Снежный ком - Чехов Анатолий Викторович. Страница 37

Мы с Павликом посмотрели друг на друга, потому что подумали сразу об одном и том же.

— Помнишь?

— О чем это вы? — спросил папа.

— Тетя Клопа и еще другие женщины носят еду бездомным кошкам к подвалу нашего дома, — сказал Павлик.

— А бабушка с Клавдией Ивановной на Преображенке тоже, — добавил я. — Они там толпой сбегаются, а в подвалах на теплых трубах отопления зимуют.

— Ну вот видите, есть все-таки добрые люди, но это же единицы.

— Мы тоже единицы, — сказал Павлик. — И я кошкам еду носил, хотя люблю больше собак.

— А нужны единицы с нулями и не с двумя, а с тремя, четырьмя, да еще такие, чтобы по-государственному думали о живых существах: у каждой домашней животины должен быть настоящий хозяин…

— Пойдемте отсюда, дядя Петя! — несмело попросил Павлик.

Я молчал, хотя мне тоже было невмоготу.

— Ну вот, теперь можно идти, — сказал папа, — если уяснили, что тут происходит…

Подавленные и расстроенные, мы двинулись по тропке, направляясь к автобусной остановке.

С чувством облегчения и какой-то смутной вины, что у нас есть дом и тепло, вкусная еда и ласка родных, — вскочили мы в освещенный автобус и даже вздохнули, словно избавились от кошмарного сна.

Здесь была жизнь, электрический свет, люди, привычно попахивало бензином, выхлопными газами… А позади остались в темноте сотни бездомных голодных кошек…

На одной из остановок вышли из автобуса, спустились в метро. До самого дома ехали молча. Сначала проводили Павлика, потом вошли с папой в нашу разгромленную квартиру.

— Давай спать… — предложил я папе, но, когда мы разделись, долго еще никак не мог уснуть. Передо мной стояли тоскующие глаза худого, в клочьях свалявшейся шерсти Неро. С визгом и страшным рычанием дрались собаки на свалке. Со всех сторон из темноты надвигались горящие глаза кошек…

Все как прежде

Вторую неделю мы с мамой живем у бабушки. Папа уехал в командировку, а может, и не уехал, но уже двенадцать дней я не вижу его.

Дома идет ремонт. Дядя Коля его уже заканчивает, скоро позовет нас в чистую, красивую квартиру. Квартира-то красивая, а вот дела в нашей семье… Если бы папа и мама не поссорились, папа наверняка не уехал бы. Может, он и не уезжал, а, как намекнул дядя Коля, ночует иногда в стройконторе, а иногда дома. Но почему папа не хочет встретиться со мной? Я-то с ним не ссорился?

Мама с того самого дня не улыбается. Ходит, как сказала бабушка, «будто в воду опущенная». Сейчас мама в школе, бабушка ушла в магазин, я сижу у окна в бабушкиной комнате, делаю уроки, смотрю на улицу, по которой, отворачиваясь от осеннего ветра, торопливо шагают куда-то одетые по-осеннему прохожие. Грустные мысли лезут мне в голову.

Я уже перестал надеяться, что Васька не задохнулся в дыму, когда у нас сгорело одеяло, что он сумел куда-то спрятаться или откуда-нибудь опять забежал в свою норку под мойкой в кухне… Но планку-то под мойкой мы с папой прибили!.. А лучше бы ее и не прибивать…

На всякий случай я иногда заходил к работавшему у нас дяде Коле, потихоньку от всех раскладывал в кухне возле мойки и в комнате у папы кусочки съестного: мелко нарезанные яблоки, колбаску, хлеб, чищеную морковку, сыр. Но никак не мог понять, то ли дядя Коля выметает все мое угощение, то ли его находит кто живой?.. А вдруг Васька?..

Мама даже заинтересовалась, с чего это я зачастил домой? И решила, что я или к Павлику бегаю, смотреть рыбок или попугаев-неразлучников, или захожу к дяде Коле навестить попугая Жако. Мама просто не знала, что моего Жако у дяди Коли уже нет. Тетя Маша тут же «сплавила» его за пятерку Жизнерадостному Серене. Теперь Сереня, как только выпьет и сам уже не может ругаться, с удовольствием слушает моего Жако, поддакивает ему, одобряет… В общем-то Жако пристроен… Но не для того же он родился таким красивым, чтобы в запущенной комнате всякими скверными словами пьяного Сереню ублажать…

И вот уже три дня, как дядя Коля закончил ремонт, а это значило, что всем моим надеждам пришел конец: последнюю неделю дядя Коля покрывал наш паркет ужасно вонючим лаком, таким ядовитым, что не только маленький хомячок, а и огромный слон там задохнется, даже если выставит свой хобот в открытую форточку и будет дышать чистым кислородом из Тимирязевского лесопарка.

Не в силах избавиться от этих грустных мыслей, я все смотрел и смотрел на улицу, наблюдая за прохожими.

Пробежали, толкаясь и разговаривая, какие-то школьники. Ранцы у них за плечами — наверняка первоклашки…

Какой-то толстый парень остановился напротив моего окна, машет руками, как будто делает зарядку. Вот тупарь! Кто же делает зарядку на улице в такую погоду?.. Постой-ка! Так это же Павлик! Павлик Бояринцев! Мой лучший друг, неизвестно как попавший в эти далекие края.

— Ура! Павлик пришел! Павлуха к нам пришел! — заорал я, взбираясь на подоконник. Какое-то предчувствие подсказывало мне, что не зря же он появился перед окнами бабушкиной квартиры.

Я открыл форточку и закричал во весь дух:

— Павлик! Павлуха! Ты чего там стоишь? Забыл, где я живу? Давай сюда! Первый подъезд, второй этаж, квартира сорок!

Павлик увидел меня, заулыбался и даже махнул мне рукой, но идти ко мне в первый подъезд на второй этаж отказался.

— Ты иди! — крикнул он. — Да поскорее!

Павлик все оглядывался на мои окна, направляясь за угол, где у нас была троллейбусная остановка. Вот он скрылся из вида, потом еще раз выглянул и снова нетерпеливо махнул рукой.

Чего это он там прячется?

Я схватил шапку, замотал шею шарфом, накинул на плечи куртку и со всех ног бросился на улицу.

У троллейбусной остановки за углом с ходу налетел на Павлика, который как будто нарочно ждал меня здесь.

— Здоров. Ты чего прячешься?

— Привет, привет! — ответил Павлик и загадочно улыбнулся. — А чего я прячусь — секрет, — сказал он.

И тут я почувствовал, как кто-то сзади взял мою голову большими ладонями. Я обернулся и замер от удивления. Передо мной стоял папа и улыбался.

— Ура!.. Папка!.. Папа приехал! — завопил я во все горло. Павлик мне помогал.

— Тихо вы! — весело улыбаясь, остановил нас папа. Он протянул нам с Павликом по кульку конфет.

— Ты надолго приехал? Опять не уедешь? А объект тебе к новому году сдавать?

— Надолго приехал, — успокоил меня папа. — И объект мне к новому году сдавать…

Павлик в это время запихнул конфету в рот и сказал:

— Поехали ближе к дому, а то мне еще уроки учить.

— Ладно, поехали, — согласился папа. — Раз уж Павлик со мной сюда приехал, давай и мы его проводим. Заодно в Тимирязевском лесопарке погуляем… Да!.. Совсем из головы вон! Тебе же, наверное, тоже надо уроки учить?

— Нет, пап, я уже почти выучил! Я так по тебе соскучился!

— Почти, говоришь? — переспросил папа. — Ладно… Семь бед, один ответ… Расскажи лучше, как живете, как мама?

— Живем ничего… Мама работает… — вздохнув, совсем как мама, ответил я.

— В Париж не собирается? А то, может, в Лондон?.. Или к ней кто-нибудь из Парижа прикатил?

— Что ты, пап? Какой Париж?.. Мама целыми днями в школе: то педсовет, то предметная комиссия, то родительское собрание… А то кто-нибудь из учеников чего-нибудь натворит. Попробуй удержи в узде этих архаровцев! Так на головах и ходят…

— Это верно. В узде держать надо, — согласился папа.

Как раз в это время подошел троллейбус, мы сели в него, взяли билеты и даже удачно заняли с Павликом места возле окон: он впереди с каким-то чужим дядькой, а я — на одно сиденье подальше, но зато рядом с папой.

После троллейбуса мы спустились в метро, а потом долго ехали еще на трамвае до самой конечной остановки, откуда рукой было подать до нашего дома. Здесь уже у трамвайного кольца проходила линия электрички, за линией начинался огороженный сеткой на бетонных опорах Тимирязевский парк.