом не лучше.

— Поэтому в замках и домах, особенно старых, и появляются призраки?

Алессандро кивнул.

— Они не способны покинуть место, ставшее их якорем, и неприкаянными беспокойниками бродят по нему десятилетиями и веками. Даже если дом, где обитают привидения, снесут, они всё равно никуда не денутся, они останутся на том же месте или обоснуются в здании, что построят вместо снесённого. Впрочем, иногда якорем выступает некий предмет, имевший свою, личную ценность для умершего, или связанный непосредственно с его кончиной. Если предмет обычный, то суть его становится схожа с якорями-местами.

— А если… магический? — что-то не нравится мне, к чему жнец клонит.

— Он может измениться под влиянием призрака. И призрак может измениться, переродиться в духа, более опасного, чем простое привидение. Задача жнеца — не позволить образоваться любого рода связи с физическим миром и благополучно проводить умершего за грань, несмотря, что успело или не успело произойти в его жизни. Однако если связь всё же установилась, то забрать умершего уже невозможно. По крайней мере, это не в нашей власти. Связь будет веками держать его среди живых… пока не повезёт встретить достаточно квалифицированного некроманта, который сможет разорвать эти цепи и отправить духа за грань.

— Но призраки, духи всё-таки нематериальны, чего нельзя сказать об этом… Оливере, — напомнила я осторожно.

— Одна из причин, по которым в моё время некромантия была под запретом, а практикующих её преследовали и сжигали, заключалась в желании отдельных людей обрести бессмертие с её помощью, — Алессандро облокотился о парапет, по-прежнему глядя в зыбкую даль. — Ещё раньше некромантия была всего лишь разновидностью предсказаний, но постепенно к ней присоединили беседы с духами и их изгнание, а после и поднятие и упокоение умертвий. Искатели долго перебирали разные способы получения вечной жизни, пока однажды кто-то не решил, что истинное бессмертие возможно обрести только через смерть. И адепты этой идеи обратили свой взор на некромантию. Если умершему можно вернуть подобие прижизненного существования, то отчего бы не попробовать вернуть и саму жизнь во всей её полноте? Проводились опыты… много опытов, о которых, к счастью, сохранилось мало сколько-нибудь пригодных записей.

Ну а в наше время давно уже доказано, что любая жизнь имеет свой срок, все неизбежно умирают, кто-то раньше, кто-то позже, и обессмертиться по-настоящему невозможно, точно так же, как ни один алхимик не превратит ржавый кусок железа в золотой слиток высшей пробы. У магии свои законы, она не способна сотворить всё из ничего и изменить суть предмета кардинально, без каких-либо предпосылок. Но в те века о таких вещах, кажущихся ныне понятными и очевидными, не особо задумывались.