День рождения (сборник) - Марголина Ольга. Страница 29

— Для меня лучший отдых — в воскресенье, когда никого нет, погулять по галереям плотины. Воды внутри, конечно, многовато, но я-то в болотных сапогах. А подчистим всё, и будет как на Невском проспекте.

— Вы один не боитесь заблудиться?

— Что вы, — смеялся он. — Я их проектировал, хожу как у себя в квартире.

— Мои девушки тоже знают галереи, как облупленные, а месяц назад не нашли вход в цемпотерну — оказалось, что его зацементировали.

— Ну, это ЧП, такое случается крайне редко.

— Скажите честно, вы за столько лет ни разу не упали в воду, как я недавно при испытании водобойного колодца?

— За водобойный колодец я чувствую свою вину, но об этом мы поговорим в следующий раз.

Через час душевной беседы я спускалась к себе, еще раз поражаясь самоотдаче и увлеченности своим делом этого славного дядьки. Я так не могу, мне хочется объять необъятное, в ущерб каждому отдельно взятому элементу этого самого необъятного. А такие люди, как он, всего себя без остатка подчинили одному и получают от этого единственного полное удовлетворение. Не зря он мой «любимый мужчина», ветреные женщины чаще преклоняются перед подобными однолюбами.

— Лена, кажется, ты рвешься выступить?

— Прежде чем я выскажусь о своем любимом мужчине, отдам дань уважения интеллигентной женщине. Мы с Ольгой Гедальевной в Черемушках встречаемся не часто, у нас разные предметы исследований. Но я наблюдала за ней осенью 1987 года на Ингури ГЭС во время очередной «Школы передового опыта в области эксплуатации объектов энергетики». Мы там все выступали с докладами, от нас были мы с Шушариным, от ВНИИГа — эта ученая дама. Я слушала ее доклад об автоматизированном контроле фильтрации, в котором автор не оставила камня на камне от идеи автоматизации. Как сейчас помню, она объявила, что каждый отсчет, снятый по экспериментальной группе приборов, нуждался в проверке, поскольку показывал чушь собачью. Так и выразилась. И добавила, что приходилось спускаться на 100–200 м в потерны, влезать в скважины и проверять, в чем дело; кроме того, регулярно поверять датчики в институте метрологии, после чего снова подключать под давлением иногда в 20 атмосфер.

Ее доклад заинтересовал многих. Причем она аргументировала невозможность прогресса со знанием дела, отвечала на каверзные вопросы и, кажется, убедила народ. Кстати, вы, фильтрационщицы, согласны с мнением автора доклада?

Хорошо, за столом об этом не будем. Но обязательно позже обсудим.

Лена Шахмаева была гордостью коллектива сотрудников ГЭС. Еще бы, она единственная из инженеров, а их на ГЭС насчитывается не один десяток, писала диссертацию и была на дружеской ноге с компьютером и докторами наук. Молодой специалист, она приехала из Москвы, полная благородных идей способствовать строительству уникальной плотины, рождение сына и развод с мужем никак не погасили энтузиазма, даже, наоборот, подстегнули к трудовым подвигам. Она чувствовала сооружение как никто другой и могла заткнуть за пояс любого доктора наук. Но ладила не со всеми, поскольку, будучи человеком решительным и бескомпромиссным, резала правду-матку в глаза. Стать свою носила гордо, худеть не собиралась. «Хорошего человека должно быть много!» — это именно про Лену. Она продолжила.

— Теперь про мужчин. Шушарин — это не мой любимый мужчина, вы знаете. Но если я вспомнила Ингури, то он там выступал и, как все, должен был за десять минут изложить тезисы. Он рассказывал о жизни уникальной плотины нудным тихим голосом, водя указкой по ярким плакатам. Плакатов висело пять. Когда он перешел ко второму плакату, прошло десять минут (я засекла), следующий плакат занял еще десять минут… Слушатели зевали и переговаривались между собой. Председательствующий, крупный грузин Месхи, зычным голо сом обратился к нему:

— Дарагой товарищ докладчик, вы выходите из регламента.

Но докладчик и бровью не повел, как ни в чем не бывало продолжал в том же темпе.

После третьего плаката народ принялся кашлять. Но Александр Дмитриевич продолжал и закончил, недовольный собой и другими на 45-й минуте, когда все рисунки были пояснены. Впрочем, вы его хорошо представляете. Ольга Гедальевна его знает не так хорошо.

— Может быть, но тогда на мой вопрос, почему он не перестроился в процессе доклада, Александр Дмитриевич ответил:

— Перестраиваться в процессе чего-то не для меня. Я тугодум, вы же знаете. Нечего было приглашать меня, пусть бы делали молодые и быстрые.

А я тогда вспомнила, как оказалась как-то с ним на параллельной лыжне во время отдыха. И сказала:

— Помните, как вы неслись по лыжне в пансионате?

Он улыбнулся застенчиво:

— Это же на лыжне, а не с указкой перед аудиторией.

Возможно, что Шушарин и по лыжне не бежал, а шел в спокойном темпе, высокий, нескладный дядька в лыжном костюме. А перегнал он меня потому, что я еле-еле тащилась. Все в мире относительно, как относительна его дотошность в работе, кажущаяся занудством людям неглубоким и поверхностным.

— Лена, кто же тогда для тебя пример Мужчины с большой буквы?

— Пожалуй, Виктор Булатов, он ученик Шушарина, тоже сибиряк. Он крепко стоит на ногах, желает не только поучаствовать во всех делах, но и возглавить каждое из них. И делает это здорово. Вспомните — гаражный, потом строительный кооператив, садовое товарищество, наконец, наша большая лаборатория гидротехнических сооружений Саяно-Шушенской ГЭС, которой он руководит много лет.

Я представила Лениного героя. Молодой, довольно крупный, приятной наружности, с доброжелательной хитроватой улыбкой на лице, он нравится женщинам лаборатории и директору. Виктор поначалу решал все научные проблемы сам, но вскоре понял, что реальные проблемы намного сложнее тех, к решению которых их готовили в институте, и стал прислушиваться к мнению кандидатов и докторов наук. Теперь он легко контактирует с учеными, дает одним рецензировать работу других и наоборот, таким образом получая оптимальное решение. Слушая тех и других, поступает он все-таки по своему разумению.

Надо идти в ногу с веком! Он грудью отстаивает право на приобретение новой оргтехники, новых приборов, новых методик, способствующих укреплению любимой плотины и вверенного ему женского коллектива.

Жить надо лучше! Причем начинать улучшение жизни следует с себя, поэтому его машина, его дом, его дача должны быть самыми-самыми, его дети, его родня должны иметь самое-самое. Об этом глава семьи неукоснительно заботится. Он всегда в движении, но по трупам не ходит: все происходит мирно, почти без конфликтов, с улыбочкой.

Богатею я — богатеет государство! Он не забывает о друзьях и сослуживцах, поэтому рядом с жизнерадостным Виктором многим становится комфортно и появляется надежда. Пока есть на свете подобные деятельные люди, можно рассчитывать на свет в конце туннеля.

Так по его инициативе родился и вырос дачный кооператив. В нем Виктор ближайший сосед моей приятельницы Татьяны.

— Ольга Гедальевна, сегодня после работы приходите ко мне, поедим и отправимся на дачу!

Так случалось в летний сезон раза два-три в неделю, благо дача находилась в десяти минутах езды на рейсовом автобусе, обычно довольно свободном. Шел он вдоль левого берега Енисея, сосновый лес перемежался с березовым, долина, узкая после Черемушек, через десяток километров расширялась, и холмы отступали вглубь массива. Вот здесь, на некогда лесистых холмах, и были освоены участки членами коллектива Саяно-Шушенской ГЭС. Сады размером от четырех до шести соток с маленькими домиками, поскольку мало кто жил в них, лепились близко друг к другу, но народ с удовольствием работал на земле, выращивая диковинные урожаи помидор, ягод и плодов. Не надо забывать, что Саяны находятся на широте Орла и Тамбова. Уезжала из командировки я нагруженная банками с вареньями и соленьями из Татьяниного сада. Сколько я перетаскала даров природы из ее сада и сколько посадочного материала в свой молодой сад, ни в сказке сказать, ни пером описать! Войлочную вишню и багульник, смородину и сливу, малину и облепиху. Молодые саженцы выкапывал Роберт, Татьянин муж и мой коллега. В один из последних приездов он растрогал меня донельзя, притащив из леса в мешке три маленьких сибирских кедра.