День рождения (сборник) - Марголина Ольга. Страница 28

Я и не жалела, щи были отменные. Только иногда Колобов срывался с «катушек», впадал в запой и отключался на неделю. В такие периоды начальство грозило уволить заслуженного ветерана:

— Ты же, Владимир Павлович, плохо влияешь на молодежь, как не стыдно!

— Стыдно. Не боись, скоро кончу, — отвечал ветеран, но через некоторое время вновь «разлагал молодежь». Так и жил.

— А я хочу вспомнить другую черту нашей уважаемой гостьи. Мне доводилось несколько раз сидеть с ней на совещаниях у Брызгалова. Вы же знаете нашего грозного и довольно беспардонного директора. Он не взирает, кто перед ним — работяга или ученая дама, режет правду-матку прямо в глаза. И на высоких совещаниях он говорит, что думает, даже если не прав, кричит на всех. Словом, не вам мне рассказывать. Я помню, как еще в первые годы наши фильтрационные ученые женщины — сначала Ольга Николаевна, а потом уже одна Ольга Гедальевна — отдувались за проделанную работу и высказывали предположения о развитии неблагоприятных процессов в основании плотины. Однажды Брызгалов, не дослушав, рявкнул: «Да что вы можете понять, приезжая несколько раз в году? Мы тут все время следим и знаем не меньше». Она ему так спокойно и решительно пояснила свое мнение на цифрах и графиках. Директор притих, помолчал, потом добавил: «Может, вы и правы».

Гедальевна, вы как Матросов, бросились тогда на амбразуру, я запомнила этот случай. Пьем за бесстрашных женщин!

Этот спич произнесла яркая, полная, красивая Лариса Сергеевна Пермякова. Она, как и Татьяна, тоже была лидером, возглавляла группу наблюдений за напряжениями бетона плотины, анализировала результаты, писала отчеты, делала серьезные доклады и спорила с мэтрами науки. Говорила она четко и грамотно, писала ясно, короткими фразами. Ее оценка была мне особенно приятна.

— Спасибо, Ларисочка, а я, когда слышу ваш голос на совещаниях или профсоюзных собраниях, где вы председательствуете, сравниваю вас с железной леди Маргарет Тэтчер. Но я хочу напомнить девушкам ваши не менее героические поступки, которые наблюдала зимой. Да вы знаете, о чем я говорю. Пьем за всех героических женщин!

Дело в том, что полная Лариса всю сознательную жизнь борется с лишним весом и следует новомодным методикам. Прошлой зимой как-то вечером я подошла к ее дому. Пока пять минут ждала, замерзла, хотя была в шубе. Температура воздуха не поднималась в те дни выше -20 °C. Из парадной выбежала в шубке Лариса, в руке она несла ведро с водой. Быстро скинув шубку и сапожки, она сделала пробежку туда-сюда в купальнике, схватила ведро и вылила на себя, чуть ойкнув. Мой крик был продолжительнее, я просто обалдела от ее действий. Лариса растерлась полотенцем, накинула шубку и, кивнув мне головой, скрылась в парадном. Такую манипуляцию она совершала ежедневно. После чего следовал легкий ужин с раздельным поглощением крупы, овощей и чего-то такого же малокалорийного. В результате — блеск в глазах, постройнение фигуры, улучшение настроения и, главное, окружность бедер почти как у Клаудии Шиффер. «Я живу по Иванову». Ай да Лариса Сергеевна!

— Случая на совещании у директора не помню, хотя вашего Брызгалова всегда опасалась, он и правда не дипломат.

Худощавый среднего роста без особых примет мужчина имел обманчиво спокойную внешность, за которой скрывался характер льва. Его многие боялись, и подчиненные, и неподчиненные, боялись острого, злого языка. Однажды на заседании комиссии Минэнерго по обследованию гидросооружений один из членов в мягкой форме спросил мнение директора по какому-то пункту. Директор, не дослушав, рявкнул:

— Не буду выполнять вашу идиотскую рекомендацию! Не понимаете, и нечего советовать!

Хлопнул кулаком по столу, злобно глянул на присутствующих и вышел. Члены комиссии сидели как оплеванные, не знали, что сказать. Потом кто-то из его приближенных тихо заметил:

— Не обращайте внимания, с Валентин Ивановичем такое бывает.

— Девчата, вы ведь не будете возражать, что совсем другое дело — мой любимый мужчина Александр Иванович. С ним всегда приятно обсудить любую проблему.

Тут уж вскочила непререкаемая тамада всех застолий, Татьяна.

— Что это мы все о нас да о нас! Предлагаю перейти к тостам за любимых мужчин. Уважаемая Гедальевна! Мы в курсе вашей платонической любви к главному инженеру проекта. А может, не только платонической, признавайтесь! И квартиры у вас в одном подъезде… На чай ходите друг к другу…

Улиц в Черемушках не было, дома стояли в непонятном мне порядке и имели номера. Гостиничные квартиры дирекции ГЭС, например, находились в доме № 10, Татьяна Балашкина жила в соседнем доме № 11. Я, если позволяла работа и погода, т. е. если светило солнце, независимо от времени года предпочитала прогуливаться по парку. Он начинался сразу за домом № 10 и шел вдоль Енисея до конца поселка, т. е. до железнодорожного моста, за которым уже и до плотины было рукой подать. Парк, сосново-березовый, уютный, со скамейками и дорожками, располагал к душевным прогулкам не только меня, но и многочисленных молодых мам с колясками, и ватагу больших и маленьких собак.

Черемушки — один из самых молодых российских городков. Глядя на табуны беременных женщин и компании мам и пап с детишками, мне казалось, что рождаемость в отдельно взятой географической точке повышается. Собаки по Черемушкам бегали самостоятельные, они наскакивали друг на друга, реже задираясь, чаще мирно обсуждая что-то свое, собачье. И не тянулись рядом хозяева, а уж поводков, как у нас, просто не существовало — собаки жили свободными.

В Черемушках в здании управления приходилось часто обсуждать результаты наших наблюдений и сравнивать их с проектными расчетами с главными инженерами проекта. Седой невысокий Александр Иванович покорял меня доброй улыбкой, приятного тембра голосом, а главное, умением слушать и сопереживать. Основными чертами его характера были скромность и доброжелательность. Глядя на него, никак не думалось, что он является главным инженером проекта уникального сооружения. Проектировщика Саяно-Шушенской ГЭС я бы сравнила с архитектором уникального здания, например с Росси или Гауди. Правда, плотина — дитя коллективное, но среди отцов лишь кто-то один несет ответственность за воплощение проекта в жизнь. У саянской плотины было последовательно четыре отца, первые три нарисовали и рассчитали ее на бумаге и не увидели плода своего творчества в реальности (один из них умер, другой живет в Канаде). Воплощать в жизнь, переделывать и доводить до совершенства в течение уже 17 лет, начиная с 1972 года, выпало на долю деликатного и спокойного Александра Ивановича. Например, в ответ на русский мат он обычно молчал, хотя в душе бушевал шквал эмоций. Взрывался он крайне редко, я, по крайней мере, не слышала о таких взрывах. Некоторые упрекали ГИПа в отсутствии бойцовских качеств, мол, не всегда отстаивает проектные решения, идет на поводу строителей и дирекции. Но они забывают, как трудно противостоять атаке уж больно энергичных строителей (у них в руках финансы, за ними ЦК КПСС) и директора ГЭС (он кого хочешь забьет)!

В свой адрес за все годы знакомства с 1980 г. я видела добрую улыбку и человеческий интерес к персоне не столь выдающейся.

После обсуждений по дороге в гостиничный дом Александр Иванович вдруг говорил:

— Ольга Гедальевна, приходите вечером на скромный чай.

— Хорошо, к вашему скромному чаю принесу свой скромный сахар.

Я поднималась в квартиру выше этажом, где жил Александр Иванович. Мы сидели, действительно, за более чем скромным, без излишеств чаем и обсуждали не саянские дела, от них хотелось отдохнуть, а чаще мои путешествия по странам и континентам. Главный инженер, который половину жизни проводил в Гидропроекте в Ленинграде, а другую — на любимой плотине в Сибири, внимательно слушал мои живые рассказы о Европе и Арктике, Израиле и Камчатке. Он в ответ образно описывал воскресные прогулки по лабиринтам Саяно-Шушенских галерей.