Страшные сказки Бретани (СИ) - Елисеева Елена. Страница 61

— Я никоим образом не хотела помешать вашим трудам, — заявила Эжени. — Сегодня мы с Леоном снова попытаемся расспросить деревенских жителей о призраке, а также осмотрим дубовую рощу, где нам явилась Дева в белом.

— Я прошу вас быть осторожнее, — он слегка побледнел. — Похоже, что наше привидение куда более неуловимо и непредсказуемо, чем вы думали вначале, а значит, и намного опаснее.

— Всенепременно, — пообещала она и, чтобы хоть чуть-чуть успокоить Луи, решила сменить тему. — Вижу, вы взяли с собой Жакоба, чтобы было не так скучно заниматься подсчётами?

— Эта птица теперь единственное, что скрашивает мои долгие одинокие вечера, — вздохнул де Матиньи, и Эжени на мгновение испытала острый укол жалости. Находясь в лёгком замешательстве и не зная, что сказать дальше, она подошла к клетке и рассеянно провела пальцем по прутьям. Попугай оживился, защёлкал клювом, потом распустил хохолок и неожиданно изрёк голосом, очень похожим на голос Луи де Матиньи:

— Дур-р-р-а! Я же говор-р-р-рил тебе!

— Жакоб! — Луи, вспыхнув, вскочил с места, подхватил большой красный шёлковый платок и поспешно набросил его на клетку. — Простите, Эжени, я совершено не представляю, что на него нашло. Иногда эта глупая птица начинает ругаться на всех подряд, но она ведь не понимает, что говорит, так что не стоит судить её слишком строго.

— Я вовсе не сужу его, — смиренно заверила Эжени, лихорадочно размышляя, на кого мог так грозно ругаться обычно спокойный и робкий Луи де Матиньи. На Марту? Но служанка говорила, что хозяин добр к ней, да и остальные слуги упоминали его мягкий и незлобивый нрав. Конечно, он мог однажды сорваться в гневе: Марта уже и думать забыла про тот случай, Луи тоже, а попугай запомнил и повторил. И всё же резкий крик Жакоба заставил Эжени насторожиться. Попрощавшись с красным, как варёный рак, и очень недовольным Луи де Матиньи, она бросилась на улицу, где её уже ожидал Леон.

Путь до деревни занял немного времени — Эжени едва успела рассказать о странной выходке попугая, пока копыта Ланселота и вороной кобылицы глухо стучали по земле и влажно чавкали, погружаясь в глубокую чёрную грязь. Леон не воспринял её слова всерьёз: он усмехнулся и заметил, что нет нужды учить Жакоба ругательствам — он прекрасно учится сам. В ответ на осторожное замечание Эжени, что Луи, скорее всего, ругал при попугае какую-то женщину, бывший капитан сказал, что этой женщиной могла быть Марта или какая-то другая служанка, бывшая в замке до неё.

— Или вы думаете, что де Матиньи в пух и прах разругался с какой-то женщиной, потом в гневе убил её, и теперь её призрак бродит по замку, а попугай оказался свидетелем убийства и невольно раскрыл нам свою тайну? — спросил Леон, не скрывая иронии. — Тогда нам следует попрощаться с бедным Жакобом, ведь хозяин наверняка свернёт ему шею, чтобы тот больше ничего не разболтал.

— Вообще-то это была ваша идея насчёт того, что Луи может оказаться убийцей, а Дева в белом — жертвой, которая преследует его, — сухо ответила Эжени.

— Верно, но я передумал после ваших слов о том, что привидение, похоже, не хочет причинить ему никакого вреда. И ещё… — Леон ненадолго замолчал, вид у него при этом был смущённый. — А если я ошибся? Может, это Марта, а не Жакоб, подбросила вам в постель мышей? Но вы ничего не сказали о мышах де Матиньи, и он ругал Марту за то, что она, по его мнению, не выполнила приказ?

— Такое тоже может быть, — Эжени погрустнела и опустила голову. — Тогда Луи гораздо более неприятный человек, чем мне представлялось.

Над деревенькой раскинулось серое низкое мартовское небо, воздух был свеж, волосы и плащи всадников и гривы лошадей трепал холодный ветер. Хромоножка Жанет, судя по всему, была хорошо известна жителям деревни, — первый же встреченный крестьянин объяснил, где она живёт, при этом как-то странно осклабившись и подмигнув Леону. Нужная им особа жила на отшибе, в маленьком и покосившемся домике. На стук долго никто не открывал, но Эжени и её спутник терпеливо ждали, памятуя о недуге Жанет. Наконец дверь со скрипом отворилась, и на пороге предстала молодая, не старше тридцати лет, стройная женщина. Лицо её обладало приятными, хоть и мелковатыми чертами, серо-голубые глаза смотрели настороженно, но истинной гордостью Жанет были волосы — густые, невероятного золотисто-медового цвета, они были заплетены в тяжёлую косу, спадавшую из-под чепца и доходившую до пояса.

Узнав, кто такие её гости и зачем они пожаловали в здешние края, Жанет расцвела улыбкой и, кланяясь едва ли не до земли, проводила их в дом. Хромота, давшая ей прозвище, была почти незаметна: Жанет двигалась невесомой скользящей походкой, и лишь при очень внимательном взгляде можно было заметить, что она слегка наклоняется вправо, а левую ногу подволакивает.

— Как это тебя угораздило? — Леон кивнул на её ногу. — Или это у тебя с рождения?

— Если бы! — вздохнула Жанет, с явным облегчением опускаясь на стул. — Нет, сударь, девочкой я порхала, как птичка, а в беге ни один мальчишка не мог меня обогнать. Но когда мне было десять лет, мы сдуру затеяли играть возле оврага — того, что за дубовой рощей. Он огромный, сударь, обойти его — полдня будешь идти, так что надо или спускаться вниз, или переходить по мосту. А моста-то нет, так что наши мужики то доску какую перекинут, то дерево срубленное положат. Вот мы с мальчишками баловались, бегали по этой доске через овраг — кто быстрее пробежит. А она подо мной возьми да и подломись…

Жанет зажмурилась, заново переживая те ужасные мгновения: впрочем, судя по уверенности, с которой она говорила, её жалостливая история открывалась любопытным слушателям далеко не в первый раз, и все слова, вздохи и зажмуривания были хорошо отрепетированы.

— Полетела я в овраг и сломала ногу, — печально закончила Жанет. — Она так и не срослась, как надо, и прозвали меня с тех пор Хромоножкой. Что ж, ладно хоть шею не свернула, и на том спасибо. Господь уберёг, — она возвела глаза к небу и перекрестилась.

— Какая грустная история, — Эжени вздохнула и чуть подалась вперёд, быстро брошенным взглядом давая понять Леону, что сейчас не надо вмешиваться в их разговор. — Ты, значит, выросла в этих краях?

— Точно так, сударыня, — подтвердила Жанет.

— И знаешь господина Луи де Матиньи?

— Кто ж его не знает! Он в наших землях всем заправляет.

— Ты наверняка слышала о привидении, которое завелось в замке, — осторожно продолжала Эжени. — Дева в белом, так её называют.

— Слышала, — глаза Жанет стали ещё более настороженными.

— А ты сама веришь в призраков?

— Как же в них не верить, когда тут такие вещи творятся? — она быстрым взглядом обвела комнату. — Все вокруг только и твердят о Деве в белом. Тут и не захочешь, а поверишь. Видать, дело серьёзное, раз господи Луи вас позвал на помощь.

— Скажи, не знаешь ли ты, кому мог бы принадлежать этот призрак? Видишь ли, Дева в белом прячет своё лицо под покрывалом и ничего не говорит, только плачет и стонет, и мы никак не можем понять, кто она и чего хочет. Если бы мы это узнали, то помогли бы ей упокоиться с миром, и в ваших краях снова стало бы поспокойнее, — Эжени воззрилась на Жанет едва ли не умоляюще, но та испуганно затрясла головой.

— Боже, сударыня, мне-то откуда знать? Я целыми днями дома сижу, бывает, по нескольку дней людей не вижу, новостей не знаю. Вам бы старосту спросить или кумушек местных, что посудачить любят — они-то всё знают…

— Может, какая-нибудь девушка пропала без вести или внезапно умерла? Не недавно, так несколько лет назад? — попыталась уточнить Эжени, но её собеседница снова затрясла головой, на этот раз более решительно.

— Могу поклясться, что ничего такого не знаю, сударыня.

— А что у вас было с Луи де Матиньи? — Леон, несмотря на предостережение Эжени, вмешался в разговор, и девушка бросила на него сердитый взгляд, но он его будто не заметил. — Ты служила у него в замке?

— Что вы, сударь, кто же хромую в служанки возьмёт? — та всплеснула руками. — Там же бегаешь целый день, крутишься, как белка в колесе, и присесть-то некогда…