Заступа - Белов Иван Александрович. Страница 70

– Дите второе не нашли. Все обыскали, а ее нет. Домой не возвращалась. Может, в лес убежала или чудище утащило с собой?

– Ясно, – кивнул Бучила. – А почему чудовище?

– Так а кто? – удивился Мишка. – Нешто человек? Такое смертоубийство только чудище поганое сотворит.

– Че-то ты умен для жандарма! – восхитился Бучила. – Я б с тобой поспорил, кто гаже, чудища иль человек, но тут ты, Мишка, хоть и дурак, а верно подметил.

– Правда? – Мишка расплылся в недоверчивой и щербатой улыбке.

– Истинный крест. – Рух кивнул на мертвого Прокла: – На спине следы огромных когтищ, острющие страсть, мясо, как масло, пластают, и пятерня огромная. – Он приложил ладонь к покрытой морозной корочкой ране. Судя по размеру порезов, лапища неизвестной тварюги была раза в два больше, чем человеческая рука.

– И кто это был? – с придыханием спросил Фрол.

– Ща, погодь. – Бучила картинно охлопал себя по бокам. – Где же он?

– Кто? – спросил пристав.

– Да шар сраный колдунский, в него смотришь – разом прошлое и грядущее зришь, – фыркнул Рух. – А нету, дружочек мой Фролушка, у меня шарика этого и не было никогда. Оттого хер его знает, кто тут чудил. Одна надежда на свидетелей твоих. С них и начнем, а пока…

Он замер, навострив уши. В зарослях слышалось еле различимое царапанье. По спине побежала зябкая дрожь. Неужели тварь еще здесь? Затаилась, падла, и наблюдает… Рух плавно, без резких движений вытянул из-под плаща взведенный пистоль. Оружие вселило уверенность. Жандармы непонимающе хлопали глазками, но Фрол, вот великого ума человек, уже тянул из ножен тяжелый кавалерийский палаш. Бучила взглядом приказал им остаться на месте и медленно пошел в глубь нахмуренного декабрьского леса. Нет, не от храбрости великой. Просто, сука, кто-то должен был взять и пойти. Хрустела подмороженная трава, время остановилось, воздух словно сгустился. Солнце закатилось за зубчатый край, и опушка стремительно тонула в морозно дымящихся сумерках. Впереди зашуршало, Рух неосознанно прикусил губу, палец окостенел на железе спускового крючка. За сгнившим поваленным деревом чернела промоина. На дне шевельнулось, и Бучила каким-то чудом удержался от выстрела, в последний момент разглядев окровавленную, истерзанную девочку лет десяти…

Полицейский участок села Нелюдово незаметно притулился с краю Ярмарочной площади, особенно ничем не выделяясь на фоне прочих домов. Ни каменных сырых подземелий, ни специального окошка для взяток, ни пыточных, ни виселицы при входе – обычный рубленый пятистенок, каких тьма на тысячу по всем пределам Новгородской земли. Сени, заваленные хламом, комната с лавками и столом, полки с бумагами да отдельный закуток на запоре для разной буйной братии, подозрительных нищих, проституток и всяких других прощелыг, с которыми время от времени нелюдовская полиция начинала вести борьбу насколько бурную, настолько и бестолковую.

Рух по всегдашней своей невиданной скромности расселся на единственном стуле, принадлежавшем Фролу Якунину, и внимательно разглядывал выживших в резне на болоте. Софью Торопку он сразу узнал, года три назад была замешана в каком-то мелком деле о колдовстве. То ли сама ворожила, то ли рядом стояла, ни черта памяти нет. Одно точно: доказательств найдено не было, или Рух херово искал. Силантия Дымова Рух видел впервые. Вот ведь странная штука судьба: четверо померли, выпотрошены и разорваны на куски, а эти целехонькие. Что это? Везение? Стечение обстоятельств? Шутка уставшего Бога? Происки Дьявола? А бес его разберет! Жизнь как она есть, во всей своей непредсказуемой красоте.

– Меня знаете? – нарушил он тишину.

– Знаем, батюшка, как же не знать? – Софья Торопка, баба лет сорока, тощая, с редкими сальными волосами и морщинистым некрасивым лицом, нервно затеребила краешек головного платка.

– Чай не дураки, – хмуро добавил Силантий Дымов, немолодой мужик, крупносложенный, широкоплечий и весь какой-то помятый.

– Тогда сразу к делу. – Бучила навалился на стол. – Что случилось на болоте, чего видели и от чего бежали?

– Страху, страху, батюшка, натерпелись, – заголосила Софья. – Зачем, зачем поперлись на топь? А я говорила! А я предупреждала! А кто меня слушал?

– Я тя щас ударю, – оборвал поток бабьей говорливости Рух. – По делу давай, без затейливых предисловиев. С того момента, как все по махерке пошло.

– Это я мигом. – Баба как-то сразу приняла деловой вид. – Мы, значит, журавиху собираем, ее на болоте тьмущая тьма, все от краю до краю красно…

– Ты очумела, что ли, совсем?

– Прости, Заступа-батюшка, прости, – ахнула Софья. – Не знаю, как и начать, прости дуру грешную, мыслишками путаюсь. Рядом со мною Фроська Копытова ягоду брала, ох и спорая баба… Все-все, поняла, опять не туда свернула… Так я краешком глаза смотрю, нету ее, только была и нет. Ну мало ли, может, до ветра пошла за кусток. Опять смотрю: стоит Фроська среди деревьев, теперь далече уже, саженях в полста. И машет, значит, рукой. Призывно так. Присмотрелася я и обмерла. Фроська-то не стоит, ноги до земли не достают, будто парит и перебирает ими тихонечко. А сзади, в зарослях, я и не углядела сначала, чудище, высотой чуть не с избу и собой горбатое, черное аки смоль и Фроську за шею лапищей держит и мне, что ли, как бы показывает. А потом раз – и пропало рывком и Фроську с собой унесло. Ну я клюкву бросила, хай с ней, с клюквой проклятой, подол подобрала и тикать. Только у ворот и опомнилась.

– Чудовище, выходит, не разглядела? – без особой надежды уточнил Рух.

– Не разглядела, батюшка, – истово тряхнула космами Софья. – Чудище за елкой пряталось и все какое-то, не знаю, расплывчатое было. Я и видала-то его самую чуть.

– И ты не видал? – спросил Бучила у молчаливого Силантия.

– Может, видал, а может, и нет, – неопределенно пожал плечами Дымов. – Прокл покойный, царствие ему небесное, на другой стороне поляны караулом стоял, и видел я, как из зарослей выскочила тварища, вся в шерсти, как жопа у Сатаны, сцапала его и утащила, я моргнуть не успел.

Он снова примолк, бездумно глядя куда-то Руху через плечо.

– А потом? – спросил Бучила.

– А потом я сбежал, – без обиняков признался Силантий.

– Струсил?

– Струсил, – с вызовом ответил мужик и впервые посмотрел Руху прямо в глаза.

– Ну ничего, со всеми бывает, сам грешен, – ободрил Бучила.

– Убежал, а потом вернуться хотел, не гоже ведь так. А все одно страх пересилил. Кто я такой? Пахарь и пахаря сын, куда мне со зверем лютым тягаться? Одно дело перед бабами с самострелом выхаживать, когда никакой нечисти в помине и нет, и совсем другое, когда… эх. – Силантий очень хотел, чтобы ему верили. Верили и не судили.

Бучила смотрел на Дымова с невеселой усмешкой. М-да, а что он мог сделать? Героически сдохнуть? Кто знал, что вблизи села появится настолько сильная и злобная тварь? Да, балуют по мелочи русалки и лешаки, играют с людишками, бывает и до смерти, но в чащах и дубравах своих, куда человеку по старому закону хода как не было, так и нет. Кто туда забрел, сам, почитай, виноват. К жилью не суются, детей не воруют, скотину не портят, чтут с Заступою уговор. И всем хорошо. Но ведь нет, сыскалась какая-то мразь.

– Черт энто или диавол. – Софье надоело молчание. – Рога у него были и хвост.

– Угу, и вилы, – хмыкнул Бучила. – Ты его вроде не видела толком, а тут уже и рога, и хвосты.

– А рога видела, – уперлась баба. – Силантий, скажи.

– Не было рогов, – мотнул бородой Силантий. – А может, и были. Я врать не буду.

– А я, значит, вру? – Софья аж подпрыгнула от возмущения.

– Не трожь ты меня, – беззлобно отозвался Силантий. – Я теперь себя не прощу, Евдокиюшку мою ненаглядную сгубило чудище поганое, ее и всех остальных. А я живой, сижу тут, лясы точу. А они лежат. Дети-то махонькие совсем. Девчонки-соплюшки.

– Одна девчонка живая, – успокоил Бучила.

– Живая? – ахнул Силантий.

– Наталья Клюева из леса обратно на болото выползла, – пояснил Рух. – Пораненная сильно, обмороженная, в чем душа держится – сам не пойму. У лекаря сейчас, даст Бог, обманут костлявую.